— Я не спорю с тобой.

— Мне кажется, мы поладим, — сказала Рутлесс, но тут Элва сильно ударила ее кулаком в челюсть.

Рутлесс упала навзничь на письменный стол. Она забыла о вспыльчивом характере невестки.

— Не угрожай мне, Руги. Это мой сын. Думаешь, шантаж…

— Все плохо, ясно? Он в беде, в большой беде. — Она ощутила вкус крови во рту, и у нее мелькнула мысль дать сдачи. Много лет прошло с того дня, как они дрались в последний раз… достаточно много, и она решила, что это будет даже забавно. Но вместо этого она сказала: — Мне не следовало этого говорить. Это твой ребенок. Ты будешь молчать, я знаю.

На лестнице послышались легкие шаги.

— Тетя?

Элва ударила Рутлесс кулаком в переносицу:

— Не проиграй. Какова бы ни была игра…

— Я никогда не проигрываю. — С трясущейся челюстью Рутлесс обошла Элву и скользнула обратно в вестибюль.

— Рутлесс? — Хриплый шепот.

— Просто Рут, Рав, — вздохнула она. — Ладно?

— У тебя кровь идет.

— Один из головорезов твой мамы решил, что я безбилетница.

— Он еще жив? — Шутка не удалась, потому что голос его дрожал.

— Внезапно убить — не так уж смешно, а, парень?

— Так что теперь?

Действительно, что? Элве нужно время, чтобы успокоиться, а Рав слишком возбужден, чтобы остаться. И в любом случае он уже в игре, не так ли? Правило клуба номер один: убирай за собой игрушки.

Она повела его по тротуару, благодаря небо за сгустившийся

туман.

— Давай поговорим о том, как обычно люди попадаются.

— Хорошо.

— Они звонят по телефону или переводят большие суммы денег примерно в то время, когда было совершено преступление.

— Я звонил тебе.

— Мы придумаем этому объяснение. Они признаются в совершенном своим возлюбленным или врачам через десять лет после преступления, затем возлюбленный или врач рассказывает кому-то еще, который рассказывает другому, и в конце концов секрет становится достоянием полиции. Они пишут обо всем в дневниках. Они перестают доверять своим партнерам…

— Партнерам?

— Соучастникам.

— Я был один, Рутл… Рут.

— Рав, — она поймала его взгляд, — теперь меня тоже могут утопить за это точно так же, как и тебя.

Он побледнел.

— Пошли, у нас мало времени.

Они сели на скоростной транспорт до района, где жила Рутлесс, и молча поехали по Бейджинг-авеню. За домами виднелись черные воды океана — его местное название, Винваломм, означало Проклятое Море. Побережье скрывал поднимающийся туман. Неясные силуэты собирателей раковин — людей и кальмаров, — словно призраки, двигались вдоль берега, окаймленного синей полосой прибоя.

Проходя по ярко освещенному рынку, Рав и Рутлесс рассматривали кальмаров, пришедших купить земные деликатесы — побеги фасоли, говяжий рубец, шелк. Торговые точки вроде этой обычно были открыты по ночам — днем здешнее солнце иссушало и обжигало нежную кожу кальмаров.

На рынке стоял шум, и Рав шепнул в ухо своей спутнице:

— Можно тебя кое о чем спросить? Взглянув на свой сканер, она кивнула:

— Спрашивай.

— Ты не была среди Врагов. Ты сражалась против них, верно, как и кабу?

— Да.

— Так как же случилось, что…

— Что мне пришлось голыми руками убивать кальмаров? Он кивнул.

— Тебе незачем это знать…

— Прошу тебя. «Нет», — мысленно ответила Рутлесс, и, когда она открыла

рот, чтобы заговорить, ее тело запротестовало — она почувствовала, что челюсти словно заржавели и приросли друг к другу.

— Кальмарам нужны были шпионы — верные Демократы, которые должны были присоединиться к Врагам и сообщать об их намерениях. Твоего отца взяли в плен, и я решила, что смогу о нем позаботиться и одновременно собрать информацию.

— Так ты притворилась перебежчицей?

— Верно.

— Ты сражалась вместе с ними? Я имею в виду — на их стороне?

— Да. Я убивала Демократов. Я распыляла кальмаров.

— Как после этого кабу могли доверять тебе?

