После этого, спрашивается, стоит ли быть великим человеком, ненавидимым, осужденным, выданным, оклеветанным, но внутренне несокрушимым; изощряться в том, чтобы выказать военный гений, равный гению Ганнибала, Александра Македонского, Цезаря; быть таким же великим организатором, как Карл Великий, папа Григорий, Людовик Святой, Людовик XI, Ришелье и Кромвель; быть таким выдающимся светилом в политике и дипломатии, как Мазарини, Меттерних и Талейран; иметь стиль и красноречие, равные Тациту, Боссюэ и Монтескье, а вместе с тем добродетели и качества отца, супруга и любовника, не считая власти славы и бессмертия в перспективе? Стоит ли обладать всем этим и в результате прийти к тому, чтобы быть покинутым ради пожилого любовника с повязкой на глазу и кем же? – пассивной и массивной женщиной с душой трактирной служанки под осыпанным бриллиантами нарядом эрцгерцогини?
А все это случилось как раз с Наполеоном.
В его судьбе вообще все необычайно и чудесно, все, кроме его увлечений. Он бывал обманут, как последний сапожник. В Милане, куда он вступил с огромным торжеством, где он был крайне обаятелен и великолепен, – он был нагло обманут истомленной потаскушкой Жозефиной, к которой и историки, и анекдотисты выказали какую-то удивительную нежность и бережливость. Правда, она была очень наказана, и грустная история ее развода и изгнания из Мальмезона во многом делают ее подкупающе симпатичной. Но не следует забывать, что она полюбила своего мужа, который буквально обожал ее, лишь с того времени, когда стала слишком стара, чтобы иметь любовников. Наполеон попользовался лишь объедками от красавца Шарля. Но тот, кто читал страстные письма двадцативосьмилетнего героя, властно и победоносно попиравшего почву Италии, тот, кто знает о том тоскливом отвращении, с которым эта креолка покидала своего возлюбленного для того, чтобы перейти в объятия своего прославленного слепца-супруга, тот никогда не оправдает Жозефины, как не оправдает и Марии Луизы. Обе они заставили бедного Наполеона жестоко страдать. Мария Луиза выказала более низости, сойдясь с врагом Франции, а Жозефина – более виновности; она не была эрцгерцогиней, Наполеон же был молод, обаятелен и страстен. Эти две самки заслуживают презрения всех последующих поколений наравне с гнусным Хадсоном Лоу, своими притеснениями окончательно доконавшим Наполеона на острове Снятой Елены. Весьма возможно, что они терзали свою великую жертву сильнее, чем английский надсмотрщик.
Нейпперг без всякой подготовки объявил Марии Луизе о бегстве ее супруга из места ссылки.
– Вам известна новость? – развязно спросил он. – Наполеон бежал с острова Эльба.
Занимавшаяся в это время своим туалетом Мария Луиза подскочила от ужаса и, отстранив рукой камеристку, одевавшую ее, спросила полузадушенным шепотом:
– Он явится сюда?
Нейпперг победоносно улыбнулся и, фамильярно нагнувшись к ней, словно собираясь поцеловать, шепнул:
– Да нет же, толстенькая дурочка! Если бы он явился сюда, то его посадили бы в тюрьму с кандалами на руках и на ногах. Он направляется в Париж.
– В Париж? А как же король Людовик?
– Этот тяжелодум не в силах противостоять Наполеону. К тому же сведения вполне точны. Вашему мужу все сдается, все покоряется. Завтра он будет ночевать в Тюильри, если его еще нет там сегодня.
– О, Боже мой! Так посоветуйте, что мне делать?
– Ничего! Ждать!
Мария Луиза подумала и сказала с энергией, которую ей придавала ее врожденная настойчивость:
– Ну, пусть он себе ночует в Тюильри, если ему это нравится, что же касается меня, то я не тронусь отсюда. Меня не могут заставить вернуться в Париж. Я нахожусь под сильным покровительством. Я охраняю своего сына.
– О, на этот счет не беспокойтесь. Великие мира сего так же желают вашего присутствия здесь, как и я сам. Они и пальцем не пошевельнут, чтобы уладить ваш отъезд отсюда. Напротив… Одно только могло бы изменить ход событий: это ваше личное желание – перед которым я должен был бы преклониться, – желание быть вместе с супругом.
