— Я же сказал: детям угрожает опасность со стороны отца.

— Подобное непросто доказать. Особенно если речь идет о таком человеке, как Майкл. Это тебе не то, что твоя… — Голдфарб осекся. Он пожалел, что вовремя не прикусил язык.

Декстер медленно покачал головой. Он пристально смотрел на адвоката, смотрел с угрозой во взгляде.

— Не то, что — кто? — спросил он.

— Энн, — ответил Голдфарб. — Извини. Я хотел просто сказать, что этот процесс — не то, что судиться с Энн.

Декстер, похоже, впервые в жизни испугался. Сначала он этого даже не понял — настолько непривычным для него было подобное ощущение.

Это же глупо, думал он. Ему-то чего бояться? Потери? Потери чего? Керри? Кении и Кейта? Да. Они принадлежали ему, только ему. Как его личный самолет или его яхта. Он являлся их владельцем. А от своей собственности он никогда не отказывался. Но действительно ли они ему принадлежали? Только ли ему?

Декстер вспомнил о Капри.

Господи, он не вспоминал об этой ночи много лет. Не позволял себе вспоминать о ней.

Прошло уже более пяти лет. Он тогда снял виллу на острове у побережья Италии и взял с собой Керри.

Они часто ходили на приемы, навещали друзей и казались счастливой семейной парой. Ему нравилось держать ее под руку, когда они приходили куда-нибудь, нравилось выбирать ей подобающий случаю наряд, смотреть, как она загорает в одних трусиках, натирать кремом для загара ее спину, шею, ее загорелые ноги…

— Деке, с тобой все в порядке?

Голдфарб, сообразил Декстер. Проклятый еврей!

Черт, что он имел в виду? Конечно, я в полном порядке!

Но в мыслях Декстер все еще находился на той вилле и на том острове.

Однажды вечером он поздно вышел из дома — захотелось выпить и посидеть в какой-нибудь веселой компании. Он зашел в местное кафе «У Флориан» и подцепил молоденькую семнадцатилетнюю красотку с иссиня-черными волосами. Господи, до чего она была хороша! Она предложила ему замечательный наркотик, «экстази»; наркотик подействовал на него так, как не действовал никакой другой'. Они отправились к морю, и там его охватило желание. Декстер помнил, как занимался с ней любовью на песке и как на них накатывали волны…

Но больше он ничего не помнил из событий той ночи. Зато хорошо помнил утро.

Декстер проснулся в постели Керри. Он не знал, как добрался к себе на виллу и как оказался в спальне дочери. Не знал, что между ними происходило. Но они оба были обнаженными.

Сообразив, где находится, Декстер замер, оцепенел. Керри все еще спала. Он внимательно посмотрел на нее. Господи, до чего же она была хороша!

Декстер протянул руку, чтобы погладить дочь, но тут же в ужасе отдернул ее. Приподняв одеяло, он осторожно вылез из постели. Керри по-прежнему спала.

Они с Керри никогда больше не вспоминали о той ночи. Никогда. Когда же шесть недель спустя доктор сказал Декстеру, что его дочь беременна, он поспешно женился на Елене.

— Декстер?

Он чувствовал, что по лбу его струится пот. Какого черта? Чего он боится? Он же Декстер Портино и никогда еще не допускал ошибки! Потому что Портино не способен ошибаться.

— Я хочу, чтобы мальчики жили со мной и Керри, — сказал он. — И это все!

Декстер пересек приемную, где сидела молоденькая секретарша. Проходя мимо нее, он бросил:

— Вот мой телефон, позвоните мне. — И улыбнулся ей своей очаровательной улыбкой.

— Я обязательно позвоню, — с волнением проговорила девушка.

Секретарша Голдфарба была в восторге. Декстер Портино! О нем ходили легенды. И он так красив. К тому же у него куча денег!

— Я должна ехать домой, — сказала Грейси. — Я нужна Керри.

Доктор Кейн выдержал долгую паузу. Потом сказал:

— Ты же знаешь, что все не так просто.

— Да, знаю. Я знаю, что мой отец приказал вам держать меня здесь.

— Грейси… ну, ну… давай не будем говорить глупости. Я здесь с тобой для того, чтобы помочь тебе.

Никто не смеет учить меня, как тебя лечить.

