Литмир - Электронная Библиотека

— Красиво!

К середине лета картина была готова, и Сане казалось, что Афанасий прав.

Получилось и в самом деле красиво. Просто здорово получилось! На заснеженных кустах и деревьях блещут хрустали, а морозный воздух вышел таким ощутимым и стеклянно-прозрачным, что так и чудится: вот-вот зазвенит.

У Дениса Кольцова картина вызвала восторг. Но такой, что Саня готов был сквозь землю провалиться.

— Как красиво! Какая пышная, ослепительная красота! И название… Такое же яркое и оригинальное.

Взглянув на убитого Саню, художник постарался смягчить удар:

— Прости, малыш. Ты же сам понимаешь, что это не красота, а красивость.

Саня кивнул. Сейчас он с беспощадной ясностью видел это.

— Твоя картина похожа на снимок. На цветной голографический снимок. А в чем задача художника?

— Увидеть мир таким, каким его еще никто не видел.

— Вот и ищи свой взгляд на мир, воплощая свои настроения.

Саня притронулся к кнопке на краю мольберта. Если нажать ее — краски тут же разбегутся по своим местам.

— Ни в коем случае! — остановил его Кольцов. — Картину не смывай, краски зафиксируй. Не обращай внимания на старого ворчуна. Картина хорошая. Да, да!

Хорошая. Но только в техническом отношении. Мы ее сохраним в учебных целях.

Пусть твои товарищи посмотрят, как надо владеть кистью.

Такая похвала уже не радовала Саню. Он и сам знал, что владеет кистью хорошо. Но от этого художниками не становятся.

Саня был так подавлен неудачей, что работа валилась у него из рук. Он все чаще покидал мастерскую и на «лебеде» отправлялся за город.

Мальчик бродил по лесам и лугам и размышлял: в чем же оно заключается, необычное, художническое видение мира? «Ищи свой взгляд…»- вспомнил он слова учителя. Легко сказать — ищи!..

Как-то ранним утром Саня забрел в сосновый лес с небольшими, поросшими вереском полянами. Чуткий, по-лусумеречный лесной покой нарушался струнной перекличкой синиц, изредка вливались флейтовые посвисты иволги. А над всеми пернатыми оркестрантами царил барабанщик-дятел.

Но вот солнце коснулось макушек сосен. Полумгла дрогнула и отступила. И полилась другая, беззвучная музыка. Солнечные лучи сначала пробивались сквозь густые ветви острыми иголочками, тянулись по земле сверкающими паутинками, потом стали осторожно переливаться через кроны деревьев. Хлынул настоящий солнечный водопад.

Саня следил, как мягкий, скользящий свет нежно лепит объемы, создает перспективу и настроение…

Долго наблюдал мальчик игру солнечных лучей. Не- ясные мысли бродили в его голове. Вдруг, осененный внезапной догадкой, он вскочил на «лебедя». Вернулся в мастерскую и торопливо набросал на полотне контуры композиции.

Картина настолько сложилась в воображении, что Саня начал писать ее с легкостью, удивившей его самого. Будто кто-то другой водил его кистью. Но легкость была кажущейся. Добиваясь отточенной чистоты мазка, одну и ту же деталь мальчик переделывал много раз. Картина постепенно оживала, приобретала глубину и объем.

Саня трудился всю осень, зиму и весну. Работал втайне от всех, даже от брата.

Афанасию он запретил появляться в мастерской. Однажды кибер все же проник туда и тихонько пристроился за спиной мальчика. Еще не разобравшись толком, Афанасий с восхищением прищелкнул языком:

— Красиво!

— Иди, иди! — смеялся Саня, выпроваживая робота. — В живописи ты разбираешься еще меньше меня.

К середине лета, когда Сане исполнилось четырна-дцать лет, картина была готова.

Мальчик хотел назвать ее «Симфония света». Но, решив, что звучит это слишком красиво («во вкусе Афанасия»), оставил картину без названия.

