— Мы поженились. У нас будет ребенок. — Она тщетно старается скрыть гордость.

Наркошка — и ребенок. Но тогда, выходит, она завязала? По крайней мере пока беременная.

— Поздравляю, — улыбнулся Михал. Однако иронию скрыть не сумел. Слишком много он знал про Дашу. Слишком много для того, чтобы удивиться, как же ей все-таки удалось бросить. Это ведь не в первый раз. И не с первым.

— Я за проигрывателем пришел и за пластинками.

— Жаль, — улыбнулась Даша.

— Ключи принесет Ева, вместо свадебного подарка. — Михал еще раз отвел душу.

А я ведь хамлю.

— Спасибо за приют, — сказал он самым искренним тоном, на какой был способен. Ощущение неловкости, как до появления в коридоре Даши, давно прошло.

А чем все могло закончиться, не будь у нас тогда этой квартиры? Хуже, чем сейчас, вряд ли.

Деньги, деньги, деньги. На какие шиши обставляться? Как вообще дотянуть до получки? Никто не тратит столько, сколько зажатый в дозе торчок. Мизерная зарплата помощников землемеров в геодезическом институте. Зато можно работать вместе. Да еще на воздухе. Никаких канцелярий с ордой болтливых теток или заводских цехов с вечным шумом машин. Но чем холоднее на улице, тем меньше все это радует.

— Можно сварить еще пару раз для Гонзы. Хоть какие-то бабки перепадут.

— Брось. На фига тебе эта реклама? Попрут сюда целыми косяками — снова сгорим.

Продать проигрыватель. Тысячу двести на руки. А потом?

Денег катастрофически не хватает.

— Я знаю одну девчонку. Она не наркоманка. Тоже из Богниц. Но не по принудиловке. Просто нелады в школе. Так она всю дорогу у меня выспрашивала, что да как, и просила хоть раз дать попробовать кайфа.

Уголовный антиобщественный элемент, вспомнился Михалу термин тюремного врача. Это называется втягивать в свои делишки все новых и новых людей.

— Про это забудь. Надо как-то перебиться до получки.

Только все завертелось снова. Да еще каждый вечер два-три звонка в дверь. Ребята из команды. Выпрашивали кайф. Или предлагали достать сырье. Всего за третью долю с варки.

Посылал Гонза? Не он ли подсунул Зденеку в ящик стекло с морфой? Знал, что тот при деньгах и можно будет доить, когда он снова начнет ширяться?

Ну и что нам еще светит, кроме той богницкой телки, если придется варить втихую, а не на всю Прагу? Одна доза ведь не повредит. А много мы ей и сами не дадим. Не дураки. Да и болтушка для нее слишком жирно. Хватит и тех колес, что я спер когда-то у Гонзы. Ну, поимеет с них парочку глюков, а поутру, конечно, шизуху. Вероятность втянуться с одного раза почти нулевая.

Они пробирались вверх по Вацлавской. Спешащие люди задевали друг друга коробками с рождественскими подарками. Рождество. Получить бы под елочку пару дозняков. Только где же такой Дед Мороз? Хлюпающий снег и противный мокрый ветер. И дома холод, почти как на улице. Был бы кайф — тогда все нипочем. А так? В мороз ведь рефлектором не натопишь. Были бы деньги, пошли бы в бар, хоть погреться немного, если уж не наскребли сотню-другую на уголь. Не исключено, что эта герла нас куда-нибудь позовет. Если ей в самом деле хочется попробовать.

Они забрались в телефонную будку. Осталось только позвонить боженьке.

Сырая вонь промозглого дыма, тухлых окурков и столетней грязи. Обшарпанный телефонный справочник. Трубка, потрескавшаяся от разговоров наших предшественников. Даже ко рту подносить противно.

Зато ветер не пробирает.

— Похоже, вот это, — таращится Ева в справочник. — Добрый день, позовите, пожалуйста, Клару Коларжеву. Кто говорит? Это ее одноклассница. — Ева подмигивает Михалу. — Алло? Клара? Это я, Ева… Ну, из Богниц… Ну да, я тоже рада. Хочешь с нами встретиться? Сейчас сможешь? В пассаже Люцерны.

— Надеюсь, бабки она не забудет, — ворчит Михал, пока Ева вешает трубку. На него вдруг накатывает мрачное предчувствие. — Каждый новый человек — больше шансов засыпаться.

