И я видел, как тихо и покорно ложились атомы по своим номерам, снова заполнялись ряды и группы, снова стройной казалась Менделеевская таблица, и только наверху - ни слева, ни справа - не было знака водорода, протона, начала всех начал!
Холодный пот выступил у меня на лбу. Я забыл водород. Усиленно протирал глаза, смотрел на таблицу, но нет, все было в порядке: груда написанных страниц лежала на столе, черною тушью аккуратно была вычерчена Менделеевская таблица, а на ней было все на месте, и водород стоял даже два раза наверху таблицы, и слева и справа.
Очевидно, я вздремнул, надо продолжать писать.
И я стал быстро набрасывать страницу 857.
"А все-таки прав ли атом водорода? - думал я, дописывая эту страницу. Не слишком ли много он возомнил о себе? Ведь физики говорят, что, кроме протона, есть еще позитрон, нейтрон, нейтрино, электрон...".
Напрасно они так испугались его. И я тоже хорош!
Заснул и испугался!
ДВЕ ЦЕНЫ
Мы встретились втроем за столиком вагона-ресторапа сибирского экспресса. Я - старый минералог, изучавший драгоценные и технические камни Урала, пожилой француз, называвший себя инженером, специалистом по самоцветам, и деловитый украинец - директор треста точных приборов, ехавший в Сибирь за партиями агата.
Мы разговорились о погоде, вагонной пыли, зеленых горах, неожиданно перешли к камням и столь же неожиданно убедились, что жизнь всех пас троих была связана с драгоценным камнем, даже долго нс могли мы поверить такой замечательной встрече, какая бывает только в рассказах начинающих писателей.
Мы засели вместе в удобном купе международного вагона, заказали себе несколько бутылок нарзана и стали друг другу рассказывать бывшие и не бывшие истории о камне, истории своей жизни, о которых легче всего говорить только незнакомым лицам.
Первым начал француз. Его живое лицо както скривилось в презрительную улыбку, когда он начал:
- Я презираю камни, это они погубили всю мою жизнь, разбили лучшие мечты и сделали из меня простого коммерческого агента чужой фирмы. И тем не менее на всю жизнь я обречен возиться именно с ними.
По окончании университета в Нанси, по настоянию родителей, я поехал в Париж учиться химии и коммерции. Очень скоро за беспенок удалось мне купить у товарища патент на новое медицинское средство. Я открыл большое дело, построив специальный завод, - денег у моих стариков было достаточно, все шло хорошо и сулило большие выгоды.
Конечно, вы поймете что в Париже я очень скоро увлекся молоденькой парижанкой - тонким, нежным существом, любившим цветы, красоту, лошадей и жизнь без границ и искусственных рамок. Это мне даже нравилось в ней, подкупало свежестью беззаботной весны, и я женился на ней.
Ко дню рождения я подарил своей Жанне брошку ИЗ уральской яшмы с красивым пестрым рисунком. Она очень обрадовалась этому подарку, расспрашивала меня об Урале, где родятся такие камни, и даже зашла в магазин "Русские самоцветы" на бульваре Сен-Жермен-посмотреть камни из этой сибирской страны01, как она говорила.
Там ей поправилась брошь из темно-зеленого малахита. Я, конечно, приобрел эту безделушку для Жанны, хотя брошь стоила много дороже простой яшмы.
С этого дня моя Жаннега пристрастилась к камню, скоро она высмотрела прелестный панделок52 из густого аквамарина. Ну, конечно, и его я купил, так как мои дела шли очень хорошо.
Но панделок с сине-зеленым камнем можно было носить лишь с платьем определенного цвета. Я сам обратил ее внимание на это и сам ей сказал, что к темному вечернему платью скорее пойдет сапфир. Мы обошли десяток ювелирных магазинов, пашли прекрасный кабошон из кашмирского камня R3, и я купил его.
Потом... для утреннего пеньюара ей очень понравился светло-синий, цвета василька, цейлонский сапфир.
Я купил и этот камень, хотя он мне показался несколько дорогим.
Между тем Жанна еще более пристрастилась к камню. Она перезнакомилась со всеми ювелирами Парижа, болтала беэумолку о парюрах, ривьерах 54, ожерельях, папделоках, диадемах50. Она увлекалась синими камнями, нашла где-то сама старую Минералогию и в ней читала страницы только о синих камнях.
