— Пять сверху.

— Пасую, — сказал Крог.

— Удваиваю.

— Уравниваю, — сказал Холл.

— Проиграли — у меня флешь.

— Действительно, — признал Холл.

— Теперь я точно доберусь, — сказал Энтони. — Есть на что выпить.

Холл снова стал тасовать колоду.

— Я больше не играю, — сказал Галли.

— Хватит, — подхватила Кейт. — Вам будет мало ночи, чтобы отыграться, мистер Холл. Давайте выпьем еще по одной и спать. — Ее раздражал его вид, эти выпущенные манжеты, худые пальцы, теребящие колоду. — Не унывайте, — сказала она, — в другой раз отыграетесь. Он всегда был таким, Эрик? Таким серьезным? — Она пояснила Галли:

— Они знают друг друга почти с детства. — Я видел его с приставным носом, — сказал Крог, — но, по-моему, это его не изменило.

— У вас были неприятности с полицией, мистер Холл? — Это было во время фиесты, — неохотно объяснил Холл. — У меня правило: в Риме живи по-римски.

— Мистер Холл покушается на классику, — съязвила Кейт. В его глазах плясали злые огоньки, провоцируя одинаковое желание погасить их либо раздуть еще сильнее.

— Я иду домой, — сказал Холл. — Спокойной ночи, мисс Фаррант.

— Я иду с вами, — подхватил Энтони.

— Посидите, капитан Галли. Ведь еще не поздно. Выпейте. Расскажите, — запнулась Кейт, — расскажите о шотландских горцах, капитан Галли. — Кстати, — понизив голос, сказал Галли, — на днях пройдоха Минти сказал мне одну вещь.

— Минти? — переспросил Крог. Он встал и подошел к ним. — Что он еще задумал?

Холл застегивал в дверях пальто. Тесное в талии, оно туго перехватило его фигуру. — Не беспокойтесь, мистер Крог, — выкрикнул он. — Странный и сомнительный тип. Возглавляет здешний клуб выпускников Харроу. Ума не приложу, как это могло случиться. Посланник его на дух не переносит. Так он пытался убедить меня, что вы Макдональды. Само собой, я посмотрел потом в справочниках.

— Милый Минти, — сказал Энтони. — До свиданья, Кейт. Мне рано вставать.

— До свиданья.

— До свиданья, мистер Крог, спасибо за выручку. Вы прекрасно обходились без моих услуг. До свиданья, Галли. Надеюсь как-нибудь увидеть вас в Лондоне.

Так и не придумала она никакого плана, а он уже уходит. Она догнала его у лифта. Холл уехал один, Энтони остался с нею наверху. — В чем дело, старушка?

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала Кейт. Рано или поздно он забудет ее, думала она, но это слабое утешение (рано или поздно он забудет и меня). — Я толком не разглядела тебя, — продолжала она, — мне хотелось многое сказать. О прошлом, — умоляюще сказала она. — Теперь я буду добросовестным корреспондентом, — пообещал Энтони. — Три страницы каждое воскресенье.

Его добродушие бесило ее, оно отражалось в зеркалах длинного коридора, гримасничало в зеркальных маршах лестницы, искрилось в хромированных дверях лифта. — Это все, что я заслужила, — сказала она. — Три страницы в неделю. А я ради тебя работала годы. И только об одном думала: как помочь тебе, а теперь какая-то сука… — Она презирала свои слезы — очень это жалкое оружие; не станет она их утирать и козырять ими не будет, пусть текут, как заливает лицо дождь, когда идешь без шляпы. — Это не так, Кейт, — возразил Энтони, — я тебя люблю. — Он с торопливым замешательством посмотрел в глубь лифта. — Меня ждет Холл. Надо идти. — Слабо сжал ее руку. — Я люблю тебя, Кейт. Правда. Больше всех на свете. А Лу… В нее я влюблен. По-сумасшедшему. Она бы тебе тоже понравилась, Кейт. — Сейчас прочтет какую-нибудь мораль. — Любить и влюбиться, Кейт, — разные вещи.

— А-а, иди ты к черту! — взорвалась она и, размазывая слезы, побежала по коридору. За ее спиной он крикнул в шахту:

— Иду, Холл, — нажал звонок лифта. Перед дверью она привела в порядок лицо, словно удаляла с него не слезы, а самого Энтони.

Крог встретил ее вопросом:

— Где Холл? — Ее поразило, какой он раздраженный и озабоченный.

— Он ушел с Энтони, — ответила она.

— Как здесь душно, — сказал Крог. — Холл курит совершенно мерзкие сигареты. — Он распахнул рамы и перегнулся через подоконник. — Я ищу Холла.