— Не дрейфь. Тут верняк.

Будем надеяться. Но главное, других вариантов-то все равно нет.

А что, если и после этого у нас были какие-то шансы? Хотя, пожалуй, в последний раз.

На лице Евы удивление, смешанное с недоверием. Не забуду его, даже когда совсем отшибет память.

— Михал, у меня ничего нет. Прошло четырнадцать дней. Вдруг у нас будет ребенок?

— Не дури.

— Ты только представь себе. Нормальная семья.

— А почему бы и нет?

— Ты что, спятил? — опешила Ева.

Михал схватил ее за плечи. Ничего не хотел он теперь больше, чем этого.

— Придется тебе завязать. Кончено.

— Михал, дурачок!

Никого и никогда я не любил больше, чем Еву в тот миг. Моя мадонна. Мое искупление.

В тот же вечер мы выбросили в мусорное ведро все склянки и катализаторы. От греха подальше.

Сколько это продолжалось? Месяц, два?

И Клару тогда мы сумели отшить, стоило ей опять у нас появиться. Если бы все этим и кончилось, ее родители вряд ли бы стали катить на нас бочку.

Ева в крови на полу.

— Что? Что случилось?

— Вызывай «скорую», Михал.

— Скажи, что случилось? — Прилив ярости. Ничего не выходит. Ничего!

— У меня выкидыш. Не видишь?

Вижу. Но вижу и другое! Суженные зрачки!

— Ты вмазалась!

Ева снова скорчилась и зарыдала во весь голос.

Я обнимаю ее, руки перепачканы кровью.

— Кто тебе дал эту дрянь?

— Гонза.

— Ну и подонок!

— Он сказал, что это отличное средство, — сквозь рыдания выдавливает Ева. — Совсем слабенькое. Новый рецепт. Что мне это никак не повредит.

«Скорая» с включенной сиреной. И вот уже Ева снова исчезает! А с ней и все остальное. Я убью его! Изувечу!

Михал прошел по Вацлавской, а оттуда вверх на Виноградскую, где жили Юришты.

Пани Юриштова с огоньком ненависти в глазах:

— Чего тебе надо? В прошлый раз вы его чуть в тюрьму не упекли, так теперь хватает наглости сюда являться?

На этот раз у Михала определенно сдали нервы.

— Значит, так, чтоб вы знали, ваш замечательный сыночек — просто скотина. Ублюдочная, тупая, сволочная скотина! — заорал он на весь дом. И устало добавил: — Вы одна до сих пор думаете, что он святой!

Господи, для чего я все это говорю?!

— А вы кто такие? — Пани Юриштова бросилась в наступление. — Дряхлые развалины. Это вы его всему научили. Бандиты! Он летом начал работать спасателем. Даже тонущего ребенка спас! Отлично себя проявил. А вы опять стали лезть к нему, прямо на пляж: В лодке посреди озера своей дрянью кололись! И все раскрылось. Снова втянули его в это болото. Понимаешь? А самим хоть бы хны! Неплохо, да? Вот она справедливость! И после этого ты еще смеешь его оговаривать? Да он страдает за всех вас!

Это уж точно, подумал Михал.

И нечего тут лясы точить.

— Где он?

— Так я тебе и сказала! Мальчику даже из дома пришлось уйти, чтоб вы от него отстали. Ненавижу тебя, понял? Всех вас! Вы ему жизнь поломали. И мне тоже. Пошел вон! Глаза бы мои на тебя не смотрели! Вон, а то милицию вызову!

Михал сбежал по лестнице. Подлец, бандит и наркоман, который поломал судьбу несчастному соседскому мальчику. Как бы не так! В этом доме прекрасно знают, что Гонзик Юришта такой же негодяй, как и те, кто сюда шляется. Такой же? Нет, самая лживая скотина из всех.

Михал шарахнул за собой дверь подъезда.

— Кто?

Голос незнакомый. Михал немного опешил. Но потом все же назвался.

Минута тишины. Он мог бы поклясться, что слышит, как они совещаются. Наконец дверь открылась.

Двое верзил, оба на голову выше Михала, между ними Гонза.

Телохранители. Фирма процветает. По спине Михала пробежал легкий озноб. Что, если не повезет, и это гнездышко, эту дедушкину квартиру накроют, когда я тут…

— Скотина, — прошипел он.

Драки не выйдет. Это ясно.