В сумке Джулии зазвучала мелодия «I Will Survive»[1]. Стенли вопросительно взглянул на свою подругу:

– Дать тебе мобильник?

– Это наверняка Адам или из студии…

– Только не двигайся, а то испортишь всю мою работу. Сейчас я его принесу.

Стенли запустил руку в бездонную сумку Джулии, извлек из нее мобильник и вручил хозяйке. Глория Гейнор тотчас смолкла.

– Слишком поздно, уже отключились, – шепнула Джулия, взглянув на обозначившийся номер.

– Так кто это – Адам или с работы?

– Ни то ни другое, – угрюмо ответила Джулия.

Стенли пытливо посмотрел на нее:

– Ну что, будем играть в угадайку?

– Звонили из офиса отца.

– Так перезвони ему!

– Ну уж нет! Пусть звонит сам.

– Но он только что именно это и сделал, не так ли?

– Нет, это сделал его секретарь, я же знаю его номер.

– Слушай, ты ведь ждешь этого звонка с той самой минуты, как опустила в почтовый ящик извещение о свадьбе, так брось эти детские обиды. За четыре дня до вступления в брак не рекомендуется впадать в стресс, иначе у тебя вскочит огромная болячка на губе или багровый фурункул на шее. Если ты этого не хочешь, сейчас же набери его номер.

– Чего ради? Чтобы Уоллес сообщил мне, что мой отец искренне огорчен, поскольку именно в этот день должен уехать за границу и, увы, не сможет отменить поездку, запланированную много месяцев назад? Или, например, что у него аккурат на этот день намечено дело чрезвычайной важности? Или придумает еще бог знает какое объяснение.

– А вдруг твой отец скажет, что будет счастлив прийти на бракосочетание дочери и звонил, просто желая удостовериться, что она усадит его на почетное место за свадебным столом?

– Моему отцу плевать на почет; если он и явится, то выберет место поближе к раздевалке – конечно, при условии, что рядом будет достаточно смазливая молодая женщина.

– Ладно, Джулия, забудь о своей ненависти и позвони… А впрочем, делай как знаешь, только предупреждаю: вместо того чтобы наслаждаться свадебной церемонией, ты все глаза проглядишь, высматривая, пришел он или нет.

– Вот и хорошо, это отвлечет меня от мыслей о закусках, ведь я не смогу проглотить ни крошки, иначе платье, что ты мне выбрал, лопнет по швам.

– Ну, милочка, ты меня достала! – едко сказал Стенли и направился к выходу. – Давай пообедаем как-нибудь в другой раз, когда ты будешь в более подходящем настроении.

Джулия оступилась и чуть не упала, второпях спускаясь с подиума. Она догнала Стенли и крепко обняла:

– Ну прости, Стенли, я не хотела тебя обижать, просто я очень расстроена.

– Чем – звонком от отца или платьем, которое я так неудачно выбрал и подогнал по тебе? Кстати, обрати внимание: ни один шов не лопнул, когда ты так неуклюже спускалась с подиума.

– Твое платье великолепно, а ты – мой лучший друг, и без тебя я никогда в жизни не решилась бы пойти к алтарю.

Стенли внимательно посмотрел на Джулию, вынул из кармана шелковый платок и вытер ее мокрые глаза.

– Ты действительно хочешь прошествовать к алтарю под ручку с ненормальным приятелем или, может, у тебя родился коварный замысел – заставить меня изображать твоего сволочного папеньку?

– Не обольщайся, у тебя недостаточно морщин, чтобы выглядеть в этой роли правдоподобно.

– Балда, это же я тебе делаю комплимент, намекаю, как ты еще молода.

– Стенли, я хочу, чтобы к моему жениху подвел меня именно ты! Ты, и никто другой!

Он улыбнулся и мягко сказал, указывая на мобильник:

– Позвони отцу! А я пойду и дам кое-какие распоряжения этой идиотке-продавщице, – она, по-моему, знать не знает, как обращаться с клиентами; растолкую ей, что платье должно быть готово послезавтра, а потом мы наконец пойдем обедать. Давай, Джулия, звони скорей, я умираю с голоду!

