- Ну и вот. А сколько вашему младшему?

- Одиннадцать. Но дело не в возрасте, просто он такой… короче, он бы повеселился от души.

- Ясно…

- Да? Смотри-ка ты, ясно ему… А вот мне не ясно, как ты в этот люк свалился? Это ж надо! Нет, его конечно, не видно в траве, да какого ты под ноги-то не смотришь? - Вовка молча, склонив голову к левому плечу, - я скоро привыкну к этой его манере, - Вовка молча смотрит вперёд, шмыгает носом…

- У-у… Ладно, молчу, хотя, мне до чесотки интересно, чего ты там такого искал… Вот бы здорово было, если бы тебя сейчас в больнице оставили, я бы тогда быстренько к этому люку смотался, и нашёл бы я тогда там… Что? Наверное, что-то очень ценное, может быть даже кошелёк, а что? Запросто, - хм, у нас собака есть, Бобик зовут, так он, зараза, мне только пустые пластиковые бутылки таскает, да ещё башмаки какие-то, драные, а тут, - кошелёк… Ты что там искал, - уж не бычки ли?

- Ещё чего! Я бычки не сшибаю, у меня деньги есть на сигареты!..

Вовка испуганно смотрит на меня, - ясно. Теперь вот всё ясно, он там сигареты спрятал, а может, потерял, вот и искал.

- Ну и всё, делов-то. Куришь, значит…

У мальчика прошёл испуг, да и не испуг это был, - так, растерянность, и Вовка уже с вызовом смотрит на меня, и с вызовом отвечает:

- Ну и что, ну и курю, подумаешь, вам-то что? Все курят, вот ваш сын, который мой ровесник, он что ли, не курит?

- Нет.

- Да, как же, щас! Просто вы не знаете…

- Надо мне тебя было… Того! Какое ты имеешь право так судить, не зная ни меня, ни моего сына?

- А чо вы? Ну и всё… Говорю же, все курят, только мамке не говорят…

- А вот тут ты прав, Владимир Белов, мои сыновья уже два года ничего мамке не говорят, умерла их мама…

Вовка теряется по-настоящему, это и понятно, - но я немного удивлён тем, что он так вот сразу мне верит, тем, что в его зелёных глазищах появляется столько сочувствия, подростки сейчас все довольно толстокожие, редкость вот такое повстречать…

- Да?.. Вот дурак-то я… Скотина. Вечно одно и тоже, - ка-ак ляпну чего-нибудь не в тему… Простите меня, Илья… Георгиевич?

- Григорьевич. Прощаю, конечно, и даже перестаю жалеть, что вытащил тебя из люка.

- Ой, я же вам спасибо не сказал, вы же мне, можно сказать, жизнь спасли!.. Вы чего?

- Чего, чего… Плачу. От умиления… Блин, платок где-то свой забыл, дай-ка мне твой окровавленный носок, я сопли вытру…

Вот так вот мы с Вовкой Беловым и встретились. На этом всё могло и закончиться, толком и не начавшись, могло чуть продолжиться, а потом заглохнуть, такое тоже бывает, но говорю же, - Судьба. Она ведь умнее всех, она умнее, чем даже сами Боги.

И пока там и тогда Вовка смеётся над моей немудрёной шуткой, я снова прервусь.

Я не знал, как я буду писать, как буду рассказывать о нас. И не только о нас с Вовкой, а вообще, обо всех нас. Не знал. Может быть, от этого незнания и вынужден я прибегать к такой форме, но что уж, так вот получается, ведь это не дневник, я дневники с детства не терплю. Хм, и вообще, мировая литература начала быть с «Поэмы о Гильгамеше», а не с современных ей отчётов шумерских бюрократов… Нет-нет, - никаких претензий, так, к слову…

Итак, мы с Вовкой встретились, я его вытащил из этого гадского, - столь часто мной благословляемого, - люка, и мы поехали в травмпункт. До этого момента я был достаточно адекватен в своём рассказе, но теперь, возможно, я стану несколько сумбурен, - а может, и не стану, как пойдёт.

