Вероятно, этого Овербери говорить не следовало, но безмерное тщеславие заставило его забыть об осторожности. Спор становился все более яростным – дело дошло до взаимных оскорблений и едва не закончилось рукоприкладством. Овербери, с трудом увернувшись от могучего кулака Роберта, обратился в бегство и, встретив в коридоре Уайтхолла леди Эссекс, в бешенстве бросил:

– Шлюха!

Прекрасная Фрэнсис чуть не задохнулась от гнева, но она умела отвечать ударом на удар. Через четверть часа весь дворец слышал, как она громогласно клянет Овербери: «Презренный мавр! Жалкий подонок! Дьявол во плоти!»

Между тем лорд Рочестер несколько успокоился и, поразмыслив, пришел к выводу, что не стоит доводить Овербери до крайности: этот человек слишком много знал. На следующий день король по его совету предложил Овербери возглавить посольство в Дании. Но язвительного поэта было нелегко провести – он сразу понял, что от него хотят избавиться под видом почетной миссии. Не уступая упрямством своему господину-шотландцу, он отказался, а когда Иаков II предложил ему выбирать между Данией и Тауэром, предпочел Тауэр!

26 апреля 1613 года Овербери оказался в каземате, где продолжал яростно поносить леди Эссекс, но затем тюремное заключение, хоть и не лишенное комфорта, остудило его пыл. В последующие четыре месяца он засыпал лорда Рочестера душераздирающими посланиями, в которых напоминал о «девяти годах любви». Однако прекрасный Роберт оставлял все эти письма без внимания, а леди Эссекс решила предпринять необходимые меры, чтобы избавиться от наглеца, который осмелился любить того же мужчину, что и она сама.

По ее просьбе лорд Ноттингем пристроил в Тауэр двух своих верных людей: некий Уэстон стал тюремщиком, а человек по имени Элвейз был назначен комендантом. Благодаря их заботам несчастный Овербери то и дело получал торты и варенья, приготовленные по рецептам леди Фрэнсис и ее бесценной помощницы миссис Тернер, которая щедро сдабривала сладости мышьяком, красной ртутью и жабьим ядом. Приправы обходились дорого: их отпускал на вес золота аптекарь Франклин. Но леди Эссекс не скупилась – нужно было любой ценой заткнуть рот болтуну, которого ярость сделала опасным. Но Овербери, судя по всему, обладал лошадиным здоровьем, поскольку дьявольская стряпня миссис Тернер не оказывала на него никакого заметного воздействия – он лишь чувствовал легкое недомогание. Тогда леди Эссекс решилась на крайнее средство.

14 сентября личный врач и фармацевт короля Мейерн явился в Тауэр, чтобы поставить клистир слишком разговорчивому узнику. На следующий день Овербери скончался «от чахоточного истощения» – такой замечательный диагноз вынесли придворные врачи.

С тех пор ничто не омрачало счастья влюбленных. Епископы постановили признать брак леди Эссекс расторгнутым, и 26 декабря в Уайтхолле произошла пышная церемония: Фрэнсис Говард, совершенно восхитительная в своем белоснежном платье и с целомудренно распущенными волосами, обвенчалась с лордом Рочестером, которому монарх по такому случаю даровал титул герцога Сомерсета. Надо сказать, что Иаков сам просил епископов не препятствовать фавориту в его матримониальных намерениях: этот добрый король не ведал ревности и заботился лишь о счастье своего дорогого Роберта.

Бракосочетание было скандальным и одновременно блестящим: никто не верил в девственность новобрачной, но всех внезапно охватила какая-то безумная страсть к роскоши. Двор пресмыкался перед великолепной четой, золото лилось потоком, одно празднество сменялось другим… и только во дворце Эссексов царила тишина – это опасное, угрожающее безмолвие предвещало новые бури.

