- Неприятель наступает, ваше превосходительство! - сказал Стеценко, уменьшая ход своего коня.

- Быть не может! А мы никого не видели. Вам кто сказал?

- Уверяю вас, ваше превосходительство, я видел собственными глазами.

- Говорю вам, лейтенант, этого быть не может! Я с моими гусарами занимаю аванпосты и могу это знать лучше вас.

- Как вам угодно, ваше превосходительство, я еду к светлейшему с донесением о том, что видел.

- Да как вы смеете, когда вам говорят! Извольте оставаться!

- Я не могу медлить, ваше превосходительство, я еду по личному распоряжению его светлости.

- Как? Вы еще мне говорите дерзости? Да вы, моряки, совсем не понимаете правил дисциплины. Я жаловаться буду, я вас под арест! Как ваша фамилия? Стеценко назвал себя и поскакал к первой линии наших войск, крича, что идет неприятель. Вся первая линия быстро стала в ружье. Стеценко приехал наконец в ставку князя, который обедал со своими адъютантами.

- Продолжайте обедать, господа, - сказал князь. - Сегодня ничего серьезного не будет.

Стеценко рассказал ему о своем столкновении с генералом. Князь посоветовал ему извиниться и не придал этой истории значения.

Между тем генерал Халецкий со своими гусарами вскоре увидел малочисленный кавалерийский отряд англичан. Тотчас же он велел своим гусарам собраться в лощине, оттуда они сделали в англичан несколько бесцельных выстрелов и затем вдруг стали отступать.

С площадки, где находилась ставка князя Меншикова, было видно, что наши аванпосты неизвестно для чего отступают. Князь немедленно послал за генералом Кирьяковым, который был весьма недоволен, что ему помешали обедать.

- Я вас призвал, ваше превосходительство, - сказал Меншиков, не глядя в лицо Кирьякову, - с тем, чтобы возложить на вас весьма важное поручение.

- Что могу, исполню, - ответил Кирьяков. - Но пользуюсь случаем сказать вашей светлости, что сделанные вами изменения в расположении мне вверенных войск едва ли выгодны. Наш левый фланг весьма слаб.

- Что вы мне говорите о левом фланге! - раздражительно сказал Меншиков, не выносивший даже присутствия Кирьякова. - Вы стоите на неприступной позиции и считаете себя в опасности. Я вас призвал теперь не для объяснений с вами. Прошу вас немедленно составить отряд из казачьей батареи, тарутин-цев, бородинцев и четвертой легкой батареи. С этим отрядом вы пойдете следом за веймарцами, чтобы внушить неприятелю, что мы не слабы. Вы видите, я посылаю вас с нашими отборными силами. Надеюсь, что вы исполните все в точности. Вы должны искусным маневрированием выказать ваш отряд неприятелю в угрожающем положении...

- Признаюсь, из слов вашей светлости я все еще не понял цели этого движения.

- Как не поняли? Вы не хотите понимать, ваше превосходительство! Неужели я должен еще объяснять вам, какое значение имеют фальшивые атаки и другие движения, предпринимаемые с целью дать неприятелю преувеличенное понятие о наших силах. С этой целью вы должны прежде всего раздвинуть ваш отряд.

Кирьяков слегка пожал плечами.

- Остается только исполнить, - пробормотал он, садясь на своего коня.

Небольшой отряд, вверенный Кирьякову, был по наружному виду очень красив. Тарутинцы и бородинцы годились хоть в гвардию, казачья батарея была легка и подвижна, а четвертая легкая была, что называется, настоящая батарея.

Кирьяков перешел мост в первой лощине, назло Меншикову не только не раздвинул отряд, но сжал его и не только не показал себя неприятелю в угрожающем виде, но, наоборот, укрылся в лощине и послал приказание веймарцам атаковать неприятельскую кавалерию, а казацкой и четвертой легкой батарее велел сняться с передков. Веймарские гусары поскакали, спустились в другую лощину и там застряли. Казачья батарея понеслась следом за ними и остановилась на спуске в лощину, видя против себя на возвышении неприятельскую конницу. Казаки ожидали, что будут делать гусары, те в свою очередь, не видя неприятелей, ждали, что сделают казаки, и преспокойно сидели в лощине.

