– С Викой он пошел, – сказал Толик после небольшой паузы. – К кому-то на хату. Он в последнее все время бухает, Игорешка. Мы в одном… ик!.. классе учились. А потом он женился на этой стерве, этой дуре, которая ему изменяла. Бедняга. Пусть лучше уж с Викой.
Они, не отрываясь, смотрели на бутылку водки.
– Ты открой, командир, – сказал Толик, – а то мало ли. Будешь дразниться, а потом с собой увезешь пузырь-то.
– Позже, – сказал Дима, – вот услышу что-нибудь интересное, открою.
– Не везло Игореше с бабами, – сказал Миша, – ох не везло. Сначала эта его красотка-певица склеила ласты, в мужиках запуталась, потом любовница бросила, теперь вон он с Викой. И все на допросы ходил, все на допросы. Подписку о невыезде с него взяли.
– Да-а-а, – протянул Толик, гипнотизируя бутылку. – Подписку взяли, это точно. Он много раз об этом говорил.
Дима открыл пробку и налил каждому в стакан на донышко.
– Нектар, – прошептал Миша.
– Амброзия, – подтвердил Толик.
Лица у них расслаблялись и наливались идиотским счастьем.
– Я тебе правду скажу, – возвестил Миша, глядя на бутылку, – если еще нальешь.
Дима плеснул каждому по полстакана. Миша схватил свой стакан двумя руками.
– Скрывается он, – сказал Толик, понижая голос, – скрывается. Посадят его. В милиции уже знают, что он жену ревновал, что у нее другой был, он напивался и кричал, что ненавидит ее. Он и любовницу себе завел, чтобы на равных быть с этой хористочкой своей. А потом убили ее.
Толик многозначительно посмотрел на Диму. Миша закивал, подтверждая сказанное.
– Убёг, – сказал Миша, почесал небритый подбородок и посмотрел на Диму красными водянистыми глазами, – а нас просил говорить всем, что забухал просто, что по телочкам пошел. Типа, не то что он скрывается, где-то здесь он, но ушел в запой. Вот.
«Нашел кому доверить тайну», – подумал Дима, глядя на бухарей.
– Только одно сказал, – продолжил Толик, – надеется, что любовник покойной найдет убийцу. Вот удивительно, правда? Главный враг был, а он теперь на него надеется.
Миша одним махом допил стакан. Дима налил еще.
– Где Игореша сейчас? – спросил Дима.
– Не знаю, – помотал головой Миша. – А ты кто, собственно? Мент?
Вместо того чтобы окончательно окосеть, он начал трезветь.
– А я и есть тот самый любовник, – сказал Дима. – Который ищет убийцу жены Игореши.
Оба алкоголика синхронно уставились на Диму и даже, казалось, тяжелее задышали.
– Точно, ты, – подтвердил Мишаня после минутных раздумий, – так Игореша и говорил, урод, мол, уродом, голова как мяч, нос картошкой, лысый банан, и вообще весь маленький и кривой.
Марина закрыла глаза, но когда открыла, Дима улыбался.
– Да, я, – сказал он. – И мне сейчас нужна помощь Игоря. Он видел одного человека, который нам нужен. Пусть хотя бы позвонит. Телеграмму отправит, записку напишет, все, что угодно.
– Не знаем мы, где он, – сказал Миша. – Но если появится, позвонить попросим.
Дима вышел, Марина поспешила за ним.
Лена лежала в размокшей грязи и смотрела вверх. Дождя не было, мартовский день выдался солнечным и погожим, косые лучи солнца пробивались сквозь железную решетку. Она попыталась снова закричать, но ничего не получалось. Где-то Лена читала о человеке, который ничего не ел почти пятьдесят дней и не только выжил, но еще и здоровье поправил.
«Главное, вода есть», – подумала Лена, но это выглядело слабым утешением.
Потому что ее никто никогда не найдет. Замаскированную решетку не видно. Даже если кто-то пройдет в двух метрах, он может ничего не заметить. А тут вообще никто не ходит, лес, ранняя весна. Даже грибников еще нет – март.
Лену очень беспокоила мокрая одежда, сырость и невозможность согреться. Спать на мокрой земле было ужасно, Лена замерзала, под одежду затекала вода и заползала сырость, температура падала ниже нуля.
