Каждый из этих шпионов получал конкретное задание, например, произвести рекогносцировку определенного участка оборонительной линии и установить наблюдение за передвижением какого-нибудь определенного войскового соединения. Это не составляло большого труда, так как указатели дорог и вывески о расположении частей и штабов расквартированных русских войск очень облегчали такого рода разведку. Лазутчикам противника не составляло абсолютно никакого труда собрать сведения о войсках, расположенных в том или ином районе, для этого нужно было только обойти и записать все то, что они видели на этих вывесках.
Это, в свою очередь, давало возможность японскому командованию использовать для шпионажа даже малограмотных или неграмотных китайцев и корейцев, которым давалось задание только зарисовать погоны, воротники или шапки солдат частей, расположенных на их участке. Полученные таким путем сведения о расположении русских войск в соединении с другими данными, полученными от 400–500 шпионов, которыми располагали войсковые штабы японской армии, представляли разведывательный материал большой ценности.
Сбором сведений в пользу японцев во время войны занимались также мелкие торговцы — китайцы и корейцы. Они торговали русским табаком и японскими папиросами, местными лакомствами и безделушками и под этим предлогом успешно собирали нужные японцам сведения.
У многих из царских офицеров служили денщиками китайцы. В Ляояне эти «денщики» аккуратнейшим образом два раза в неделю собирались у японских агентов и давали им сведения о своих господах.
Для получения информации японским разведчикам в большинстве случаев не требовалось никакой хитрости или изобретательности. Нужно было только иметь «своих» людей в общественных местах и слушать то, что болтали многие офицеры, а иногда и солдаты.
Большую группу шпионов имели японцы и в Мукденском вагоне-ресторане, куда собирались не только военные агенты и корреспонденты, но также ординарцы, состоявшие в большинстве из гвардейских молодых офицеров. Эти люди, не обращая никакого внимания на присутствие иностранцев, часто, рисуясь знанием иностранных языков, говорили все, что они знали. Разумеется, желающих послушать этих «вояк» было предостаточно.
Обширная своевременно организованная шпионская сеть значительно облегчала работу японской войсковой разведки, иногда почти заменяя ее.
Организацией и повседневным руководством разведывательной деятельности в России занимался японский Генеральный штаб. Он имел в своем распоряжении довольно обширную сеть различных организаций, обществ и бюро, на которые возлагалась практическая шпионская деятельность на территории России. Возглавляли эти организации обычно офицеры японского Генерального штаба.
Созданием этих учреждений японцы преследовали две главные цели — закрепить свои позиции в Маньчжурии, Корее и на российском Дальнем Востоке через официально существующие учреждения и организовать через них широкую агентурную сеть.
В 1903 г. Япония основывает в Корее так называемое «Корейское национальное общество» — «Ильтин-Хой». Его основной задачей, изложенной в уставе общества, являлось создание японской агентуры среди корейцев и подготовка из них кадров, могущих вести разведывательную работу в Уссурийском крае и в Маньчжурии.
Другой организацией, имеющей крупное значение в шпионской работе, являлось созданное также до войны 1904 г. во Владивостоке общество из японских подданных. Устав этого общества и его программа были разработаны известными японскими разведчиками в сане дипломатических представителей — Каваками и Номура. В целях более широкого использования членов общества в интересах японского правительства и, в особенности в шпионской работе, общество было поставлено в прямую зависимость от консула.
Масса других обществ и организаций, создаваемых японским Генеральным штабом на Дальнем Востоке, в Маньчжурии и Корее, всячески маскировались экономическими, коммерческими и иными целями.
Многие японские шпионы, офицеры Генерального штаба, «специализировались» в качестве содержателей публичных домов и курилен опиума. «Японские» улицы таких русских городов, как Владивосток, Никольск и другие, состояли почти сплошь из публичных домов. Число японских шпионов-сутенеров и содержателей публичных домов колебалось в среднем от одной трети до одной пятой всех японских подданных, проживавших в городах Дальнего Востока. И проститутки, и офицеры японского генерального штаба делали одно общее дело. Они не гнались за деньгами, а выкрадывали из полевых сумок, портфелей и карманов посетителей публичных домов различные документы.
Так, например, в городе Мукдене вплоть до русско-японской войны штаб-офицер Нагакио содержал четыре публичных дома, через которые собирал необходимые шпионские сведения для японского Генерального штаба.
В Порт-Артуре еще до войны 1904–1905 гг. долгое время существовал публичный дом, открытый американской подданной Жанетой Чарльз. Помимо «обычного» для данного заведения занятия, шпионское ремесло в его стенах достигло чрезвычайно больших размеров. После закрытия полицейскими властями заведения Жанеты Чарльз в Порт-Артуре, она переехала во Владивосток и так же открыла публичный дом под названием «Северная Америка». Так же, как и в Порт-Артуре, во Владивостоке велась разведывательная деятельность в пользу Японии и ее союзников (Великобритании и США).
Большую помощь японской разведке на территории России оказывали и немецкие подданные. Так, немецкая фирма «Кунст и Альберс», монополизировавшая торговлю на Дальнем Востоке, занималась шпионажем в пользу Германии и Японии. Японские агенты были внедрены в фирму под видом продавцов и мелких служащих, и их донесения о состоянии русских войск в регионе регулярно появлялись в Генеральном штабе в Токио.
Немало японских шпионов работало приказчиками не только у русских, но и иностранных купцов в городах Дальнего Востока. Один из английских торговцев, часто бывавший во Владивостоке, имел здесь своего приказчика-японца. В начале января 1904 г. этот «приказчик» заявил своему хозяину, что больше он работать не будет. Англичанин никак не мог уговорить его не бросать работы, хотя и обещал ему утроить жалованье. Каково же было изумление англичанина, когда он по приезде в Токио встретил на одной из главных улиц города «своего» приказчика в форме капитана японского Генерального штаба. Офицеры японского Генерального штаба нередко устраивались на работу в парикмахерских городов или станций, где стояли гарнизоны царской армии. Обслуживая офицеров и солдат, шпионы-парикмахеры устанавливали состав расквартированных частей армии, добывая сведения, нужные японскому Генеральному штабу.
Вместе с сотрудниками Генерального штаба, разведывательной деятельностью занимались и японские дипломаты, при этом особую активность проявил японский посол в Петербурге.
Таким образом, японский Генеральный штаб еще задолго до начала русско-японской войны сформировал обширную агентурную сеть в России, через которую собирал все необходимые сведения о будущем дальневосточном театре военных действий.
С началом войны японские агенты основным местом деятельности избрали непосредственно театр военных действий и тылы русской армии. При штабе главнокомандующего японскими вооруженными силами было сформировано Центральное разведывательное бюро, управлявшее деятельностью шпионов в российской армии.
В первые месяцы войны Японии хватало кадров, завербованных еще в мирное время. Но с расширением театра военных действий их число не стало удовлетворять Генеральный штаб. Поэтому Япония спешно стала заниматься вербовкой новых кадров, главным ядром которых стали представители местного китайского населения.
Проведению успешной вербовки китайцев на сторону японцев способствовало почти полное в связи с войной прекращение местной торговли. Многочисленные китайские торговцы и приказчики остались без работы и охотно соглашались на предложения японцев заняться агентурной деятельностью. Особую ценность для японской разведки составляли китайцы, хорошо знавшие русский язык. На содержание этой категории своих шпионских кадров Япония тратила огромные средства. По свидетельству разоблаченных агентов, они получали по 200 иен ежемесячно, что по тем временам представляло довольно солидную сумму. Не знавшим русского языка и не представлявшим особую ценность агентам выплачивалось около 40 иен.
