Павел Глазунов еще спал в своей однокомнатной квартире, доставшейся ему от отца. Тот бросил жену и сына двадцать пять лет назад и уехал искать счастье в Москву, где и помер от инфаркта. Квартира досталась сыну.

«Кто бы это?» – сквозь сон подумал Павел, нащупал телефонную трубку, даже не открывая глаз, поднес к уху и, повернувшись на бок, сонным голосом пробурчал:

– Алло, слушаю!

– Как ты, жив-здоров? – услышал он голос, который узнал не сразу.

– Кто это?

– Своих уже не узнаешь?

– Кто это? – переспросил Павел, тряся головой.

Две недели он уже не пил, денег не было ни копейки, да и желания тоже.

– Это я, Шурик.

– А-а, – облизнув пересохшие губы, выдавил из себя Павел. – Чего звонишь ни свет ни заря?

– Встретиться надо.

– А, – услышал в ответ Шурик и хлебнул чая с лимоном, – встретиться, конечно, можно, только я к тебе приехать не могу.

– Это еще почему?

– Поиздержался, денег ни копья.

Шурик на другом конце крякнул с явным удовольствием, словно по-настоящему обрадовался, что Павел Глазунов находится в бедственном состоянии.

– Так я тебе денежкой немного помогу. Работа на горизонте замаячила.

– Оно неплохо будет, – Глазунов уже сидел на диване и рассматривал ногти на пальцах правой руки, левой скреб небритую щеку.

– Когда свободен будешь?

– Я все время свободен, – честно сказал Павел.

– Тогда давай часиков в одиннадцать посидим на воздухе, поговорим. У вас там еще кафе «Отдых» работает?

– Работает, только у меня в нем кредит исчерпан.

– Не беда, – сказал Шурик. – Значит, договорились?

– Хорошо, – сказал Павел, кладя трубку и потягиваясь.

Он принял душ, выпил чашку чая с куском хлеба и ломтиком засохшего сыра, завалявшегося в отключенном холодильнике. Надел свежую майку, выстиранные джинсы. На майку клетчатую рубаху, а на голову натянул клетчатую бейсболку, повернув ее козырьком назад – так, чтобы шрам на лбу не был виден. Надел темные очки – старые и поцарапанные, разбитые кроссовки и направился на встречу.

Шурик подъехал на «Опеле», пыхтя, выбрался из салона. Его грузное тело вздрагивало, живот покачивался. Он махнул рукой, подзывая Павла к себе.

– Выглядишь ты ничего.

– В смысле? Ты что, меня фотографировать собрался? – засмеялся Глазунов.

– Я слыхал, у тебя неприятности были?

– У кого их не бывает? Без неприятностей только покойники живут, да и их черви едят, не к столу будет сказано. Чуть мотороллер свой с будкой не продал. На стоянке за него уже второй месяц не плачено.

– И эту проблему решим. Ты мне нужен. Пошли присядем.

Они сели за дальний столик под зонтик.

– Тебе чего заказать? – спросил Шурик.

– Порубать чего-нибудь и пивка литр.

– Хорошо.

Себе Шурик заказал бутылку минералки без газа, а собеседнику отбивную с салатом и два бокала пива. Когда все стояло на столе и Павел уже сделал первый глоток холодной золотистой жидкости, хмыкнул от удовольствия, Шурик его остановил.

– Погоди хлебать, вначале послушай меня.

– Со слухом у меня порядок. Я, когда ем и пью, неплохо слышу. Все остынет.

– Как знаешь. Дело есть, – подавшись вперед, прошептал Шурик, поправляя очки в старомодной оправе, но сегодня, в начале третьего тысячелетия, выглядевшие довольно стильно.

– Я слушаю, слушаю, говори, – жуя кусок мяса и запивая его пивом, поторопил собеседника Глазунов.

– Есть хорошая работенка, как раз по профилю, если, конечно, ты квалификацию снайпера за последнее время не потерял.

Павел перестал жевать, отложил вилку с ножом, вытянул перед собой обе руки – пальцы почти касались стекол очков Шурика.

– Что ты видишь? – спросил Глазунов.

– Руки вижу.

– Свои вытяни.

– Это еще зачем?

– А затем, что они у тебя дрожат, как осиновые листья, а у меня нет.

– Вижу.

Пальцы Глазунова с коротко обрезанными толстыми ногтями были неподвижны, словно это были руки манекена, а не живого человека.