Саня любовался своим полотном, но что-то в картине смущало, даже тревожило его.

Но что — он так и не мог понять. Наконец решился показать свою работу брату и Денису Кольцову.

Иван долго смотрел на полотно, а потом чуть наклонился (мальчик почти догнал его ростом) и шепнул:

— Молодец! Это что-то настоящее.

Денис Кольцов взглянул на картину сначала с профессиональной точки зрения и увидел искусство конт-растной светотени, выразительное и драматическое. На холсте шла как будто непримиримая борьба. Ранние солнечные лучи острыми шпагами протыкали глубокую тень. Свет переливался через кроны деревьев и широкими сверкающими клинками рубил, рассекал уползающую в чащобу мглу. Но и мгла не казалась олицетворением зла и поражения. Она цепко сопротивлялась, обхватывая клинки света своими щупальцами, сознавая, что придет черед — и она снова вернется. И снова начнется борьба двух вечных стихий, одушевленных и почти разумных начал.

Старый учитель поцеловал своего ученика.

— Изумительно! Талантливо! Картина открывает людям глаза! Я теперь по-иному буду смотреть на свет и тьму, ты помог мне увидеть в них великую и живую тайну, которая вечно ускользает от нас… А как мы назовем картину? Давай пока просто — «Свет и тьма». На ней, словно живые, борются боги света и тьмы.

«Боги»… — настроение у Сана мигом упало. — Вот что, оказывается, смущало меня.

Только не боги — древние духи. Дикие суеверия колдунов…» — Ты чем-то недоволен? — спросил учитель. — Или название не нравится?

— Название хорошее.

— И картина отличная! Я знал, что художник ты самобытный.

«Не самобытный, а первобытный», — хмуро думал Саня.

Оставшись один, он долго не отходил от холста. Учитель все же прав: картина удалась. Саня опять залюбовался игрой света на холсте и вдруг вспомнил закат в родной саванне, представил себя одетым в звериные шкуры, сидящим в сумерках на травянистом холме. В закатном пожарище он видел тогда пляску ве-селых и добрых духов огня. «Почти то же самое и сейчас не холсте…» — мелькнуло у Сани. Остро вдруг кольнули где-то читанные слова: «первобытный мифо-логизм».

«Нет, так не годится, — решил Саня. — Надо писать картины гравитонного века, а не каменного».

Он притронулся к кнопке на мольберте, чтобы смыть краски. Но, взглянув на полотно, отдернул руку. Уничтожать такую картину показалось святотатством.

Несколько дней боролся с собой мальчик и все-таки решился — нажал кнопку. Холст очистился.

Дениса Кольцова этот поступок возмутил до глубины души.

— Варварство! — гневно кричал он. — Истребление культурных ценностей. Вандализм!

Старый учитель несколько дней не разговаривал с мальчиком. Саня страшно переживал, но твердо стоял на своем: в творчестве не отставать от века! Писать как все!

— Зачем ты сделал это? — хмурясь, выговаривал брату Иван.

— На картине духи света и тьмы. Но ведь в действительности никаких духов нет!

— Ну и дурак же ты, Александр! — в сердцах вос-кликнул Иван. — И не духи в твоей картине, а душа природы светится. Вернее, светилась… Эх, поговорил бы я с тобой, да не хочется ссориться на прощание…

— Уже? — губы мальчика дрогнули.

— Уже, Саня, — вздохнул Иван, глядя на погрустневшего брата. — Наш «Призрак» готов к отлету… Не переживай, ты ведь почти взрослый. Скоро я вернусь. А с тобой всегда остаются друзья — Антон, Юджин, Зина… И еще — Афанасий!

Иван улыбнулся, хотя ему было совсем не весело.

Месяц спустя не космодроме Ивана Яснова провожали самые близкие друзья и брат Александр.

24
{"b":"110697","o":1}