Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Она обращалась к очень смуглой девушке, которая в этот момент энергично встряхивала платье из черной парчи, расшитое гагатом.

Служанка улыбнулась своей госпоже.

– И я так думаю, сеньора. Крепостные стены словно раздвинулись, а лес будто бы отступил. Однако деревьев еще достаточно много, и это приятно.

– Надеюсь, что король не успел истребить всех волков и мы сможем поохотиться. Мне так хочется на охоту! Хотя король, вероятно, меня совсем забыл…

– Это невозможно, сеньора! Даже если бы он захотел, то не смог бы. Ведь ни одной женщине, кроме вашего высочества, не удалось пробудить в нем интерес после смерти королевы Изабеллы. Нынешняя королева очень добра, очень набожна… и очень глупа.

– Не распускай язык!

Негодование принцессы было притворным: по правде говоря, все знали о чувствах, которые питал к ней король. После безвременной кончины своей молодой супруги, случившейся восемь лет назад, Филипп II впал в глубочайшую меланхолию и часами скорбно глядел на ее портрет. Он страстно любил французскую принцессу, которая осветила суровый испанский двор очарованием и красотой, а затем покинула его в самом расцвете лет – в двадцать три года. Филипп искренне оплакивал ее, тогда как смерть двух предыдущих жен – Марии Португальской и англичанки Марии Тюдор – оставила его совершенно равнодушным. Из государственных соображений и в надежде получить нового наследника он еще раз женился на своей собственной племяннице Анне Австрийской, но даже на праздничных свадебных торжествах не снял траура, ибо сердце его Изабелла унесла с собой. Именно в тот день, когда она навеки закрыла глаза, Филипп превратился в того зловещего монарха, каким его знает история.

Некоторое утешение безутешный король находил лишь в принцессе Эболи: веселый нрав, обаяние и насмешливый язык Аны скрашивали его унылое существование. Вскоре она стала ему необходимой. Он призывал ее к себе в любое время ради удовольствия поболтать с ней или послушать, как она смеется. В рамках испанского этикета смех выглядел почти святотатством, но представительница такого знатного рода, как Мендоса, могла себе это позволить. Конечно, донья Ана знала, что король не любит ее по-настоящему, да и сама она не испытывала к нему любви, однако ей льстила та власть, которую она приобрела над ним. Затем смерть Руя Гомеса де Сильва разлучила их, но до нее доходили слухи, будто Филипп II c большим нетерпением ждет возвращения своей ненаглядной принцессы. Теперь предстояло выяснить, что осталось от этого нетерпения…

Донья Ана машинально перевела взгляд на серые башни старого Алькасара, где обитал король. Интересно, как быстро он пришлет к ней посланца? Ему должны были уже доложить о ее приезде.

Словно в ответ на этот безмолвный вопрос дверь спальни распахнулась. На пороге появился паж, который тут же преклонил колено.

– Сеньор дон Антонио Перес, государственный секретарь его величества короля Филиппа, просит ваше высочество уделить ему минуту внимания.

– Пусть войдет! – воскликнула Ана, с трудом скрывая свою радость.

В следующее мгновение Перес низким поклоном приветствовал принцессу, которая одарила его приветливой улыбкой и любезными словами:

– Мы давно с вами не виделись, дон Антонио. Я помню, что до кончины принца вы часто сопровождали короля в наш дом. Мне приятно встретиться с вами вновь.

Она непринужденно улыбалась, испытывая искреннюю радость от свидания со старым знакомым и от сознания своего ослепительного очарования. В эту минуту солнечный луч осветил ее, придав блеск алым губам, густым вьющимся волосам и украшениям на темном платье. Пересу внезапно показалось, будто вся она отлита из чистого золота.

– Я также счастлив увидеть вновь ваше высочество, – сказал он, кланяясь еще ниже. – Будет ли мне позволено заметить, что никогда еще ваше высочество не были столь прекрасны?

Этот государственный муж, познавший все хитрости дипломатии, на сей раз говорил искренне и был явно смущен. Его смятение не ускользнуло от доньи Аны, и она почувствовала себя польщенной. Вполне уверенная в своих чарах, она окинула гостя более внимательным взглядом и увидела, что он красив, изящен… и нравится ей. В свою очередь, слегка смутившись, она предложила ему сесть.