– А вон туда посмотри, направо. Видишь желтый автомобиль? – Метрах в ста у светофора стоял желтый микроавтобус «Мерседес». – Номер видишь?

– Да ты что, с ума сошел? Кто ж его разглядит.

– А я могу. – И Павел назвал номер.

Шурик не поверил, что такое вообще возможно. Но автомобиль тронулся, а когда проезжал мимо железного заборчика, ограждавшего площадку кафе, Шурик довольно крякнул: номер совпадал с тем, который назвал Павел.

– И глаз видит, и руки не дрожат, понял? А ты говоришь, не в форме. Кого вальнуть надо?

Пятидесятилетний грузный мужчина хмыкнул.

– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

– Как, ты не знаешь, кого?

– Не знаю и знать не хочу. Вроде троих с одной точки.

– А сколько? Когда? Где?

– Сразу на все вопросы или можно по очереди? – отозвался Шурик.

Перед ним на столе лежали два мобильника. Оба телефона были не из дешевых – очень надежные аппараты.

– В ближайшие пару недель из дому не отлучайся. Я все узнаю и дам тебе сигнал, скажу, кого, где и когда.

– Конечно, ответы интересные. А теперь к первому вопросу: сколько?

– Пятерки хватит?

Глазунов вместо ответа снял бейсболку, положил ее себе на колени, оперся о стол локтем, пристально и долго смотрел в лицо Шурику.

– Ты что, за лоха меня держишь, приятель? Я в своем деле профессионал, я две войны прошел. Я стольких на тот свет отправил…

Похожие разговоры у диспетчера Шурика и у людей, которых он нанимал для «мокрых» дел, происходили почти всегда, он к ним привык. И ни колючие взгляды, ни ехидные замечания его нисколько не обескураживали. Но заказ был действительно серьезный, и упускать его, а тем более провалить Шурику не хотелось. Он понимал, если Артист лично к нему приехал, значит, и спрос с него будет полный. Да и в деньгах криминальный авторитет не поскупился, торговаться не стал.

– Твоя цена?

– Десять, – коротко сказал Павел, наколол на вилку кусочек хлеба и принялся вымакивать жир из тарелки.

– Ты меня обдираешь.

– Ну не до мяса же? Ты меньше пятнашки не зарядил, – немного повеселев, произнес Павел и подозвал официанта. – Пачку «Кэмела» и зажигалку, приятель, подгони.

Он уже почувствовал себя человеком с деньгами, который может позволить себе самонадеянно разговаривать с официантом и самостоятельно делать заказы.

– Сейчас штуку, перед делом четыре, после дела пять. И искать меня не надо, я тебя сам найду, идет?

– Хорошо, – сказал Шурик.

– И еще. Инструмент и транспорт, естественно, твои, на пушку я тратиться не собираюсь.

– Э, нет, давай пополам, – ответил Шурик.

– Нет, – покачал головой Глазунов, – если хочешь, чтобы все было хорошо, инструмент должен быть исправный, я его проверить должен. Я же не дурак подставиться.

Шурик кивнул, соглашаясь с аргументами Павла.

– А ты вообще давно стрелял?

– Такие вопросы задает следователь или тренер. Но так как ты, Шурик, не следователь и не мой личный тренер, то отвечать я не стану. Уж извини. Деньги давай.

Шурик вытащил из сумки свернутую в трубку и схваченную аптечной резинкой тысячу долларов, передал ее прямо в руку Глазунову.

– И заплати за жратву. Мне еще поменять деньги надо.

Разговор был закончен. Глазунов поднялся, подмигнул Шурику, который был старше его на семнадцать лет, и, легко перепрыгнув через железное ограждение, зашагал к обменнику. За квартиру не было уплачено месяца за три, а в почтовом ящике лежала квитанция и за четвертый, Павел видел ее через дырочки каждый день, но доставать не спешил. Оплачивал только телефон, чтобы не отключили. Но теперь у него появились деньги, и он почувствовал себя относительно спокойно.

«Правду люди говорят, – заходя в обменник, подумал он, – будет день, будет пища, и утро вечера мудренее. Вчера настроение было ни к черту, а сегодня все изменилось. И погода хорошая, и настроение лучше некуда. Накуплю продуктов, наведу в квартире порядок и буду ждать», – подфутболивая с тротуара пустую пластиковую бутылку, в радостном возбуждении думал Павел Глазунов.