— Как вы считаете, дети любят свою мать?

— Детям опасно жить с ней! — выпалила Ирма. — Они в большой опасности. — Казалось, слова этой женщины были пропитаны ядом. — О них заботилась только я, — продолжала она, вздрагивая всей своей тушей, — а она учила их колдовству.

— Пожалуйста, отвечайте только на заданный вопрос, — строго проговорил Пирс.

После перерыва прошло еще несколько часов судебного заседания. Наконец в качестве вещественного доказательства номер 42 перед присутствующими появилась та самая колдовская кукла. К ней прилагалось заключение экспертизы о том, что волосы и ногти действительно принадлежат Декстеру Портино. Пирс демонстративно отвернулся от свидетельницы. Он мысленно молил Бога о том, чтобы показания Ирмы звучали абсурдно, — возможно, тогда ей не поверят.

Но Пирс прекрасно понимал: все присутствующие поверят показаниям следующей свидетельницы, Инид Четсмен. Инид, крупная ширококостная еврейка, осторожно села в свидетельское кресло и оправила свою серую юбку. Ее макияж сегодня был настолько сдержанным, что Энн не сразу узнала ее. Они были знакомы. Инид пребывала на задворках светского общества Палм-Бич и горела страстным желанием стать в этом обществе своей.

Инид начала давать показания с рассказа обо всех богемных друзьях Энн:

— Все ее приятели — сомнительные люди… Художники, гомосексуалисты, приверженцы странных религиозных течений — ну, знаете, эти… с полотенцами на головах.

— С вами, — подсказал Голдфарб.

— Протестую, ваша честь, — заявил Пирс.

— Принимается, — ответил судья.

Декстера передернуло при воспоминании о той ночи, которую он провел в постели с этой красноречивой свидетельницей. Сейчас он надеялся лишь на то, что его усилия не пропали даром.

— Однажды я заглянула в мастерскую Джейн Уитберн, — продолжала Инид, Там была и Энн. Они обе рассматривали обнаженного мужчину и… обсуждали его достоинства.

— Джейн просто собиралась сделать гипсовую скульптуру, — прошептала Энн своему адвокату, в то время как по залу прокатился гул.

— Заседание переносится на завтра, на десять тридцать, — произнес Хотхорн, и журналисты бросились к своим печатным машинкам.

Судебные приставы пытались прикрыть Энн, когда она вышла на улицу и попала в гудящую толпу религиозных фанатиков.

Какая-то женщина с перекошенным от негодования лицом крепко схватила Энн за плечо и закричала прямо ей в лицо:

— Ты — дочь дьявола! В тебе нет Господа!

Энн молча посмотрела на нее. Судьба и Декстер свили ей такую толстую и липкую паутину, из которой ей уже не вырваться.

Энн стояла в просторной лоджии, отделанной белым мрамором, и ждала Джейн. Журчание прохладной воды в фонтане успокаивало ее.

В мыслях она находилась в белом с бежевым четырехэтажном здании суда на улице Клематис. Энн думала о том, что у этого здания какая-то особая аура — аура власти. Человеческие чувства и страдания жили и умирали там ежедневно. И некоторые люди играли там роль богов. Она надеялась, что решение суда по их делу будет вот-вот вынесено.

Ожидание становилось невыносимым.

На этом процессе Декстер смешал ее с грязью, используя все возможные средства из своего арсенала. Реджинальд Пирс, адвокат Энн, очень злился на нее за то, что она отказывалась рассказать в суде о случае с малолетней. Но она не могла сделать этого из-за Керри и Грейси. Энн была убеждена: мать не должна чернить отца в глазах детей. Во всяком случае, в глазах малолетних детей.

Словно погрузившись в сон, Энн вернулась к воспоминаниям о том ужасном вечере. Она вернулась с занятий по верховой езде немного раньше, чем обычно. Отправилась в домик для гостей, чтобы поставить там букет роз, и застала Декстера в постели с четырнадцатилетней Терри, которую несколько раз нанимали в качестве няни для девочек.

От увиденной сцены у нее перехватило дыхание, а сердце бешено заколотилось. Она раскрыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Что-то мешало ей говорить, а душа ее билась, словно птица, попавшая в клетку и тщетно пытающаяся прорваться сквозь металлические прутья.