Нет, я не влюбился в этого мальчика с первого взгляда, понравился он мне, очень понравился, да. Но влюбиться? Условности, - мы живём в мире условностей и предрассудков, - и самоконтроль становится нашей второй натурой, а зачастую и главной, первой… А рядом ходят, дышат, живут такие мальчишки как Вовка, как Пашка, и ещё много и много таких как они, и эти пацаны нуждаются в любви таких как я, как вы, они достойны этой любви, причём, именно с первого взгляда, и навсегда…

Древняя Греция. Мы, - такие как я и вы, - мы постоянно слышим,  читаем, рассуждаем об этой, и в самом деле, великой культуре, об её гомосексуальной составляющей. Но это идеал, уверяю вас, и, как и положено идеалу, - он недостижим. Более того, не так всё там было, как мы себе возомнили, я-то знаю это практически на профессиональном уровне…

Я самому преданному последователю идеи не пожелаю оказаться… ну, например, в Спарте. Сброшенные со скалы, ущербные, по мнению старейшин, младенцы. Агелы, - ну, неплохая задумка, - но ведь там воспитывали воров и подлецов, - это под видом военного воспитания. Мерзостные кровавые сецессии, - и опять под видом военного воспитания, - и вообще, отношение к илотам…  Многие из ужасов Третьего Рейха выросли из того общества. Что там, многое из того, что потом происходило в фашистской Германии, может показаться по сравнению с тем, КАК и ЧТО всё происходило в Спарте, детской забавой, игрой подростка, жестокой, но игрой, а там, в Спарте, там всё было по-взрослому, потому что творилось детьми.

Законы Солона, Гармодий и Аристогитон, «Диалоги» Платона, - и ещё миллион великих примеров чистой, государственно-значимой любви взрослого мужчины и мальчика, - да. Моральный и воспитательный аспект тех отношений, - тоже да. Но это то, что до нас дошло, точнее, то, что общедоступно. Хм, «Диалоги», а помните ли вы историю Федона, знаете ли вы её, хотя бы чуть более того, чем упоминает о ней Платон? Ну да, он же был афинянин, причём особый, очень знатный и благородный, не любили такие как Платон вспоминать о том, что Афины сделали с Мелосом, и что стало с выжившими, с Федоном, в частности. Это не тема моего рассказа, да и не хочу я писать о всякой гадости, особенно в связи с Вовкой Беловым, но вы не поленитесь, узнайте, что было с Федоном до того, как он попал к Сократу…

Обратитесь, господа мои, adfontes, к источникам, там есть разные примеры. И не только подобные судьбе Федона, до того как он попал к Сократу, есть примеры, наполненные изумрудным светом идеала.

Тем более отвратительно, что современные потомки всяких Гургов, живущие ныне подле нас, в нашей с вами России, прикрываются этим идеалом, - Древняя Греция… И хотя там не всегда работал принцип «Я для мальчика, а не мальчик для меня», но ведь сам идеал родился именно там.

Мда, - нынешние Гурги, - все эти (…), (…), и им подобные, придумавшие гнусное словечко «зайцы», - а расскажу ка я вам кое-что:

- Когда в Екатеринбурге, - недавно, - взяли (…) и его… кодлу, - не самое сильное слово для этих выродков, - так вот, когда их взяли, я с помощью Сергея Николаевича достал некоторые материалы, связанные с этим делом. Не буду вам рассказывать всего, говорю же, не к месту, но вот одно я вам расскажу. Мальчишки на адресе. Голые, не стремящиеся даже прикрыться, - их спрашивает ошарашенный оперативник: - Что же, мол, пацаны, вы это всё делали за дешёвые шмотки и за немного жратвы? И они отвечают с какой-то детской обречённой бравадой: - Ну да, получается типа того, за конфетки, блядь…

Это ещё что, я, помнится, в своем рассказе «Ладонь, протянутая от сердца…», вскользь упомянул о неких дачах на Рублёвке, я обязательно ещё напишу об этом ужасе, который повседневно происходит с мальчишками, и ведь он происходит рядом с нами…

Но не в этом рассказе, сейчас я рассказываю о Вовке Белове, которому повезло, я рассказываю обо мне, а уж КАК повезло мне… и мы с Вовкой едем в больницу, а главное, что Умная Судьба ведёт нас в новую жизнь…

Собственно говоря, ничего особенного в больнице и не произошло, всё как обычно в таких случаях.

Ах да, простите, не у всех ведь есть сыновья, ну… Хм, тем более что кое-что, всё-таки забавное и примечательное случилось.

Зелёнка, - пацанячья панацея, - равнодушная врачиха, дежурный выговор Белову из уст ея, равнодушное в мою сторону: «Лучше за ребёнком смотреть надо, папаша, чем потом по больницам шастать»… А укола Белову так и не вкатили, хоть я и настаивал, и ведь даже Пашка бы у меня в такой ситуации не отвертелся бы, а этот… зеленоглазый отскочил!