В доме было тепло и сильно пахло людьми. Я толкнул вторую дверь плечом, и она со скрипом отворилась – передо мной была большая теплая комната с каменной печью в углу и столом посередине. Обитатели избы встать еще не успели, но они уже не спали, разбуженные шумом борьбы у входа; было темно – лишь рассеянный серо-желтый свет тайги, падая в мутное оконце, освещал избу, и в этом бледном свете я завертел свою кровавую карусель.

За моей спиной собаки лаяли так сильно, что хрипов умирающего я уже не слышал; не теряя драгоценного времени, я набрал полные легкие воздуха и заревел. Я вложил в этот рев всю свою силу и ярость – в тесной комнате мое рычание было подобно грому – оно забирало храбрость, оставляя лишь ужас, парализуя волю и примиряя с неизбежностью смерти.

Я кинулся на людей, я наносил им раны в живот и горло, рвал их клыками и бил их своими кривыми когтями – это была кровавая резня. Стоны раненых и лай собак сплелись воедино в головах людей, полуоглохших от моего рева, – с такими противниками справиться было легко. Паники среди людей не было – был просто дикий безумный ужас. Теплый тошнотворный запах крови смешался с застоявшимися прокисшими запахами избы. Я прыгнул на стол и снова заревел.

Я спешил – село наверняка проснулось, и мне нужно было срочно уходить. За моей спиной молились те, кого я не успел найти и ранить вместе с теми, кого я ранил, но не добил, – да будет так – кому судьба жить дальше – тот выживет, а мне надо уходить.

Я выскочил из дома и, не теряя ни секунды, рванулся к забору. Собаки расступились, пропуская меня, но затем кинулись за мной всей стаей. Мне нужен был глубокий снег – на нем я точно обгоню коротконогих собак, поэтому, перепрыгнув через забор, я метнулся к ближайшим глубоким сугробам. Псы следовали за мной по пятам, уже примериваясь хватать за хвост и задние лапы – а вот и спасительный снег, доходящий мне до брюха. В таких сугробах мне было очень трудно двигаться, но собаки… – они безнадежно завязнут в них.

Я остановился и обернулся назад. Взрытый мною снег был весь в кровавых пятнах – это была кровь людей с моих лап и с моего брюха. Собаки визжали и лаяли, захлебываясь снегом, а я тронулся дальше: чтобы не попасть под выстрел, мне нужно было быстрее уходить,

Я шел стремительно насколько это было возможно для моего массивного тела, увязающего в снегу, теперь я хотел выйти на малоснежную тропу, а когда нашел ее, то двинулся по ней. Лай стал удаляться. Черно-белый лес из вековых деревьев безмолвно окружал меня, а я быстрым шагом все дальше и дальше уходил вглубь тайги. Время от времени мне приходилось пробираться под согнувшимися от тяжести снега ветвями, взрывая своей грудью снег. Я постоянно прислушивался к шуму погони.

Страшно, ох как страшно идти собакам по следу тигра! Что ждет их впереди? Кто знает… – быть может, они бегут за своею гибелью…

Лай вдруг стал звонким и заливистым – собаки явно выбрались на тропу и теперь догоняли меня. Мне стало жарко – я схватил пастью снег раз, другой, оставив на снегу следы крови с губ и подбородка; погоня за мной стала опасной: собаки могут окружить меня и дождаться прихода людей, ведь село-то еще близко, а это – конец.

С этим риском пора кончать – я быстро запутал следы, надеясь выиграть время, и поспешил дальше. Сзади послышался вой и визг – собаки увидели кровь своих хозяев на отпечатках моей пасти в снегу, и ее запах проник в их сердца. Я отпрыгнул в сторону и пошел назад, скрываясь за деревьями и держась параллельно своему следу – я искал удобное место для засады и, наконец, нашел его. Собаки оказались храбры – они не испугались следов моих окровавленных клыков и не повернули назад, а двинулись дальше, и сейчас, судя по их суматошному лаю, стая спешно распутывает мою маленькую загадку. Мы находимся все еще слишком близко от села – я слышу голоса людей и их возбужденные крики: люди не побоялись пойти за мной в ночную тайгу, и это мне совсем не нравится. Наверное, предположил я, они не будут слишком далеко удаляться в мрачный лес – сейчас люди ориентируются на собачий лай, но ни те, ни другие далеко вглубь тайги ночью не пойдут.