Энн выскочила из комнаты и побежала к озеру Трейл. Ее глаза были полны слез. Она знала о двух других подобных грешках Декстера и молила Бога о том, чтобы Он дал ей силы пережить это. Она считала, что главное сохранить семью, а Декстер с его похождениями… Впрочем, забыть, простить ему это она не смогла бы.

Энн думала о Керри и Грейси и представляла их в четырнадцатилетнем возрасте в постели с человеком, который мог бы годиться им в отцы. Она наклонилась — ее чуть не вырвало при этой мысли.

Энн постаралась взять себя в руки и выпрямилась. Слишком много всего произошло, и слишком многое оставалось непонятным. Все было как-то не правильно, и она не знала, как это исправить.

Энн откашлялась. Она услышала шаги Джейн, которая направлялась к фонтану.

Подруги обнялись.

— Как девочки? — поинтересовалась Джейн.

— Хорошо, — ответила Энн. — Мне удалось оградить их от всего этого. Но, наверное, им будет непросто уехать из дома.

— Пойдем прогуляемся, — предложила Джейн. — У этих стен могут быть уши.

— Я хочу позвонить Декстеру, — сказала Энн, когда они спустились в сад. — Если бы мы встретились, я бы попыталась убедить его в том, что он не прав.

Почему он не хочет совместной опеки?

— Потому что он дерьмо, вот почему.

— Но ведь я любила его. Я действительно любила его. Я стольким пожертвовала ради него.

— К сожалению, это как раз и называется любовь-то. Любовь не поддается логическому объяснению и никогда ни для кого не заканчивается хорошо.

— Но он тоже любил меня. Я знаю. И от этого мне еще тяжелее. Я понимаю: любовь со временем может увянуть, но я не подозревала, что она может перерасти в такую жестокость.

— Энни, — сказала Джейн, взяв подругу за локоть, — ты, наверное, единственная женщина на свете, которая этого не знала.

— Если он отберет у меня детей, я просто-напросто умру.

— До сих пор судьба была к тебе благосклонна, — проговорила Джейн. Будем надеяться на это и впредь.

— Миссис Портино, вас к телефону. Это мистер Пирс, — сказала Ирма бесцветным, как и всегда, голосом.

— Спасибо, я поговорю из библиотеки.

Энн поцеловала девочек и вышла из комнаты.

— Алло, — сказала она с дрожью в голосе.

— Энн, я сожалею. Декстер выиграл.

Энн слушала Пирса, как подсудимый слушает суровый приговор. Ее руки тряслись, как у немощного старика.

-..раз в две недели… Прекратить заботиться о детях с восьми часов сегодняшнего вечера… Покинуть супружеский дом в течение десяти дней… Религиозное воспитание детей предоставить отцу…

Запрещается вывозить детей за границу без согласия отца…

Лицо Энн было залито слезами. Она положила трубку. Ее охватило отчаяние. Она почувствовала себя совершенно одинокой и беспомощной.

Энн отошла от телефона, едва держась на ногах.

Сейчас она понимала только одно: у нее отобрали детей.

Энн закрыла ладонями глаза, ее лицо горело.

Страшная реальность душила ее.

Она не помнила, как оказалась в гостиной. Посмотрела на дочерей, и сердце ее сжалось. Ей казалось, что они тотчас же исчезнут, стоит к ним прикоснуться.

Глаза Энн были полны отчаяния, но она знала, что ради дочерей нужно взять себя в руки.

Она же много раз повторяла им: «Мы всегда будем вместе. Я вас никогда не оставлю».

Медленно, очень медленно она проговорила:

— Я люблю вас. Люблю больше жизни.

Каждое слово доставляло ей мучительную боль.

Затем какая-то сила захватила ее и понесла в кромешную темноту, в которой не было ничего.

Следующие десять дней Энн помнила очень смутно.

Словно сквозь пелену она видела, что все это время с ней рядом находилась Джейн. Каждый день появлялся доктор Спиват, который давал ей успокоительное.

Но больше она ничего не помнила.