Голд повернулся к Моррисону:
— Превосходно. Может, объяснишь, что это за чертовщина? Эльф умрет?
— Вряд ли: они веками используют одного и того же эльфа на церемонии открытия турнира. Он, так сказать, «отбывает срок», только за что — по-моему, никто уже здесь не помнит. Вот вам Фэйрия во всей красе: традиция прежде всего.
Оберон еще раз стремительно взмахнул рукой. Стадион вздохнул и взорвался ревом, будто раскалившим пылающее небо еще яростней. Оберон и Титания вернулись на свои троны, и турнир начался.
Первыми показались акулы. То появляясь, то исчезая, зловеще-плавно паря на открытом воздухе, акулья стая лениво скользила поверх песка, как будто окруженная невидимым океаном. Это были здоровущие твари, некоторые футов тридцати, их расслабленные пасти были усеяны жуткими пильчатыми зубами. Тела акул были тускло-серыми с плавниками более темного цвета. Блуждающими тенями они кружили одна возле другой, патрулируя центр Арены, словно исследуя масштабы только им видимой клетки. Голду очень хотелось, чтобы прутья оказались достаточно крепкими. В свое время ему приходилось сталкиваться с акулами, но эти были крупнее и гадостнее, чем любой из его прежних врагов. На таком удалении они по идее должны были казаться мельче, но благодаря какому-то «встроенному» чудо-механизму Арены создавалась иллюзия, будто до хищников всего лишь несколько футов и достаточно протянуть руку, чтобы коснуться их. От одной этой мысли Голда передернуло, и он еще крепче прижал к себе сложенные на груди руки. Одна из акул медленно перевернулась, и Голду показалось, что она пристально посмотрела на него черным бесстрастным глазом. Голда обдало холодом первобытного страха. Ни мыслей, ни чувств не было в равнодушном немигающем взгляде — лишь вековой неутолимый голод.
С трибун полетели разрозненные приветственные возгласы, и Голд, вовремя оторвав взгляд от акул, увидел выходящих на Арену эльфов. Они были высоки и худы, их головы удлиненными формами черепов напоминали лошадиные, тела же были абсолютно лишены кожи, так что мускулы и ажурное переплетение вен влажно блестели в яростно-алой ночи. Эльфы вышли на Арену и безмолвным хором остановились невдалеке от кружащих акул. Поклонившись зрителям, бойцы стремительно трансформировались — тела приняли самые разнообразные формы и размеры, растянувшись, разбухнув или же ужавшись с безумной скоростью и эластичностью. Одни уменьшились до размера детей, другие вытянулись и раздулись, став ростом в двадцать футов: формы и габариты менялись с поразительной легкостью и головокружительной быстротой. Толпа одобрительно ревела. Акулы бесстрастно наблюдали и выжидали, когда жертвы подойдут ближе.
— А это что за черти? — спросил Голд. — Спригганы, — ответил Моррисон, не в силах оторвать взгляд от Арены. — Громилы. Они выполняют всю самую грязную работу, потому что любят этим заниматься. Достойный соперник для акул. А теперь молчите и наблюдайте. И держите себя в руках. Будет много крови.
Спригганы, будто по неслышному звонку, все как один дружно рванулись вперед, и зрители на трибунах, широко раскрыв глаза, притихли в ожидании. Акулы развернулись навстречу эльфам, и две стороны сошлись. Акулы злобно кидались, пытаясь цапнуть эльфов за выступающие конечности, но каждый раз буквально чуть-чуть не дотягивались до цели. Акулы вертелись и бросались в атаку с поразительной скоростью, но спригганы всякий раз оказывались быстрее и успевали увернуться или трансформироваться, в нужный момент увеличиваясь и уменьшаясь. Они плясали среди акул с пренебрежительной легкостью и хлестали тупорылые морды и белые животы широкими клешневидными ладонями. Оружия у спригганов не было, но ладони их наносили глубокие раны, и кровь лилась на песок, наконец дождавшийся ее.
Акулы рассвирепели, обезумев от запаха крови и от неуязвимости жертв. Неожиданно четыре хищника кинулись на одного сприггана, окружив его и набрасываясь с беспощадной точностью. Теперь к акульей крови на песке добавилась кровь золотистая, и раненому эльфу приходилось трансформироваться резкими и частыми усилиями-рывками, словно в попытках подобрать такую форму или габариты, которые позволяли избежать ран.
Остальные спригганы яростно атаковали акул, пытаясь отбить у них раненого эльфа. Хищники невольно отступили, ослепленные болью и собственной кровью. Раны эльфа уже затягивались, и спустя секунды он присоединился к своим, пританцовывая вокруг чудовищ и дразня их.
