Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Великий пожар народных восстаний бушевал в самом центре владений Ахеменидов: в Мидии, в Парфии, в Вавилоне, в Маргиане, Каспиане и... Персии! Окраины сохранили верность персидским владыкам: индийские раджи, царь Хорезма, бедуины Аравии, страны Малой Азии — потому что испытывали меньший гнет из-за своей отдаленности и опасности для Ахеменидов утраты этих владений. Египет же слишком недавно пережил ужасные дни, когда карающая длань жестокого Камбиза обрушилась на эту страну, в море крови потопив восстание народа. И все-таки именно страх потери страны великого Нила заставил Дария в первую очередь пойти на усмирение Вавилона, а не Персии, Мидии, Маргианы, хотя из этой сатрапии раздавались истошные призывы Гистаспа — родного отца Дария, о помощи. Успешное восстание в Вавилоне отрезало от Персии все земли на закат, в том числе и Египет. Можно только поражаться дальновидности молодого Дария, в такой сложной обстановке избравшего самый разумный образ действий, может быть, даже инстинктивно. Дарий начал завоевание своего царства с заката.

* * *

Нидинту-Бэл избрал самую верную тактику ведения войны против высокоорганизованного войска Дария, состоящего в основном из "бессмертных" — лучших из лучших персидских воинов. Он расположился на правом берегу Тигра, препятствуя переправе персидской армии и выходу ее на оперативный простор Междуречья — Месопотамии.

После первой безуспешной попытки переправы Дарий применил хитрость. Обозначив переправу в одном месте, он с отборными сарбазами (если только так называть отборных среди отборных) при помощи верблюдов, лошадей и надувных мехов переправился в другом месте и вышел прямо в тыл Нидинту-Бэлу. Захваченные врасплох вавилоняне начали беспорядочное отступление по всему фронту. Дарий, не преследуя отступавшего противника, двинулся прямо на Вавилон, решив одним ударом завершить эту кампанию. Понимая, что взятие Вавилона означает крах всей его затеи, Нидинту-Бэл, собрав все свои силы, двинулся на помощь Вавилону. И теперь он уже угрожал с тыла персам.

Близ городка Зазана, что стоит на Евфрате, развернулось решающее сражение между персами и вавилонянами. Баталия была на редкость упорной. Совсем не воинственные вавилоняне проявляли чудеса мужества. Но сила силу ломит. Дарий сломил сопротивление войск Нидннту-Бэла и прижал вавилонян к самой реке, а после отчаянной короткой схватки загнал восставших в воды Евфрата и потопил их всех да единого. Нидинту-Бэл был взят в плен незадолго до трагического конца его армии.

С первым восстанием в Вавилоне было покончено!

* * *

Дарий без боя вошел в покорный Вавилон, но город все равно подвергся грабежу, словно он был взят штурмом. Вавилон был первым успехом Дария, его личным успехом. Но вместо великодушного победителя перед вавилонянами предстал высокомерный завоеватель. Как все тщеславные люди, Дарий стремился к самоутверждению, а этого можно было достичь, лишь увековечив память о себе. Дарий не раз встречал хвастливые надписи прежних владык, высеченные в камне, и мечтал создать такую каменную летопись о своих деяниях, (а что они будут великими, он не сомневался) перед которой изречения прежних царей выглядели бы жалкими царапинами на плитах. И еще одну мечту лелеял самовлюбленный персидский царь — построить грандиозную столицу — совершенно новый город и на новом месте, который своим величием и великолепием затмил бы все когда-либо существовавшие города. А поэтому в Вавилоне уже заранее видел соперника своему будущему городу. К тому же, как все мелочные люди, он не любил своих предшественников и очень завидовал Киру, а раз Кир любил Вавилон, то этот город, естественно, вызывал отвращение у Дария. Дарий считал, что когда он воздвигнет свой город городов, то не только третья столица — Вавилон, вторая — Экбатаны, но и первая столица персидской империи — Пасаргады просто утратят свое значение, потому что будущий Град Персов будет единственной столицей всей вселенной!

Упоенный своей победой над вавилонянами и уверенный в своей вседозволенности, Дарий совершил поступок, который ославил его на всю Азию, а к его имени приклеил унизительно-презрительную кличку — "торгаш"!

Царица Вавилона Нитокрис пожелала покоиться после своей смерти в роскошной гробнице, сооруженной над священными воротами Иштар, парадным въездом в город, названными так из-за соседства с изумительным по красоте храмом богини любви Иштар, и приказала после своих похорон выбить на гробнице следующую надпись: "Если кто-то из следующих за мной царей будет нуждаться в деньгах, то пусть откроет гробницу и возьмет оттуда денег, сколько захочет, в других случаях он ни под каким видом не должен открывать гробницу — пользы ему не будет".

Ни Кир, ни Камбиз, наследовавший Киру, ни Бардия, отобравший царство у брата, и даже самозванец Нидинту-Бэл, действительно нуждающийся в средствах, не тронули гробницы покойной царицы, а вот Дарий не удержался и вскрыл склеп!