— Я могла свободно вернуться при соблюдении двух условий: я должна была добиться результатов и убивать только солдат, но не офицеров.

Рав натолкнулся на женщину, тащившую блок мороженой рыбы, — не многие люди могли позволить себе покупать говядину или другую земную еду, которую они производили для кальмаров в качестве деликатесов.

Рутлесс невольно рассмеялась:

— Ты шокирован, а?

Он сложил пальцы в местном религиозном жесте, символизирующем почитание.

— Согласно философии кабу, водная жизнь священна…

— Они выбросили на ветер жизни миллионов своих детей. — От горечи у нее что-то сжалось в груди; это ошибка — никогда не следует обсуждать такие вещи с молодежью. Слова выходили у нее рывками, словно бьющая из раны кровь. — Сейчас им легко быть набожными. Прошло несколько лет, и они думают… Рав? С тобой все в порядке?

Он прижал кулак к груди в том месте, где его ранили:

— Болит немного, вот и все. А тебе когда-нибудь хотелось остаться? С Врагами?

Она покачала головой:

— Иногда мне нравилось играть за лучшую команду, но они на самом деле были негодяями.

— Ты нашла моего отца?

— Он умер прежде, чем я успела спасти его, — ответила она, стараясь взять себя в руки и подготовиться к неизбежному шквалу вопросов об этой смерти.

Но Рав с задумчивым видом молчал.

— Так вот почему нам пришлось бежать с Земли. Потому что ты предала Врагов.

И потому что взвод Элвы убил их несколько тысяч, в том числе одного русского князя — это произошло однажды солнечным утром в Чикаго. Хороший старый добрый ядерный заряд. Но она кивнула:

— После победы Враги убили бы нас всех.

Миновав рынок, они поднялись на служебном лифте в сердце инженерной системы, которая контролировала четыре квартала. Там, среди мониторов и компрессоров, они нашли пятидесятилетнего мужчину, его лицо покрывала молочная бледность. Это был гигант с длинными золотистыми волосами, тронутыми сединой, в поношенном комбинезоне — сквозь дыры на коленях виднелось голое тело.

— Это Коп, — сказала Рутлесс. — Коп, мой племянник Рав.

— Это сокращенное от Копенгаген. — Человек протянул грязную руку, и Рав осторожно пожал ее.

— Копенгаген — это такая еда?

— Это город, — резко ответил Коп.

— Где… — начал Рав, но Рутлесс перебила его, прежде чем он не наговорил лишнего:

— Коп, мне нужны гранаты. Две, если можно, три, радиус действия тридцать метров, с таймерами.

Бледно-голубые глаза сверкнули.

— Где играем?

— Новый район. Все нормально, никто не погибнет.

— Мм… — произнес он без выражения. — Вознаграждение? Она вытащила пачку бумажек, украденных из сейфа Элвы:

— Контрамарки.

Коп ощупал свое сокровище:

— Могу достать только две гранаты. Подождешь?

— Нет.

— Понятно. — Засунув билеты за пояс туники, Коп отодвинул панель под монитором системы вентиляции и кондиционирования. Он вытащил вышитую золотую подушку, засунул ее в блестящий пластиковый мешок. — Таймеры подключены.

— Спасибо.

— Помощь нужна?

— Ты очень помог нам.

Прежде чем вернуться к работе, он окинул ее жадным взглядом:

— Тогда безопасной вам игры.

Рутлесс вывела Рава обратно на улицу, чувствуя себя, как мать, вышедшая с сыном за покупками в ночной супермаркет. Если бы не…

— Не смотри на эту подушку, как будто там тикает бомба! — наконец прошипела она.

— Это…

— Рав, — предупреждающе произнесла Рутлесс.

— У него эти штуки просто так валяются?

— Я связалась с ним после твоего звонка.

— По-моему, ты говорила, что телефонные звонки могут нас выдать…

— А кто тебе сказал, что я звонила по телефону?

— Ах. — Он выглядел ошеломленным; Рутлесс не дала себе труда объяснить.

Снова оказавшись на краю нового района, они проскользнули через ограждение и направились к месту преступления. До рассвета оставалось около двух часов, похолодало. Когда они поднимались по ступеням эскалатора, Рутлесс заметила, что Рав пытается имитировать ее походку, ее бесшумные шаги. Примерно каждый третий или четвертый шаг у него получался.