Аделаида, забыв размолвку, эхом ответила на смех креолки, но Марианна ограничилась улыбкой. Она размышляла и, взвесив все, не сочла себя недовольной тем, что отсутствует при дворе. Она не могла представить себя делающей реверанс перед «другой» и подающей реплику для любовного дуэта некоему подобию мужчины, который без своего исключительного голоса был смешон и жалок. К тому же она была слишком женщиной, чтобы не надеяться на озабоченность Наполеона в связи с ее отсутствием. В сущности, так даже лучше. Когда тот, кого она любит, увидит ее снова, она будет рядом с мужчиной, способным возбудить в нем некоторую тревогу, допуская, что она обладает реальной властью вызвать ее. Она невольно улыбнулась при этой мысли, что вызвало у Фортюнэ разочарованное замечание.

– Самое приятное с тобой, Марианна, это то, что тебе можно говорить о чем угодно, совершенно не привлекая твоего внимания. О чем ты еще думала?

– Не о чем, а о ком. И, конечно, о нем! Садитесь, пожалуйста, вы обе, я расскажу вам, что я делала эти два дня. Только ради Бога, Аделаида, организуйте мне чего-нибудь, я умираю от голода.

Набросившись с удивительной для такой, еще вчера вечером больной женщины энергией на обильный ужин, словно по волшебству доставленный Аделаидой из кухни, Марианна рассказала свое приключение, позаботившись умолчать обо всем, что было печальным или прискорбным. Она повествовала о своей безрассудной вылазке с горьким юмором, который не заставил смеяться ее слушательниц. Фортюнэ выглядела даже слишком мрачной, когда она закончила.

– Но, в конце концов, – заметила она, – возможно, то свидание было важным? Ты могла хотя бы послать туда Жоливаля.

– Я знаю, но мне не хотелось разлучаться с ним. Я чувствовала себя такой несчастной, такой покинутой. И затем, я остаюсь при убеждении, что это была западня.

– Тем более нужно было в этом убедиться. А если там ждал твой… муж?

Воцарилась тишина, и Марианна поставила обратно бокал, из которого собиралась пить, но так неловко, что отбила ножку. При виде того, как она внезапно побледнела, Фортюнэ пожалела о своих словах.

– Но это только предположение, – добавила она ласково.

– Которое вполне могло подтвердиться! И все-таки я не могу себе представить, для чего он мог бы вызвать меня туда, в полуразрушенный замок, и, признаюсь, я даже не думала о нем. Скорее о тех людях, которые уже однажды похитили меня. Что же теперь делать?

– Прежде всего, и немедленно, поставить в известность Фуше и ожидать. Какова бы ни была причина попытки завлечь тебя: ловушка или действительно свидание, ясно как божий день, что что-то снова затевается. Однако в любом случае – позволь поздравить тебя.

– С чем?

– С завоеванием австрийца. Наконец-то ты решилась следовать моим советам, и я восхищена этим. Увидишь, насколько легче переносить неверность мужчины, когда под рукой есть другой.

– Не торопись так, – смеясь, запротестовала Марианна. – Я ничуть не собираюсь отдать князю Клари место заместителя, а просто хочу показаться вместе с ним. Видишь ли, меня больше всего интересует в нем его австрийское происхождение. Мне кажется забавным водить на поводке соотечественника нашей новой правительницы!

Фортюнэ и Аделаида дружно рассмеялись.

– А она действительно так безобразна, как поговаривают? – оживленно спросила м-ль д'Ассельна, не переставая лакомиться приготовленными для ее кузины цукатами.

Полузакрыв глаза, Марианна помолчала, словно пытаясь лучше представить себе лицо «самозванки». Пренебрежение искривило нежную дугу ее рта в улыбку, отразившую подлинную суть ее женственности.

– Безобразна? Не то чтобы… Честно говоря, я не смогу сказать вам точно, какова она. Она… ничем не выделяется среди других!

– Бедный Наполеон, – лицемерно вздохнула Фортюнэ. – Он не заслужил этого! Ничем не выделяющаяся среди других женщина для него, который любит только исключительное!

– Это французы, если вы хотите знать мое мнение, не заслужили это! – вскричала Аделаида. – Габсбург не принесет им ничего, кроме горя.

– Но их вид не подтверждал этого, – заметила Марианна. – Вы бы слышали их приветственные крики на улицах Компьена!

