- Ничего я не говорил, врёшь! Сказал просто, что водные процедуры, связанные с закаливанием, чрезвычайно полезны для интенсивно развивающегося организма.
- Мам, и вот так вот всё время. Это ещё что, ты б знала, чего он в гимназии творит, мне его классная по пять раз на день звонит.
Тьфу! Я, демонстративно засунув руки в брюки, ухожу с кухни. Обормот, блядь, блядь, и ещё семьсот раз блядь! Звонит она ему. Давай, поори об этом, не весь город пока знает…
- Илюша, я тебе носки связала, померяй, а?.. Илья! Испугал, паршивец! Зачем ты это страшилище нацепил?
- Мам, это же… Сайка, так, Ил? Это ж раритет.
- Как раз носочки. Колючие только.
- Тебе полезно…
- Илюшечка, так их же на обычный носок, сверху надо, они тогда не колются…
- Пасиба! Тёть Том! Щас я вас!
- У-у, подлиза…
- Стася, он же от души, правда, Илюшка?
- И ещё разик, в правую щёчку! Вот. А теперь я есть хочу. Стас…
- Пошёл в ванную!
- Конь же там!
- Мам, а где ты днём была? Я с работы звонил…
- Говорю тебе, надо ей мобильник взять…
- Я с ним, ребята, не сумею…
- Попроще можно.
- Ты ещё здесь?
- Улан ещё там!
- Так выпусти…
- А я не хочу в ванну, понял, я есть хочу, понял…
И это может продолжаться часами. Пока мне не надоест, - и тогда я перестаю быть Илюшечкой, тогда я начинаю быть, - по настроению, - или Илом, или Ложкой, или Ильёй Логиновым, или Логином, - любым они меня любят, любым они меня принимают, - это моя семья, и это мне… И это я люблю, это любит и Тихон, хоть он и ушёл…
Мы втроём сидим за столом, я говорю, что меня записали на турнир, тёть Тома переживает, - ведь такой дикий спорт, Илюша, - Стаська молчит, ему тоже мой кикбоксинг не в тему. Я думаю, что надо бы мне на него обидеться, - да ведь не прокатит, он же эти все мои выкрутасы назубок изучил, бля… И тогда я рассказываю, как мы с Тихоном смотрели показательные в Итихара, - это тёть Том на другом берегу залива, ну, Токийского, - вот, ну, мы на чемпионат опоздали, и на показательные попали только… Там с нами вместе в зале американцы сидели, туристы, ну, сидим и сидим себе. Американцы, как американцы, - толстые, как бегемоты больные, в шортах, телеса свисают… И всю дорогу они: - га-га-га, да га-га-га… Тихон мне рассказывает, что и как, где татами, где чего, я маленький, первый раз такое вижу, ну, ясно, глаза, вон как у Улана нашего, когда он на колбаску… Уланчик, на тебе кусочек… Ладно, Стась, дальше. Вот, а тут участники выходят, и как бы по коридору так идут, а коридор из самураев, в доспехах полных, ну не настоящих, понятно. Встали все, зал весь, - флаг с Хиномару поднимается… Японский, с Солнцем. Вот, и тут музыка заела, прикинь, Стась, гимн заел! Плёнка, что ли, там чего-то… И тут уроды эти, америкосы, джонники эти бегемотные, хихикают чего-то, комментируют там всё, во весь голос, блин… я не знаю, не понимал тогда, да и понимать не хотел, стыдно мне, хоть за Тихона прячься… Мы ж все для японцев на одно лицо, блин… А что эти, - весь зал молчит, а им по… Ну, не пьяные, но вроде немного того, и к ним люди подходят, - мол, тише… нет, не японцы подошли, они ж… Достоинство и Честь, - это ведь главное, это соседи наши подошли, - не знаю, европейцы тут же сидели какие-то… А те ржут, вспышками мигают, победители, Б…
- И что, Ил?
- Знаешь, Стаська, я тогда всего от Тихона ожидал, я его редко таким видел…
- Он что, Илюшенька, драться с ними стал?
- Да что вы, тёть Том, это ж какое бы было оскорбление! Для хозяев! Нет, он… Стась, дай мне ещё хлеба.
- Да что ж дальше-то было, голодающий!
- То и было… пасиба… Тиша пиджак застегнул наглухо, до горла, - во «френче» он был, в зал спустился, ну, не прямо в зал, там за судьями прям, за их столиками встал, ну, возле кубков там всяких, на подиуме таком… Видно его как на ладони, зал молчит, все молчат, даже эти джонники заткнулись, его ж видеть надо было… А он к Японскому флагу, к Хиномару, к Солнцу На Восходе, повернулся, и полный поклон Солнцу… Такой поклон, особый… Церемониальный, так только японцы кланяться умеют… Вот, стоит Тихон, в поклоне согнулся… и весь зал, все-все-все, тоже Солнцу кланяются…
- А американцы, Илька? Они-то что?
- Они? Не знаю, Стась, я ж тоже встал, кланяюсь, как умею, а у самого сердце… И слёзы на глазах… Вот, а когда все подниматься стали, этих нету уже, смылись по-тихому видать, - похоже, и их проняло…
- Да, жалко, Илюшенька, что я не знала твоего брата.
- Жалко, что он не знал вас со Стаськой… Не чеши в затылке! Тёть Том, я за него опасаюсь.
- Да… Ребятки, мне же пора… Эх, уходить не хочется, да пора, мне же ещё к Оле заехать надо.
- А в другой раз к Оле нельзя, мам?.. Понял.