Через восемь месяцев, в августе 1614 года, в замке Бейнард состоялось тайное собрание под председательством Джорджа Аббота, архиепископа Кентерберийского. Присутствовали на нем граф Пемброк и лорд Монтгомери – дяди молодого лорда Эссекса, принадлежавший к семейству Говардов, но отколовшийся от своих родичей сэр Томас Лейк, главы семейств Сеймур и Рассел – иными словами, все, кто имел основания ненавидеть новоявленного герцога Сомерсета. Целью собрания было свержение фаворита, который уже успел стать лордом-хранителем королевской печати, лордом-казначеем Шотландии и лордом-камергером. Благодаря такому прекрасному набору титулов и должностей в руках Роберта Карра – а главное, в руках его очаровательной супруги – оказались почти все рычаги управления государством. Положение становилось нестерпимым, и с этим пора было кончать!

Лучшее решение нашел архиепископ Кентерберийский. Увлеченный любовью Роберт, на свое несчастье, совершенно забыл о монархе, который невыносимо страдал. Единственным средством утешить его и заодно устранить опостылевшего Сомерсета было подыскать королю другого фаворита.

– У меня есть на примете нужный нам человек, – объявил архиепископ. – Во время последней охоты король обратил внимание на юношу, обладающего всеми физическими и нравственными совершенствами. Это настоящий Ганимед, и даже герцог не может сравниться с ним красотой. Недостаток у него только один – он беден.

– Это не имеет значения! – воскликнул Сеймур. – Мы дадим ему денег: позднее он вернет нам их сторицей. Однако будет ли он послушен?

– Я за него ручаюсь, – заявил архиепископ.

Ненависть прелата к Сомерсету не знала границ с тех пор, как он узнал о переговорах фаворита короля с испанским послом Гондомаром. Речь шла о женитьбе наследного принца на инфанте, которая для прелата воплощала собой насильственный возврат к католицизму, учреждение инквизиции и бог знает еще какие немыслимые злодеяния.

Итак, собравшиеся в Бейнарде господа выработали детальный план действий, и вскоре после этого на исторической арене появился Джордж Вильерс, которому в ближайшем будущем предстояло стать герцогом Бекингемом…

Расчет заговорщиков оказался верным. Обретя деньги и могущественных покровителей, молодой Вильерс настолько быстро обольстил Иакова II, что всем стало ясно – звезда прежнего фаворита закатилась. Понял это и герцог Сомерсет. Он пришел в страшную ярость и попытался вступить в борьбу с выскочкой, но ему недоставало такого советчика, каким был Овербери. Сомерсет совершил множество промахов: стал досаждать королю и устраивать ужасные сцены ревности, которые несчастный монарх поначалу сносил стоически. Иакову были дороги воспоминания о прошлом, но все его помыслы были направлены теперь на возвышение Вильерса, и постепенно ему захотелось избавиться от надоедливого супруга Фрэнсис.

Так обстояли дела, когда осенью 1615 года граф Шрюсбери устроил ужин, на котором словно бы случайно встретились государственный секретарь сэр Ральф Уинвуд и комендант лондонского Тауэра сэр Джервис Элвейз. Разговор коснулся странной смерти Овербери. Уинвуд рассказывал об этом так, будто никакой тайны давно не существовало, и простодушный Элвейз, отдав слишком щедрую дань превосходным винам, угодил в расставленные силки.

– Увы, – вздыхал он, – лорд Сомерсет и в самом деле велел отравить своего секретаря. Я никогда этого не желал, но меня принудили, и теперь мне никогда не избавиться от угрызений совести…

Ужин завершился самым дружеским образом, но на следующий день король узнал все подробности разговора. Началось следствие, в ходе которого выяснилось, что помощник аптекаря, принесший королевскому врачу Мейерну роковой клистир, недавно скончался в Брюсселе и перед смертью во всем признался, чтобы предстать перед богом с чистой совестью.

Немедленно были отданы распоряжения об арестах. Под стражу взяли и неосторожного Элвейза, и тюремщика Уэстона, и услужливую миссис Тернер, и хитроумного аптекаря Франклина. Пытка развязала им языки, и вскоре последовал приговор. Миссис Тернер отправилась на виселицу в одном из своих прославленных гофрированных воротников желтого цвета, благодаря которым завоевала некогда репутацию достойной женщины. Лишь отрекшийся от бога священнослужитель Форман избег официальной кары: у него хватило здравого смысла умереть за два года до суда. Впрочем, была ли его смерть естественной, так и осталось неизвестным. Он был найден в лодке, где лежал с остекленевшими глазами и скрещенными на груди руками.