— Мне тоже пора честь знать, — нерешительно заметил капитан Галли, крутя в пальцах пустой бокал и скучая над карточным столиком, фишками из слоновой кости и полной окурков глубокой пепельницей. — Не уходите, — попросила Кейт. — Выпейте еще. — Она наполнила три бокала, но Крог за своим не подошел. — Будем живы, — сказала она словами Энтони.

— Какой туман, — проговорил Крог.

— Нужно было отправить их домой в автомобиле. — Холл захотел пройтись, — раздраженно пояснил Крог. — Сказал, что хочет пройтись. — Он закрыл окно.

— В таком тумане от автомобиля мало проку, — сказал Галли. — Пешком быстрее. На автомобиле можно сковырнуться в озеро в два счета. — Он отобрал из колоды несколько карт. — Вы знаете такой пасьянс, мисс Фаррант, — «Шалун»?

— Я не люблю пасьянсы.

— Этот вам понравится. Сначала закроем валеты — вы следите? Они и есть шалуны, ха-ха!

— Это чей бумажник? Энтони? — спросила Кейт.

— Нет, Холла, — сказал Крог. — Я поздно заметил.

— Вот не подумал бы, что Холл способен оставить деньги, — сказал Галли. — Вы видели, как он держит карты, ха-ха? Скряга, верно? — Эта мысль доставила Галли огромное развлечение; он вообще не скучал в компании, всему радовался как ребенок, ему достаточно было показать палец. — Сегодня еще будут слезы, — сказала Кейт.

— Что? — переспросил Галли, из учтивости отвлекаясь от «Шалунов». — Что вы говорите, мисс Фаррант?

— В чем дело, Эрик? — спросила Кейт. — Выпей. Ты устал.

— Я уже смываюсь, — сказал Галли. — Ага, «Шалун»! Ха-ха!

— Нет, не уходите, — сказал Крог. — Я еще не хочу спать. Рано.

— Лифт поднимается.

— Это Холл спешит за своими деньгами, — сказал Галли. — Давайте спрячем бумажник.

— Вы самый порядочный шалун, — раздраженно сказала Кейт.

Лифт остановился этажом ниже.

— Для первого раза почти получилось, — сообщил Галли, тасуя карты. — Однажды я учил одного француза. Ничего не вышло. Он все время жульничал. А пасьянс теряет смысл, если жульничать.

Крог толкнул раздвижные двери и прошел в кабинет с дорогими книгами и скульптурой Миллеса, оттуда в спальню. Они видели, как он глотал таблетки. — Что случилось, Эрик? — спросила Кейт.

— Голова разболелась. — С полоскательницей в руке он повернулся в их сторону и крикнул через две комнаты:

— Что в этом пакете? — Галстуки, — ответила Кейт.

— Разве у меня мало галстуков?

— Эти сегодня выбрал для тебя Тени.

— Тони?

— Развяжи. Они должны быть хорошие, раз их выбрал Тони.

— Они мне не нужны. Отошли их обратно.

— Он уже заплатил за них.

— Напрасно. Ты должна была остановить его, Кейт.

— Он чувствует к тебе признательность, хотел что-то сделать для тебя. — С какой стати мне делают подарки? — возмутился Крог. — Я могу купить сам. Холл подарил запонки. Мне их и так девать некуда. — Ладно, — сказала Кейт, — я отошлю галстуки обратно. — Она прошла в спальню, взяла пакет. — Ты выпил весь аспирин. Что с тобой, Эрик? — Ничего. Голова болит.

— Посмотрю, что он купил. — Она развязала сверток; галстуки были подобраны в тон, вкус у него, конечно, хороший. — А почему тебе не носить эти?

— Нет. У меня уже есть. Отошли их обратно.

Она отнесла галстуки к себе в комнату и положила в ящик с бельем. Прозвенел звонок лифта; в гостиной щелкнул картами Галли; ничего я не придумала, думала она, дала ему уйти да еще напоследок сказала: «Иди к черту». Трудно простить себе такую неосторожность. Слуги, гадавшие на кофейной гуще, нянька, бросавшая соль через левое плечо, с детства приучили ее следить за словами, сказанными на прощанье. Поссорьтесь, если нужно, только успейте до полуночи помириться. «Иди к черту» — это терпимо в начале вечера, но не в конце; для встречи сойдет, но расставаться так нельзя. В детстве бываешь осмотрительнее — смерть ходит рядом, ты еще не научился держать жизнь за глотку. Она ласково перебирала галстуки, укладывала их в порядок.