Глаза Корнилова заблистали, он вскочил и позвал денщика.
- Сейчас же отправить эти письма, - сказал он, указывая на груду писем на столе. - Вот это письмо отправь отдельно, это барыне, в Николаев. Я сейчас еду на корабль.
- Обедать прикажете дома, Владимир Алексеевич? Корнилов не любил, когда его называли превосходительством.
- Нет, на корабле. Скорее давай одеваться. Ты же сам отправишься сейчас же на Куликово поле{78}. Там отыщи на бивуаках офицеров Владимирского полка. Спросишь там полкового адъютанта Горбунова, ты не забудешь фамилию?
- Никак нет, не забуду, адъютанта Горбунова, Владимирского полка.
- Так вот, ему передай это письмо.
В письме своем Корнилов официально приглашал всех уцелевших офицеров и нижних чинов Владимирского полка отобедать на корабле "Великий князь Константин". Из беглых расспросов и из рассказов офицеров, участвовавших в бою морских батальонов, Корнилов уже успел составить себе понятие о действиях различных полков, несмотря на то что в Севастополе носились на этот счет самые противоречивые слухи.
Часа два спустя два офицера Владимирского полка, адъютант Горбунов и Розин, шли по направлению к Екатерининской пристани. Горбунов был с непокрытой головой, Розин - в каске.
- Однако, брат Наум Александрович, эдак у тебя сделается солнечный удар. Зайди, купи каску... Впрочем, сказать правду, и в каске не лучше. Дьявольская жара! Но все же купи.
- Поверишь, во всем Севастополе нет. Не понимаю, почему нашему полку не разрешены до сих пор фуражки. Черт знает что такое!
- Эти каски и в бою нам не много помогли: штуцерные пули отлично их пробивают, а между тем с этакой тяжестью на голове и подумать ни о чем не захочется.
- Что ж ты, так и будешь с непокрытой головой?
- Так и буду. Что делать, а 1а иегге сотте а 1а иегге (на войне по-военному). Потерял во время дела - и баста. Самая законная причина.
Они проходили мимо небольшого домика. Какая-то старуха в белом чепце, с виду мещанка или бедная чиновница, стоявшая у ворот, поглядела на офицеров, потрясла головой и подошла к ним.
- А вы что это, господин офицер, без каски ходите? Потеряли, что ли? спросила она.
- Видите, потерял, - сказал Горбунов. - А вам-то что за дело, тетенька?
- А то дело, голубчик мой, что уж не Владимирского ли ты полка? Говорят у нас, что будто вы там спины показали французам. Стыдись, батюшка, без каски-то ходить! Я седьмой десяток живу и такого срама не видела! Ты не хочешь ли надеть мой чепец, батюшка?
- Пошла вон, старая хрычовка! - в бешенстве прикрикнул на нее Горбунов. - Сначала узнала бы
толком, а потом и говори! Спины показали! Какой подлец эти слухи распускает!
- Да охота тебе обращать внимание на сумасшедшую старуху, пускай ее лается... Идем, Горбунов, душенька, плюнь ты на эту глупость... До известной степени эта старуха мне даже нравится.
- Стоило бы ее проучить... Конечно, тут главная вина не ее, а скотов вроде нашего Мелентьева... Говорят, слухом земля полнится. Один негодяй скажет, сто дураков повторяют! Если он в самом деле попадет в полковые командиры, клянусь тебе, я переведусь в другой полк!
Горбунов долго еще не мог успокоиться.
- А мне вот что, брат, досадно немного, - сказал Розин. - Получил я, в числе других, приглашение сегодня на обед от одной очень пикантной дамочки, а теперь, делать нечего, не пришлось воспользоваться. Неловко, когда сам Корнилов нас приглашает.
- Понятно, неловко. У твоей дамочки останется для тебя обед до другого раза. Успеешь еще поволочиться. Меня также пригласила одна очень интересная особа, ну, да Бог с нею, теперь не до того... Я вместо себя послал знакомого Тарутинского полка подпрапорщика Иванова 2-го, знаешь, того, что пишет стихи. Думаю, она не успела запомнить моего лица, сойдет Иванов за меня! А если выйдет цш рго ^ио (путаница) (Горбунов выговаривал эти слова не на латинский, а на французский манер - ки про ко), так наплевать! Пускай Иванов выворачивается как знает, ну хоть оду пусть сочинит в честь ее прелестных глазок.