Умная Нитокрис предвидела, какой человек осмелится на святотатство, а потому Дарий никаких богатств не нашел, а увидел лишь ехидную надпись на саркофаге, гласящую: "Если бы ты не был так ненасытен к деньгам и не преисполнен низкого корыстолюбия, то не вскрывал бы гробниц и не тревожил покой мертвецов".

За свою долгую жизнь Дарий совершил великие деяния, но так и не отмылся от своего постыдного поступка до конца жизни, да и после кончины кличка "торгаш" намертво приклеилась к его имени.

* * *

Зогак вошел к Дарию, с трудом подавляя совершенно неуместную ухмылку. "Злой дух побрал бы этого купца из Бактрии! — думал Зогак. — И откуда он выскочил со своим рассказом о гробнице Нитокрис?"

Дария было не узнать — он сидел важный, как индийский идол. "Опять надо ломать из себя шута", — подумал Зогак и, изобразив на своем лице дикий восторг от счастья лицезреть царя персов, склонился в глубоком поклоне, но, краем глаза уловив неудовольствие на лице Дария, распластался у подножия трона. Дарий был еще очень молод и поэтому не смог скрыть своего удовлетворения.

— Встань, знатный чужеземец! — торжественно произнес Дарий.

"Царем не назвал — опасается Томирис", — отметил Зогак и не ошибся, а вслух, поздравив счастливчика с великой победой над Вавилоном, начал без зазрения совести, до самых небес превозносить земного царя персов.

Дарий слушал льстивые речи тиграхауда с превеликим удовольствием, прямо-таки с наслаждением. Ему особенно было приятно слушать восхваления из уст Зогака, с которым он когда-то поделился своими сокровенными и в то же время смелыми до дерзости мыслями. Это был какой-то порыв юности. И вот теперь эта дерзкая мечта воплотилась в явь, а бывший царь тиграхаудов, до сих пор не добившись своей цели, скитается как последний бродяга по всему свету. Дарий наслаждался своим превосходством над Зогаком. И высшим блаженством было оказать покровительство этому несчастному изгнаннику. Проницательный Зогак решил, что пора воспользоваться размягченностью сомлевшего от лести Дария, и ввернул среди потока сладких для слуха слов мысль, что пора, дескать, победоносному мечу величайшему из воинов обрушиться на непокорных саков и осмелившихся своевольничать армян. А верный и преданнейший Зогак преподнесет победу царю царей на блюде.

Дарий любил лесть и был ненасытен к ней, но когда дело доходило до серьезного, этот молодой человек становился расчетливым до мелочности. И он не торопился согласиться, несмотря на щедрые посулы тиграхауда. Он заранее знал, о чем будет говорить с ним Зогак, и еще накануне все тщательно обдумал и взвесил. Полунезависимые Сакоссена и Армения приносили всего 400 талантов, и их потеря была менее ощутима, чем потеря Маргианы, Мидии, а может быть, даже Персии! Конечно, любая потеря — ощутимый удар по самолюбию великой империи Ахеменидов, но сейчас, когда земля горит под ногами, надо поступиться малым, чтобы сохранить главное. Надо сейчас, не разбрасываясь, собрать все силы в один мощный кулак и обрушить этот кулак на наиболее опасного врага. Вся сложность заключалась в том, что опасных врагов было трое: Фрада, Фравартиш и... Вахъяздат. Казалось бы, надо навести порядок в первую очередь в самой Персии. Но это только казалось. Лучшая и самая здоровая часть народа служила в армии и осталась верной царю. Да и из остальной части персов не все пошли за Вахьяздатом. Ведь персы пользовались особой привилегией и не платили податей в царскую казну. Так что реформа Бардии-Вахъяздата никаких особых преимуществ персам не принесла, а напротив, унизительно для самолюбия приравняла и другие народы империи к ариям. А персы уже были отравлены этим страшным ядом, и поэтому за Вахъяздатом пошла лишь малая часть населения Персии. Но опасность была для Дария и для знати в другом—пойдут ли персидские сарбазы против своих? Поэтому надо было усмирить других, а уж потом... Но кого? Фраду или Фравартиша? Может быть, все-таки Фраду? Тем более что отец, сатрап Маргианы Гистасп, шлет послания за посланиями с призывами о помощи. Своих сил у него мало и пришлось просить сатрапа Бактрии Дадаршиша помочь отцу. Ну а как воспрянет сама Бактрия? Надо быстрее кончать с Фрадой. Но Фравартиш в Мидии набирает силу и может ударить Дарию в тыл, когда он будет, помогая отцу, усмирять Маргиану. К тому же потеря Мидии — потеря могущества великой Персии. Многолюдная и обильная Мидия с родственным населением — неисчерпаемый источник людских ресурсов, и даже в армии мидяне преобладают в численном отношении в сравнении с персами. Да-а, потеря Мидии — это гибель. Так, значит, на Фравартиша? Да!

45
{"b":"110520","o":1}