— Доктор Кейн, я не идиотка. Я все вижу и понимаю. Если бы адвокаты Майкла Донована услышали то, что слышала я…

Грейси не договорила. Да в этом и не было нужды. Она увидела, что доктор испугался. Ей стало жаль этого большого сильного мужчину с печальными глазами. Грейси подумала о том, что, возможно, доктор уже не понимал, где ложь, а где правда — слишком долго ему приходилось лгать. Но она решила, что в любом случае стоит попытаться раскрыть ему глаза.

— Я считаю, что вы прекрасный специалист. Несмотря ни на что, вы очень помогли мне. Мне приходится бороться со своими мыслями. Со всевозможными страхами. А сейчас, мне кажется, я готова поговорить с вами об этом. Если мы поговорим, будет лучше нам обоим. Обоим.

— Да, конечно, — кивнул Кейн. Ему вдруг захотелось усадить Грейси к себе на колени. — Наверное, так оно и есть.

— Сначала о Керри.

— Я слушаю, — снова кивнул доктор.

Грейси, собравшись в мыслями, заговорила. Прежде всего она любила свою сестру. Любила больше всего на свете. Они вместе как бы составляли одно целое.

Но в последнее время… Керри изменилась. Она перестала приезжать к ней в больницу. А если и приезжала иногда, то почти не разговаривала с ней. А ведь прежде они очень часто общались. Сейчас без этого общения Грейси чувствовала себя как бы половинкой человека. Ей нужна Керри. А Керри нужна она.

И не только она, а еще очень многое.

Грейси рассказала доктору Кейну и о Майкле. О том, что произошло в прошлом, и о том, что происходило сейчас. Она призналась, что любит Майкла.

И сейчас она могла об этом говорить, потому что Керри больше не любила его.

— А почему? — поинтересовался Кейн. — Что изменилось?

Грейси рассказала об отце. О его связи с Керри. О его чувствах к Керри. О его желании завладеть детьми. Она рассказала доктору все. Рассказала даже о том, о чем никогда никому не рассказывала, — она подозревала, что отец и Керри переспали.

— Грейси, — начал было доктор Кейн, — как ты можешь?..

— Мама предупреждала меня об отце, — перебила она.

Последовало долгое молчание.

— Это невозможно, — выдохнул доктор.

И все же, несмотря ни на что, несмотря на отсутствие всякой логики в словах Грейси, Кейн верил ей.

Она говорила чудовищные, совершенно невероятные вещи. Однако в Грейси скрывалась какая-то таинственная сила, опрокидывавшая всякую логику и делавшая невозможное возможным.

— Мама разговаривает со мной все время, доктор Кейн. Там, в комнате. Я вам об этом рассказывала.

Именно поэтому я сумасшедшая?

— Не знаю, — ответил Кейн. — Я и сам уже не знаю, что такое сумасшествие. Знаю лишь одно: ты не заслуживаешь того, что все мы с тобой сделали.

— Нет, заслуживаю, — с невозмутимым видом возразила Грейси.

— Не говори глупости. И не делай с собой… этого.

— А я ничего не делаю. Просто говорю вам правду.

— Все это связано с твоей матерью, не так ли?

— Да.

Кейн глубоко вздохнул и встал.

— Ты не могла спасти свою мать, — сказал он. — Тебе было всего семь лет. Это было ее решение. Свобода волеизъявления — наше неотъемлемое право. И у каждого своя судьба. — Кейн увидел, что глаза Грейси наполнились слезами. — Твоя мать решила сама, как ей поступить. Почему ты чувствуешь себя виноватой?

— Потому, что это я попросила ее украсть нас, — тихо проговорила Грейси. Она побледнела. — Это была моя идея. Не ее.

Доктор Кейн выглядел озадаченным. Он не верил своим ушам.

— Я попросила ее, — повторила Грейси. — Мне казалось, это замечательная идея. Я подумала, что мы снова будем счастливы. — Она вытерла рукавом слезы. — Я помню все. Помню, как мама…

Реджинальд Пирс занимал роскошный офис — именно такой, какой Декстер и ожидал увидеть. Мягкие ковры, дорогие картины — в общем, атмосфера процветания, свидетельство жизненного успеха.

Декстер был уверен, что Пирс уже давно подготовил речь, которую произнесет, когда будет баллотироваться в судьи. Наверняка должность судьи являлась целью этого человека. Декстер, во всяком случае, в этом не сомневался.