- А кто эта прелестная особа?
- Одна преинтересная вдовушка, мадам... мадам... Черт, забыл фамилию. Да! Жебровская. А тебе завидно? Хочешь, поезжай!
- Куда, к черту! Времени нет! И неловко! Я ведь ее в глаза не видел.
- А глаза, брат, черные, бархатные... Только здесь, на юге, бывают такие глаза. Посмотрит, так даже поглупеешь на минуту.
- Ну, перестань расписывать!
Разговаривая таким образом, они сошли на пристань, где уже собралась группа солдат и офицеров их полка.
- Зверковский, ты откуда взялся? - радостно сказал Розин, увидев того самого рядового первой гренадерской роты, которого на его глазах английский гвардеец ошеломил ударом приклада по голове. - Неужели ты остался жив!
- Точно так, ваше благородие, - сказал Зверковский, улыбаясь во всю ширину своего рта.
- Так ты и в плен не попался?
- Какое, ваше благородие! Меня он подобрал и свез к себе, значит, в лагерь, только я убег.
- Молодчина! Как же это ты умудрился? Рассказывай.
Зверковский рассказал, что ночью, освеженный холодом и росой, он очнулся, смотрит - кругом горят костры.
- Что за притча, думаю, рази наши еще здесь? Иду, шатаюсь как пьяный, вдруг слышу, кричат не по-нашему, а что-то мудреное. "О! о! рушан, рушан!" и хвать меня под ручки. Делать нечего, иду, куда ведут. Посадили нас всех в палатку и приставили часовых.
- Как, разве и другие были? - спросил Горбунов.
- Были, ваше благородие, человек пять или шесть раненых. Сидим мы, скучно нам стало, не видать уж нам матушки-Расеи, думаем мы себе. Только вдруг подходит часовой и тычет нам бутылку, а сам что-то головой и руками показывает. Понюхал я - в бутылке как быдто водка. Понимаю! Дают, значит, нам водки, а чтобы мы начальству ихнему молчок... Ладно, думаю, голубчики. Хватил маненько и товарищам дал, отдаю назад. Водка у них послабее будет нашей. Подождали мы, чтобы они перепились как свиньи, ну, говорю, ребята, теперь за мной! Кто на ногах может стоять, иди за мной, я дорогу знаю! Прошли сквозь цепь, у них там все были пьяны, а уж дальше-то мы шли не оглядываясь... Так и пришли... Ну, ребята, садись, за нами приехали.
Солдаты весело садились в шлюпки, матросы с прибаутками везли их к кораблю, который стоял недалеко от берега.
Горбунов и Розин также ехали в шлюпке с молоденьким мичманом, который с любопытством расспрашивал о сражении.
Корнилов дал знать, чтобы его не ждали, так как у него явилось много неотложных дел. Роль хозяина выпала на долю капитана корабля и флотских офицеров, которые угощали офицеров Владимирского полка, в то время как матросы угощали солдат.
Офицеры Владимирского полка - все больше молодежь, старшие были или переранены, или перебиты - за обедом больше молчали, краснели и конфузились. Они по слухам знали, что черноморские офицеры превосходят армейцев образованием и развитием, и, боясь перед ними ударить в грязь лицом, скромничали и отделывались односложными ответами. Исключение составлял полковник Мелентьев, который кричал громче всех, размахивал руками и рассказывал о своих невероятных подвигах.
- И ведь канальи эти англичане! - говорил Мелентьев, залпом осушая стакан крепкого хереса, припрятанного капитаном корабля для торжественных случаев. - Народ рослый, здоровый, упитанный бифштексами, и бокс знают в совершенстве. Представьте, этаких молодцов трое или четверо наваливаются на меня. Ну да и я не из слабосильных. Дал одному коленом в грудь, другого хватил в висок прикладом, а третьего ухлопал фельдфебель Вахрамеев - только его, беднягу, в ту же минуту сразило гранатой. Я как-то уцелел, вижу, наше знамя уже в руках англичан. Бросаюсь вперед, кричу: "За мной, ребята! Умрем, не отдадим своего знамени!"
- Так, значит, правда, что наши знамена были в их руках? - спросил капитан.
Молодые офицеры Владимирского полка краснели до ушей, но из ложного стыда и чинопочитания не возражали полковнику, который под влиянием выпитого вина все более разгорячался.