Она встала и попыталась поймать лицом хоть чуть-чуть солнечного света. Чем дальше, тем больше она утверждалась в мысли, что останется здесь навечно. Лена закрыла глаза и попыталась мысленно позвать сестру. Она звала и звала, представляя то самое место, где она спрятала фотографию.
И ей становилось легче – будто она хоть что-то делает.
– Как он? – спросила Марина врача.
– Рвется домой, – сказал доктор, – но о том, чтобы его выпустить, пока нет и речи. Мы влили вашему мужу плазму, но он еще слишком слаб. К тому же надо наблюдать, чтобы не возникли иммунные осложнения. Это, к сожалению, бывает.
У палаты дежурили люди Димы, заменившие персонал охранного агентства. Марина вошла в палату, и Виталик протянул к ней руку. Она подошла к нему, села рядом.
– Как ты? – спросила она, целуя его.
– Нормально, – ответил он.
Они изо всех сил обнялись и прижались друг к другу.
– Ребро не болит? Не давлю? – спросила Марина, стараясь обнимать мужа как можно нежнее.
– Все о’кей, – сказал он. – Тебе не удалось выяснить ничего… нового?
– Пока нет, – ответила Марина мужу, – пока ничего! Подумай, может, ты поймешь логику процесса? Три записки. Три покушения на меня, два на тебя. Исчезновение Лены. Этот ее любовник…
– Я тоже удивляюсь, – сказал Виталик, – никогда бы не подумал. Она всегда была такая… такая…
– Пассивная?
– Ну да. Пассивная, неухоженная. Совсем не такая, как ты.
– Всегда найдется кто-то, кому женщина понравится, – сказала Марина, – хоть один из тысячи, но найдется. Это аксиома. Хотя, если честно, я тоже удивилась, что у нее был любовник. Но это так, и Лена была просто помешана на нем.
– Неудивительно, – сказал Виталик, – у нее же низкая самооценка, она небось вцепилась с него мертвой хваткой, начались слезы, мелодрама, «Санта-Барбара». Я представляю этот тип женщин, ты уж прости.
– А эта записка «прости, я виновата»?
Виталик посмотрел на жену с изумлением.
– Она тут каким-то боком замешана. Я же говорил, говорил! Это она.
– Не она, а любовник. Она делала то, что он говорил.
– Ты права. А кто он? Ну хоть идеи какие-то есть?
– Я не знаю. Не знаю, – сказала Марина. – И в этом вся проблема. Его никто не видел. Потому что он не хотел, чтобы его видели.
Виталик в изнеможении откинулся на кровати.
Из магазина «Л’Этуаль» тонко тянуло сиренью. Больше всего на свете Марина любила именно этот запах. Когда-то, когда денег было намного меньше, у Марины был большой круглый флакон туалетной воды с круглой же бумажной наклейкой посредине. Нота у этой туалетной воды была только одна – сирень. И несмотря ни на что, Марина запахом наслаждалась.
И вот, спустя много лет, ей вдруг почудилось, что из «Л’Этуаль» пахнет сиренью. Как тогда, когда во флаконе плескалась прозрачная жидкость с сиреневым оттенком, от простого и безыскусного аромата которого у Марины наступало просветление. Она зашла в магазин.
Запах усилился. Марина чувствовала себя гончей. Она повела носом из стороны в сторону, потом пошла вдоль стеллажей. Сиренью пахло все отчетливее. В этом запахе Марине чувствовались весна, кураж, любовь, бесшабашная свобода. Она увидела флакончик издалека – он был упакован в сиреневую коробку.
– Да! – сказала Марина. – Да, да!
А потом купила себе десяток упаковок, чувствуя радость, волнение и иррационально ощущая, что все будет хорошо. В этот момент ей снова, как давеча на лестнице, почудилось, что она слышит голос сестры откуда-то издалека.
– У меня такое чувство, что Лена меня зовет, – сказала Марина.
– Я очень надеюсь, что она жива, – откликнулся Дима.
Они зашли в квартиру Лены. Марина первой, Дима – за ней.
– Он держит ее где-то взаперти, я уверена, – продолжила Марина, – пока она не скажет, где его фотография.
– Надо обыскать каждый сантиметр, – сказал Дима, – если бы еще знать, какого размера фото. Мы должны искать сами, в охране у меня отличные ребята, но они не слишком интеллектуальны. К счастью, чаще всего от них особого ума и не требуется. Иногда ум звериному чутью только мешает.