Сначала я платил довольно спокойно по ее счетам, но скоро синие камни сменились красными, а счета выросли во много раз. Жанна сделалась совершенно помешанной на красных кампях: кровавый аметист, розовые рубеллиты, нежные винно-красные топазы и рубины всех тонов из Сиама и Бирмы! Каждый камень отвечал определенному платью, определенному времени года, часам дня, погоде и даже определенному настроению.
Однажды, когда я осторожно намекнул ей, что счета ее ювелиров начинают меня смущать, она бросила мне кольцо с красным рубином и сказала:
- На, отдай его обратно. - А потом прибавила: - Ты прав, красные камни сейчас не в моде. Сейчас моим желаниям отвечает только алмаз.
А этим желаниям не было конца... И без конца шли алмазы, бриллианты, розы, солитеры всех видов и размеров, камни из Индии, Южной А4)рики, Бразилии и Конго, камни белой, зеленой, синей воды, камни желтые, оранжевые, зеленые, красные и синие... Алмаз овладел Жанной. Она ничего не хотела слушать, когда я ей говорил, что платить больше не хочу и не могу.
А ювелиры присылали все новые и новые камни, то на одно представление в опере, то на выезд на скачки...
Мне пришлось срочно продать партию продуктов своего завода, увы, по пониженным ценам. Но счета сыпались, и увеличивались, и удлинялись.
Я продал с отчания один из своих заводов. Пытался сократить свои личные расходы, но увлечение Жанны не прекращалось. Впрочем, однажды мне показалось, что прозрачный алмаз начал Жанне надоедать. Я обрадовался этой перемене, старался отвлечь ее, заинтересовать последними картинами в Салоне, возил ее на линкольне по полям и горам Нормандии, Жанна действительно начала забывать камень, а я начал оживать.
Но однажды осенью Жанна пришла домой в какомто возбуждении. Она сбросила свою шубку из горностая и стала передо мною.
"Ну, что ты скажешь?" - говорили ее глаза. На шее ее было красивое ожерелье из ярко-зеленых камней. Ее бутоньерка за поясом состояла не из живых цветов, а из сверкающих самоцветов с листиками и стебельками из зеленого камня. Какой-то сине-зеленый камень сверкал и в новом кольце.
- Понимаешь ли ты, что это изумруды, настоящие изумруды из сибирских копей на Урале, - гордо сказала она. - Теперь у меня будут только изумруды...
Друзья, я не буду вам дальше рассказывать. Я продал все свои заводы, я сделал огромные долги, и меня стали мучить кредиторы, а счета, счета... не кончались, они лились рекой.
Жанна ничего не понимала, камень заворожил ее.
Однажды после бурной сцены она бросила тысячу женских упреков, собрала свои драгоценности и ушла...
Не помню, как прошли первые годы после этого удара. Я долго болел, товарищи выручили меня из беды и нашли мне место агента по скупке камней у одного из ювелиров, которому я задолжал.
И вот я перед вами, разбитый жизнью и красотою камня. Нет, лучше не было бы совсем самоцветов на свете!
- Ну, моя история совершенно такая же, как ваша, но только наоборот! медленно начал наш товарищ с Украины.
Я вам ее расскажу, и расскажу даже то, о чем многие сейчас и не догадываются.
Вы должны прежде всего знать, что в середине войны совершенно неожиданно я получил наследство от какой-то тетки. Она, оказалось, была богатой, имела старинные, как говорили, фамильные драгоценности и перед смертью завещала их мне, сказав: авось что выйдет из Пети, пусть подарит жене.
Я сохранил у себя, не скрою, в огороде, ящичек с полученными драгоценностями и даже совсем забыл о них в первые годы тревожной жиэпи. Еще в период гражданской войны в Полтаве я встретился с очаровательной Галиной, ну, знаете, настоящая украинка, с черными живыми глазами, черными волосами и певучим голосом. Очень скоро мы поженились и зажили - не так чтобы очень счастливо, но и не очень плохо. Настоящих дружеских отношений у нас с Галей не было, и все из-за этих камней. Как я ни думал, что это ничего не значит в отношениях между мужем и женой, а возьмите, вот такая мелочь, а из-за нее получилась какая-то недоговоренность. О камнях я ей долго ничего не говорил, и это меня все больше мучило, в конце концов надо же ей было сказать...