– В Компьене, может быть, – задумчиво ответила Фортюнэ. – Они не избалованы грандиозными придворными спектаклями, за исключением охоты. Но что-то подсказывает, что Париж не будет таким пылким. Прибытие этой Австриячки вызовет энтузиазм разве что в непримирившихся салонах, которые видят в ней Немезиду Корсиканца и ангела-мстителя Марии-Антуанетты. Но народ далек от восхищения. Ведь он поклонялся Жозефине и отнюдь не любит Австрию. И я не верю, что это изменится из-за угрызений совести.

В следующий понедельник, 2 апреля, глядя на заполнившую площадь Согласия толпу, Марианна подумала, что Фортюнэ имела достаточные основания для своих слов. Это была празднично одетая толпа, нарядная, беспокойная, но нельзя было назвать ее радостной. Ожидая прибытия свадебного кортежа своего Императора, она растянулась на всю длину Елисейских Полей, сгрудилась между угловыми штандартами площади, прижалась к стенам мебельного склада и Морской гостиницы, однако в ней не ощущалось радостного возбуждения большого праздника.

Погода все-таки разгулялась. Приводивший в отчаяние непрерывный дождь, навсегда, казалось, обосновавшийся во Франции, на рассвете внезапно прекратился. Весеннее солнце разогнало тучи и ярко сверкало на хорошо вымытом небе, на голубизне которого вырезались набухшие почки каштанов. Это дало возможность пышному расцвету соломенных и украшенных цветами шляпок на головках парижанок, фраков нежных тонов и светлых панталон на их спутниках, Марианна улыбнулась при виде этой ярмарки изящества. Похоже, что парижане решили показать новоприбывшей, как во Франции умеют одеваться.

Расположившись с Аркадиусом в своей карете, остановленной перед одной из лошадей Марли[6], Марианна рассматривала праздничные украшения. Флаги и плошки были повсюду, вплоть до рук телеграфа г-на Шаппа, установленного на крыше Морской гостиницы. Тюильрийские решетки позолотили заново, из фонтанов било вино, и, чтобы каждый мог принять участие в императорской свадьбе, под деревьями королевского подворья в тени больших полосатых красно-белых тентов раскинулись гигантские бесплатные буфеты. Все вокруг обширной площади, вплоть до кадок с апельсиновыми деревьями, увешанными яркими плодами, было полностью готово к вечерней иллюминации. Скоро, когда свадебная церемония будет происходить в большом квадратном зале Лувра, верные подданные Императора смогут здесь сожрать по желанию: 4800 паштетов, 1200 языков, 1000 седел барана, 250 индюшек, 360 каплунов, столько же цыплят, около 3000 колбас и множество иных яств.

– Сегодня вечером, – вздохнул Жоливаль, деликатно втягивая в себя понюшку табака, – Их Величества будут править опьяневшей и обожравшейся толпой.

Марианна промолчала. Эта атмосфера ярмарки развлекала ее и в то же время раздражала. Почти везде на Елисейских Полях виднелись шесты с призами на верхушках, всевозможные аттракционы, открытые сцены для театральных представлений, гигантские шаги и другие развлечения, с помощью которых парижане со вчерашнего дня пытались забыть, что им навязали нежелательную Императрицу. Повсюду, как возле их кареты, так и вокруг других, приехавших сюда, слышались оживленные пересуды, позволявшие узнать подлинное настроение парижан. Ни для кого не было больше секретом то, что произошло в Компьене, и все знали, что сейчас Наполеон поведет к алтарю женщину, с которой он уже неделю спал, хотя гражданский брак был заключен только накануне в Сен-Клу.

Наступил полдень, и пушка гремела уже добрых полчаса. В самом конце еще почти девственно чистой перспективы Елисейских Полей, окаймленных нежной зеленью каштанов, солнечные лучи отвесно падали на гигантскую Триумфальную арку из дерева и раскрашенного полотна, построенную с великим трудом, чтобы закрыть далеко не законченный монумент во славу Великой Армии. И под весенним солнцем она имела довольно приличный вид, эта «заместительница», с развевающимися знаменами, прибитыми плотниками наверху, с горельефами по бокам и с надписью, которая провозглашала: «НАПОЛЕОНУ И МАРИИ-ЛУИЗЕ ГОРОД ПАРИЖ». Этот наивный энтузиазм забавен, подумала Марианна, когда известно, сколько требований и всевозможных волнений сопровождало строительство арки. Правда, в этом и заключалась пикантность ситуации. Но видеть рядом имена Наполеона и Марии-Луизы не доставляло ни малейшего удовольствия Марианне.