Стенли развернулся и направился к кассе. По дороге он украдкой взглянул на Джулию и увидел, что она, поколебавшись, все же набирает номер. Он воспользовался моментом и незаметно вынул собственную чековую книжку, рассчитался за платье, за подгонку и приплатил за срочность: оно должно быть готово через два дня. Сунув квитанции в карман, он вернулся к Джулии как раз, когда она выключила мобильник.

– Ну что, придет? – нетерпеливо спросил он.

Джулия покачала головой.

– И какой же предлог он выставил на сей раз в свое оправдание?

Джулия глубоко вздохнула и пристально взглянула на Стенли:

– Он умер!

С минуту друзья молча смотрели друг на друга.

– Н-да, предлог, должен сказать, безупречный, не подкопаешься! – наконец пробормотал Стенли.

– Слушай, ты что, совсем сдурел?

– Извини, так просто вырвалось… сам не знаю, что на меня нашло. Я тебе очень сочувствую, дорогая.

– А я ничего не ощущаю, Стенли, ровно ничего – ни малейшей боли в сердце, даже поплакать не хочется.

– Не беспокойся, все придет потом, до тебя пока еще не дошло по-настоящему.

– О нет, дошло.

– Может, позвонишь Адаму?

– Только не сейчас, попозже.

Стенли обеспокоенно взглянул на свою подругу:

– Ты не хочешь сообщить жениху, что твой отец сегодня умер?

– Он умер вчера вечером в Париже; тело доставят самолетом, похороны через четыре дня, – еле слышно сказала Джулия.

Стенли быстро подсчитал, загибая пальцы.

– То есть в эту субботу! – воскликнул он, вытаращив глаза.

– Вот именно, как раз в день моей свадьбы, – прошептала Джулия.

Стенли тотчас направился к кассе, аннулировал покупку и вывел Джулию на улицу.

– Давай-ка я приглашу тебя на обед!

Нью-Йорк был залит золотистым светом июньского дня. Друзья пересекли Девятую авеню и направились к «Пастису» – французскому ресторану с настоящей французской кухней в стремительно менявшемся квартале Meat Packing District[2]. За последние годы старинные склады уступили место роскошным магазинам и бутикам ультрамодных кутюрье. Престижные отели и торговые центры вырастали тут как грибы. Бывшая заводская узкоколейка превратилась в зеленый бульвар, который тянулся вплоть до Десятой улицы. Первый этаж старого завода, уже прекратившего свое существование, занимал рынок биопродуктов, на других этажах обосновались производственные компании и рекламные агентства, а на самом верху располагалась студия, где работала Джулия. Берега Гудзона, также благоустроенные, стали теперь длинной прогулочной зоной для велосипедистов, любителей бега трусцой и влюбленных безумцев, облюбовавших манхэттенские скамейки, – прямо как в фильмах Вуди Аллена. Уже с вечера четверга квартал заполоняли обитатели соседнего Нью-Джерси, они переправлялись через реку, чтобы побродить по набережной и развлечься в многочисленных модных барах и ресторанах.

Когда друзья наконец устроились на открытой террасе «Пастиса», Стенли заказал два капучино.

– Мне давно следовало бы позвонить Адаму, – виновато сказала Джулия.

– Если только для того, чтобы сообщить о смерти отца, то несомненно. Но если ты хочешь заодно сказать ему, что придется отложить свадьбу, что нужно предупредить священника, ресторатора, гостей, а главное, его родителей, тогда все это может немного подождать. Смотри, какая чудная погода, – пусть Адам поживет спокойно еще часок, прежде чем ты испортишь ему день. И потом, у тебя траур, а траур все извиняет, так воспользуйся этим!

– Как я ему скажу?..

– Дорогая моя, он должен понять, что довольно трудно и похоронить отца, и выйти замуж в один и тот же день; но даже если ты сама сочтешь это возможным, то скажу тебе сразу: другим эта мысль покажется совершенно недопустимой. Господи боже мой, и как это могло случиться?!

– Поверь, Стенли, господь бог тут совершенно ни при чем: эту дату выбрал мой отец – и только он один!

– Ну-у-у, я не думаю, что он решил умереть вчера вечером в Париже с единственной целью – помешать твоей свадьбе, хотя признаю, что он проявил вполне изысканный вкус, выбрав такое место для своей кончины!