Схватка, или скорее танец, вряд ли продолжалась более десяти минут, но Голду показалось, что прошла вечность. Немного потребовалось ему времени, чтобы понять: у акул было шансов не больше, чем у быков на испанской корриде. Лестер понял, что это своеобразный ритуал, сформированный традицией, и вопрос был не в том, погибнут ли акулы и когда это случится, а в том, как это произойдет. Эльфы убивали их медленно, в большом количестве, одну за другой, и, хотя толпа аплодировала мужеству спригганов, Голд видел во всем одну лишь жестокость. Даже акулы заслуживали лучшей участи. Он бы с радостью отвернулся, но не мог, зная, что эльфы расценят это как слабость, а то и как оскорбление, так что Лестер сидел и смотрел, чувствуя медленно поднимающийся со дна души гнев.
Последняя умирающая акула затихла на песке вверх брюхом, роняя кровь из десятка глубоких ран. Спригганы разрывали туши убитых акул, выдирали из них куски мяса, с жадностью поедали и обращали лица к смеющейся и аплодирующей толпе. Моррисон вежливо присоединился, а мгновением позже — и Голд. Спригганы и акулы исчезли, и начался следующий бой.
Семь эльфов в тонких золотых доспехах бросили вызов в три раза большему числу личей — ходячих мертвецов. До Голда не сразу дошло, что настал черед комедии. Личи были вооружены мечами и топорами. Ранить мертвецов можно было несчетное число раз, но остановить их — лишь обезглавив. Без голов их тела будут бесцельно бродить по Арене до тех пор, пока им не отрубят ноги, и тогда тела упадут на песок, дергаясь и слепо тыча оружием. Смысл поединка заключался в том, чтобы отхватить от мертвого тела как можно больше, поначалу не обезглавливая его и стараясь самому не получить увечий. Личи не могли серьезно ранить бессмертных эльфов, но получить рану от лича было позорно. Сражение, если можно было его так назвать, казалось, затянется надолго. Голд не был в восторге ни от юмора, ни от ловкости и сноровки сражавшихся, но знал, что отворачиваться нельзя. Наконец наступил финал, и под оглушительные аплодисменты эльфы покинули Арену.
Затем вышли скелеты, связанные между собой медным проводом, живые и вопящие, и существа Пляшущего огня. Эльфы распутали и покрошили первых и помочились на вторых. Очень постарались оборотни. Их можно было ранить только серебряным оружием. Оборотни сражались с бесподобной свирепостью, но в конце концов и они полегли. Эльфы сожрали и их тела.
Голду вся затея стала казаться отвратительной и тошнотворной, однако в глубине души какая-то первобытная частичка его натуры с интересом реагировала на жестокость и кровь, и он поймал себя на том, что гадает: каково было бы столкнуться лоб в лоб с акулой, или личем, или оборотнем — просто так, любопытства ради. В свое время ему приходилось биться с монстрами, но лишь по необходимости и никогда из спортивного интереса. Убивал же он весьма редко, только во имя спасения других людей, и никогда убийство не доставляло ему радости. И ведь он не был таким неуязвимым, как эльфы. Турнир, конечно, впечатлял, но если разобраться, ни одна угроза, с которой сталкивались эльфы на Арене, не была для них серьезной. Примерно это он прошептал Моррисону на ухо, и бард коротко кивнул.
— Лестер, да это ж только для разогрева. Настоящие бои впереди. Но вы правы, все это инсценировки. Эльфы не любят проигрывать.
Рев тысяч глоток взметнулся над трибунами. Голд быстро огляделся, а затем с раскрытым ртом уставился на центр Арены. В жизни своей он не видал такой зверюги во плоти, но знал, что это такое. Образ ее на протяжении всей жизни периодически встречался в книгах и фильмах: крупная высокая фигура с клиновидной головой гордо шествовала по первобытному ландшафту юрского периода — безжалостный убийца, необоримый и не имеющий достойного противника. Расположенные посередине мощной грудной клетки две передние конечности выглядели абсурдно маленькими, но вся сила зверя заключалась в его жутких челюстях и громадной, полной зубов пасти. Массивные задние лапы гулко топали по залитому кровью песку, когда хищник кружил в центре Арены, хлеща длинным тяжелым хвостом. Казалось невероятным, как может такое огромное и неуклюжее с виду создание двигаться столь стремительно. Голд с благоговейным трепетом смотрел на Арену, и острый озноб бессознательного, атавистического страха сковывал его внутренности. Это был дьявол древних, дочеловеческих времен. Гигантский ящер, король тирании. Его величество тираннозавр рекс.