Заметив против себя казачью батарею, англичане стали отступать; но в помощь английской кавалерии уже прибыла артиллерия с девятифунтовыми пушками. Казаки подумали с минуту и, видя отступление англичан, пустили по ним несколько выстрелов. Английские пушки немедленно отвечали, и два ядра понеслись по направлению к казачьей батарее, перелетели через нее и упали посреди казацкой сотни, составлявшей прикрытие. Одно из ядер сорвало черепа двум старым казакам. Стоявшие подле них молодые казаки, почти ребята, никогда не видавшие такого страшного зрелища, не выдержали и взвыли, как малые дети. Перестрелка не продолжалась и четверти часа, так как казакам было отдано приказание отступить. Дело в том, что в это самое время произошло замешательство, которое окончательно расстроило всю нашу атаку, не шутя оказавшуюся фальшивой.

Вот что произошло.

Командир лейхтенбергцев Халецкий, сидевший со своими гусарами в лощине, поближе к неприятелю, вдруг увидел, что веймарцы скачут ему на помощь. Не долго думая, он повернул повзводно направо, и лейхтенбергцы поскакали навстречу веймарцам на рысях, соблюдая равнение.

Веймарцы, завидя гусар Халецкого в белых кителях, каковые были, впрочем, и у них, вообразили неизвестно почему, что едут французы, кто-то крикнул: "Неприятель!" - и веймарцы стали отступать.

Пешая батарея оставалась между тем одна на своей позиции. Видя отступление веймарцев, Кирьяков вообразил, что их смяла неприятельская конница, и велел батарейному командиру палить по дерзким кавалеристам, которые на рысях приближались к веймарцам. Батарейный командир сначала усомнился, но потом и сам поверил. Пешая артиллерия засуетилась. Закурились фитили, а конная партия в белых кителях подвигалась все ближе. Но вот из пушек сверкнул огонь, загрохотали выстрелы. Когда дым рассеялся, мнимый неприятель, состоявший из передового эскадрона лейхтенбергцев, пустился врозь марш-маршем на наш правый фланг. Впереди всех мчался эскадронный командир с поднятой саблей. Он скакал прямо, к фронту артиллерии, неистово ругаясь.

Батарейный командир, увидя свою ошибку, чуть не рвал на себе волосы. На артиллеристов этот случай произвел тяжелое впечатление.

- В своих для почину стреляли! - говорили между собою солдаты, считая это событие весьма дурным предзнаменованием. По счастью, было убито лишь несколько лошадей и ранено несколько гусар. Батарейный командир больше всех хлопотал около раненых. По его морщинистым, загорелым и покрытым копотью щекам струились слезы.

- Я же вам говорил, генерал, - укоризненно сказал он Кирьякову, опустив глаза, - ему было стыдно смотреть другим в лицо.

Зато генерал Кирьяков отнесся к этому событию довольно хладнокровно.

- Черт же им велел, канальям, надеть кителя! Приказано было надеть всем серые шинели, так нет же - франтить вздумали. Жарко, говорят, а мне не жарко, что ли? Скажите, что, это у вас там убили двоих? - спрашивал Кирьяков подъехавшего к нему казачьего офицера Попова.

- Да, головы совсем раскроило, - сказал казачий офицер. - До сих пор над убитыми воют мои ребятишки. Что с ними делать? Народ молодой, глупый. Увидели сорванные черепа станичников и давай выть. Уж я хлестал их, подлецов, нагайкой - ничего не помогает. Пустяки, обстреляются, увидите, какими будут молодцами.

Кирьяков поскакал к Меншикову с донесением. Меншиков видел большую часть происшедшего с своей площадки, и, когда приехал Кирьяков, он трлько махнул рукой и отвернулся.

XIII

Генерал Халецкий, выехавший одним из последних из лощины, куда он запрятал своих гусар, слышал, как наша батарея стреляла по его передовому эскадрону, но не видел этой сцены и недоумевал, что бы значили эти выстрелы. Он велел своим гусарам продолжать отступление. Так проехали они с полверсты, как вдруг, к немалому изумлению гусар, показался всадник, по-видимому французский полковник, и во всяком случае неприятельский офицер, который самым бесцеремонным образом гнал свою лошадь прямо на гусар.