– Что привело вас ко мне, дон Антонио?

– Его величество желает засвидетельствовать вам свое расположение, сеньора. Король надеется, что вы в самое ближайшее время навестите его в Алькасаре. Мне поручено передать вам, что это будет большая радость… большое удовольствие… то есть я хотел сказать…

Он настолько очевидно запутался, что принцесса не смогла сдержать лукавой улыбки.

– Быть может, приказать подать вам что-нибудь, дон Антонио? Вы выглядите очень взволнованным…

– Это правда, сеньора, – серьезно ответил он. – Я очень взволнован, и словами это трудно выразить. Простите меня!

Антонио Перес сумел-таки справиться со своим волнением и, как ни странно, задержался во дворце Сильва бесконечно дольше, чем предполагал он сам и чем могла вообразить донья Ана. Но оба они совершенно не замечали времени, и было уже очень поздно, когда Перес наконец добрался до собственного дома.

Расставшись с ним, принцесса вынуждена была признать, что сердце ее неспокойно.

– Как удивительно, Казильда, – сказала она служанке, которая помогала ей укладываться в постель, – мне показалось, будто я вижу дона Антонио в первый раз. Отчего это?

– Думаю, вашему высочеству прежде просто не приходило в голову как следует разглядеть его. А ведь дон Антонио Перес очень красивый мужчина, сеньора…

Принцесса скользнула под простыню, оперлась локтем о подушку и задумчиво уставилась прямо перед собой.

– Действительно, он очень красивый мужчина… И какой взгляд – просто полыхает огнем!

Казильда засмеялась: будучи давней наперсницей госпожи, она могла позволить себе некоторую фамильярность.

– Неужели у него более обольстительный взгляд, чем у его величества?

– Ты дурочка! Разумеется, намного обольстительнее! У короля фламандские глаза – холодный взгляд северянина. А у дона Антонио настоящий испанский взор: бархат и угли! Разве можно сравнивать?

– Но ваше высочество, мне кажется, сравнивает… Мы пойдем завтра во дворец?

– Конечно!

Казильда удалилась на цыпочках, а донья Ана, оставшись одна, постаралась как можно быстрее изгнать из головы королевский образ, о котором ей напомнила служанка. В конце концов, у короля есть супруга – вот пусть и заботится о ней. А донья Ана свободна. Свободна! Она произнесла это восхитительное слово, словно пробуя его на язык, как душистое вино. Да, прекрасное слово, если умеешь правильно распорядиться той радостью, которую оно сулит. А пока нужно все-таки нанести визит их величествам, поскольку так велит долг. И, быть может, она увидит Переса!

Итак, уже на следующий день царственная чета дала торжественную аудиенцию возвратившейся ко двору принцессе.

Ана де Мендоса, сделав три полагающихся по этикету реверанса, оказалась почти у самых ног Филиппа II, который поспешно поднялся ей навстречу.

– Для меня большая радость вновь увидеть вас, донья Ана. Ваше отсутствие сделало для нас вдвойне мучительной безвременную утрату дона Руя, вашего супруга. Ваше возвращение смягчает нашу скорбь.

Принцесса улыбнулась не без лукавства, поскольку заметила, каким странным огнем вспыхнул обычно холодный взгляд короля, устремленный на нее.

– Ваше величество оказывает мне честь. Я тоже сожалела о своем невольном изгнании, но моя утрата была столь тяжела, что это время протекло незаметно. Могу ли я приветствовать государыню?

Она повернулась к Анне Австрийской, застывшей на своем парадном троне в окружении неизбежных дуэний. Королева была маленького роста, белокурая, сухощавая, скромная и набожная. Единственным ее стремлением было угождать мужу, поэтому она совершенно не ведала ревности и приветливо улыбнулась принцессе, которая склонилась перед ней в глубоком реверансе.

– Я также рада видеть вас, донья Ана. Надеюсь, что вы скоро займете свое место при дворе.

52
{"b":"110241","o":1}