– Я не могу. Ведь вы прекрасно знаете это!
Нейпперг сделал вид, что не понимает, и произнес:
– Да, конечно, вы не можете. Это само собой разумеется. Ваш батюшка-император никогда не отпустит вас, монархи же, понимая громадное значение в интересах мира сохранить вас с сыном в чудесной Вене, сделают все, от них зависящее, чтобы предотвратить этот отъезд, который очень сильно походил бы на бегство.
– Наполеону эта попытка не может удаться. Вся Европа восстанет против него. Не так ли?
– Я еще ничего не знаю о замыслах монархов. Меня больше всего интересовали ваши намерения.
– О, вы можете положиться на меня: мои чувства неизменны! – ответила Мария Луиза, нежно глядя на Нейпперга.
Последний, вполне уверенный в своей власти, спокойно выжидал последнего слова. Мария Луиза быстро огляделась по сторонам и, словно не будучи в силах сдержаться и желая доказать, как далеко отстоят ее мысли от возможности бегства из Вены и возвращения к мужу, порывисто бросилась к Нейппергу, снисходительно раскрывшему ей свои объятия.
Он ожидал этого нежного доказательства. Недаром он был владыкою Марии Луизы. Он соблаговолил поцеловать ее с некоторой страстностью и увлек ее к кушетке, предусмотрительно стоявшей в глубине уборной.
Мария Луиза трепетала от ласк своего любовника и шептала среди лихорадочных, прерывистых поцелуев:
– Нет! Нет! Я не поеду в Париж! Я хочу остаться в Вене, вместе с тобой! Ведь ты же – мое счастье! Моя жизнь!
– Значит, вы жертвуете троном ради меня? В вашем сердце ничего не осталось для того, кто первый обладал вами, кто пробудил в вас страсть и любовь? – горячо промолвил Нейпперг, все сильнее и сильнее сжимая в своих объятиях трепещущую Марию Луизу.
– Нет! Клянусь тебе. Я никогда не любила этого человека. Я даже и думать не хочу о том, что он был моим мужем.
– И вы никогда не поедете в Париж?
– Никогда! Разве я ездила на остров Эльба? И потом ведь Наполеон – безумец. Его расстреляют, как авантюриста. Я должна оставаться здесь. Хотя бы ради сына…
– Только для принца Пармского? – коварно спросил Нейпперг, держа Марию Луизу на коленях и сопровождая свои слова жгучими поцелуями.
– Для сына и для тебя. Разве ты не знаешь это?
Двойной поцелуй заключил это признание.
Нейпперг, никогда не упускавший случая подчеркнуть свою власть над дочерью австрийского императора, попросил Марию Луизу последовать за ним в рабочий кабинет (он среди страстных объятий не забывал о своих делах).
Он выхлопотал аудиенцию у русского императора и хотел явиться во всеоружии ума и находчивости перед всесильным владыкой, распоряжавшимся по своему усмотрению иностранными тронами.
Он не сомневался в твердости решения Марии Луизы. Она вернулась бы к мужу лишь при самой крайней необходимости: под давлением союзных монархов. Первым делом надо было поставить императора Александра в известность относительно отвращения Марии Луизы к супругу.
Нейпперг подвел ее к письменному столу и заставил написать письмо под его диктовку. Когда она окончила, он внимательно прочел его и взялся передать его императору Александру.
Это письмо было настоящим отречением императрицы и разводом с Наполеоном. Мария Луиза формально заявляла о своем полном недоверии к проекту Наполеона о бегстве и добавляла, что считает это актом, который она, со своей стороны, глубоко порицает. Наконец, она высказывала твердое намерение впредь оставаться в стороне от всех действий и намерений Наполеона и, кроме того, сообщала, что, желая защитить интересы сына и предпочитая закрепить за ним собственность в Германии вместо того, чтобы гоняться за химерической передачей трона Франции, она, отдавая себя под покровительство союзных монархов, обязуется жить безвыездно в Вене вплоть до закрепления за нею Пармского герцогства, клянясь при этом никогда больше не видеться с Наполеоном и беспрекословно вручать Меттерниху все письма, получаемые ею от него.