Мне надо было побыстрее разделаться с собаками, и поэтому я с радостью услышал, что их лай стал быстро приближался. Они распутали мои следы, и догоняли меня. В стае самый сильный и уверенный в себе идет первым – он вожак, а самый слабый идет последним. С последним мне будет справиться гораздо легче, чем с первым, – поэтому по древнему звериному инстинкту я ждал последнего.

Собаки пробегали мимо меня одна за другой, они бежали быстро и с азартом – видимо, они раньше не встречались так близко с тигром – меня же в пылу погони они не заметили.

А вот и последний пес. Испустив грозный рык, я бросился на него, сбил с ног и разорвал ему горло. Я не уходил, а собаки стояли передо мной всей стаей, надрываясь от лая; и тогда я заревел, заревел, глядя прямо им в глаза, чтобы они увидели мои могучие челюсти и громадные окровавленные клыки. Люди далеко, а я вот он, стою перед вами, псами, страшный, весь в крови ваших хозяев, рядом с трупом одного из вас!

Я ревел снова и снова, пока храбрость не покинула псов, и в их душах не поселился страх. Они надрывались от лая, но ужас передо мной и тайгой уже дал ростки в их сердцах, и вскоре от их мужества не осталось и следа. Я пошел в сторону, в глубокий снег, пробираясь между занесенных снегом кустов, а собаки остались на месте; они заскулили и завыли, а потом, уже молча, пристыженные, побежали обратно в село.

Я шел вглубь тайги – мне нужна была небольшая полянка в лесу, и я нашел ее. На ней я тщательно запутал свои следы. Шел снег – к утру он скроет отпечатки моих лап. Я уходил прочь от села, погружаясь в дебри первозданной тайги. Я чувствовал себя в безопасности и… не торопясь, открыл глаза.

Я вновь оказался в рубке своего корабля – ну и сон же мне приснился! – мне все еще казалось, что я чувствую морозный запах крови и что я там, в тайге, где под ледяным панцирем катит свои студеные волны Уссури.

– Расчеты закончены, командир! – сказал мне штурман.

– Давно? – спросил его я.

– Мы не хотели вас будить, – ответил он.

Они все заулыбались, и я вместе с ними. Сон придал мне решительности, я чувствовал в себе силы идти до конца.

…Итак, атака. Я провел языком по губам и – сердцем чувствую! – там была кровь! Ух, какое реальное было видение!

Перед боем я решил обратиться к экипажу с речью:

– Орлы! – выкрикнул я по внутренней связи. – Родина смотрит на нас. Мы пришли сюда, чтобы исполнить свой долг перед ней. Я надеюсь на ваше мужество! Вперед! Вперед без страха и сомнения – нас ждут великие дела, и пусть горят за нами мосты – я верю, я знаю – нас ждет удача! Пошли, ребятушки, пошли!

…Все готово, теперь главное зависит от меня.

– К бою!

Как и раньше, я буду стрелять сразу же основным лучом. Корабль прыгнул, – мы вышли в обычное пространство около нужной нам звезды, и я без расчетов, быстро, на глаз выстрелил. Гравитационное поле звезды придало основному лучу значительную жесткость. Попал или не попал? Теперь это уже не важно – второго выстрела не будет, надо прыгать, иначе будет поздно. Вокруг нас миллионы кораблей – они и с боков, и сверху, и снизу – я слышу, я чувствую ее всей кожей, сердцем, а не разумом – это тишина перед бурей. Вражеские корабли еще не опомнились от нашей дерзкой атаки, но пройдет еще немного времени, и пространство вокруг нас взорвется тысячами разрывов псевдозвезд – защититься мы не сможем, мы сможем только умереть.

Но время пока еще работает на нас – оно за нас, но это только пока. Мы успеваем прыгнуть прочь отсюда, прочь, быстрее прочь, так и не закончив расчетов прыжка, не зная, куда нас вынесет (но примерно догадываясь, что не в звезду), прочь, ибо космос "горит под нашими ногами".

Мы выскакиваем в обычное пространство и летим в нем – надо дать время штурману сориентироваться и рассчитать характеристики нашего следующего прыжка. Первый пилот помогает штурману, второй пилот ждет за излучателем, а у меня в руках – основное оружие. Интересно, а что там происходит, там, куда я выстрелил и откуда мы ушли?