- Ты понял, а я не понял! Вот вы щас уйдёте, тёть Том, он же меня воспитывать начнёт! Сразу. И за Нинель, и за зонтик, и за ведро, и за… За что ещё, Стаська?
- Да разве всё упомнишь? - смеётся мой обормот. - Погоди, что за ведро такое?
- Бл-ль… лин! Блин! Проболтался!
- Ил?
- Стас! Ну… Ведро я, того… в мусоропровод…
- Ё! Как? Оно ж не пролезет!
- Ну, как… - я задумываюсь. - А чёрт его… Пролезло ведь… Я как-то так подумал, - как бы так поизящней бы мне мусор, чтобы поменьше с мусоркой контактировать… а оно вжик, бум-бум-бум, - и мне ручкой, мол: - сайонара, Рогинов-сан, карма моя ведерная такая…
- Мам! У-у… Ил, ты… я…
- Стася, отстань от него! Что ты, в самом деле, ведра тебе жалко?
- Жалко ему, жалко ведра помойного, за ведро прибить готов, за ни за что прибьёт…
- Тебя прибьёшь, понимаешь… Хм, ведро… Но как?! Непостижимо… Мам, погоди, я тебе такси щас…
- Из-за пяти остановок? Не думай даже, Станислав. Илюша, когда забежишь?
- М-м… Завтра? Так, сегодня суббота… Что там у меня завтра? А, Стась?
- Откуда же мне знать! У тебя ж… Ты же вот сам не знаешь, что завтра будешь делать.
- Это да, это ты прав, это всё моя непредсказуемость, это я разгильдяй, это у меня… Понял. Думаю. Щас. Так, в среду, тёть Том! Сто пудов.
- Ребята, всё, я же так с вами про всё забуду, век бы с вами сидела. Проводите…
Мы остаёмся со Стаськой. Улан ещё. Самое моё любимое, - надо что-то придумать, надо же обормота шевелить, дёргать, - или не надо? - а может, лучше сцапать книжку, удрать в ванную, - или завалиться в Инет, - это на хуй, он тогда в астрал уйдёт, - или телек, дивидишку воткнуть с хоббитом Фродо и Бродяжником Арагорном, и тогда я в астрале…
Каждый из наших вечеров, дней, ночей наших, каждая наша минута, секунда, - это он и я, и Любовь. А потом то, что лучше всего, вершина, и Стаська меня любит, - и на этой вершине, и на подъёме, и когда мы спускаемся с ним в долину, ровную, только лишь с моими выходками, приколами… Бля, я узнал, что такое быть мальчишкой, бля, поздновато, но ведь не поздно. Стаська это сделал, это не по плечу даже Тише было, он во мне равного себе любил, - учил, растил, но мы были равны. Стаська стал старшим братом, он неумелый, обормот неприспособленный, да я ведь младше, я чувствую себя с ним мальчишкой, впервые за хуй его знает сколько лет. Он старше, потому, что я ему это позволил, потому, что это надо ему, потому, что это надо мне…
- Илька…
- Ладно, Стаська, я ж так просто, ты ж знаешь, я твою маму люблю, как… Ты думаешь, не надо было про Тишу?
- Почему? Знаешь, Ил, мне Тихона не хватает не меньше чем тебе, хоть и не знал я его…
- Я знаю, Стась.
- Это… В ванну полезешь?
- В ванну не полезешь. Лениво, Стась, давай чего-нибудь… Телек, может?
- Засну ведь… Ил! Не смей! Мама! Да отпрыгни ты, Улан! Б! Два Б! Вдвоём, Б… Ил, ты чего?
- А… А-апчхи-и! Вот я чего.
- Так. Ну что? Допрыгался?
- Ты это куда? Блин, Стаська! Я таблетки не буду!.. Чего?! Знаешь, куда горчичники эти вот свои себе налепи?... Сам догадайся… Не знаю я, чо тогда делать будем… Нет! Я! Сказал!.. Во, Стась, я знаю, чо тогда делать будем. У тебя ж водка есть?.. Да полграмма! С перцем, с мёдом там… Поможет, я знаю… А чо, - смотри, Ил? Чихать тебе в ухо лучше, да? Ну и всё тогда, и не спорь тогда. Чо ты её в шкафу-то держишь, в холодильнике надо ведь! Думаешь, лучше? Так, и чо? Ну, хватит, так хватит… Щас я… Отвернись! Так. Ну… Бе-е! У-у-у! Я… Как только её… Ты-то чего рюмку-то схватил? Одну… Да, видал бы нас щас Тишка… Того, - хлоп, хлоп, и два жмура, нетрезвых, но не буйных. Ха! Прикол, Стаська, он один раз меня напоил ведь! Да нет, конечно, - так… Нормально, чтобы я почувствовал и запомнил… Как зачем?.. Ну, во-первых, чтобы на меня посмотреть, ну, как я поведу себя, - я так думаю… Как, как, - шишку я ему набил, вот такенную! Да… Потом плакал, - ну, пьяный ведь, - прости-и, Ти-иша-а… Укатайка, блядь… Да и хуй с ней, с матерщиной, - я и так уже всю неделю посуду мою… И вообще, ваши педагогические приёмы по отношению ко мне малоэффективны, Станислав Сергеевич. Сам посуди, ведро я мусоропроводу скормил, пару по химии сцапал, это… хам… хамлю я постоянно. Или хамю?.. Да не лезь ты! Целуется! Я ж септический! Бля, Стаська, давай ещё по одной хряпнем!
