– Ужинал. Но только лузеры сидят за пустым столом.

– Ты бы еще рататуй заказал.

– Я забыл, это суп такой?

– Не-а, овощное рагу по цене черной икры… Как раз для тех, кто боится выглядеть лузером в глазах официанта.

– Оль, я хотел поговорить с тобой, – сказал он деловым тоном.

– Говори…

– Я решил завтра улететь. Дела. И вообще.

– И что? – Она, конечно, выпендрилась на встречу и маску для лица сделала, но не видела в отношениях ничего, кроме курортного романа, теряющего прелесть при вывозе.

– Я по жизни точно знаю, что если баба начинает хамить, значит, пора ставить точку.

– Хамить – это иметь другую картину мира?

– Называй как хочешь, но я слишком занят, чтобы в этом разбираться.

– Не разбирайся. Твое право. С моей стороны может быть только сожаление от того, что человек, ворочающий миллионами, не имеет времени разобраться с собой. Это опасно для окружающих…

– Чем?

– Тем, что если бы тебе было выгодно этот несчастный авианосец взорвать посреди купающихся людей, ты бы его взорвал. Потому что у тебя вместо шкалы «хорошо – плохо», шкала «миллион – два миллиона».

– Ты вообще что обо мне знаешь? Ты знаешь, сколько денег я перевожу на благотворительность? Ворам! Потому что проверять, куда они попадают, некогда! – чуть не заорал он.

– Так и я о том, что тебе с собой разбираться некогда. И некогда разбираться, кому ты деньги переводишь. С чего ты взял, что ты занимаешься благотворительностью, если ты даже не знаешь, где они оседают? Это благотворительность только по отношению к собственной совести! И к ворам!

Официант принес поднос с едой, начал торжественно и медленно открывать бутылки.

– Побыстрее! – шикнул на него Влад, и тот ускорился, как фильм, поставленный на перемотку. – Давай не портить последний вечер, – предложил он. – Ты уже доказала, что все, что для меня значимо, для тебя не значимо. И наоборот. У меня одноклассник такой есть. Уважаю. Оля, я хочу сделать одну вещь. Хочу купить квартиру твоей дочке. Надеюсь, тебя это не оскорбит? – победно усмехнулся он.

Ольга пожала плечами:

– С чего ты взял, что не оскорбит?

– Это как раз адресная благотворительность. С детдомами не получается адресно, а здесь получится.

Ольге показалось, что он издевается.

– Влад, похоже, ты так давно живешь среди отбросов, что уже забыл, что бывают люди, для которых цель не оправдывает средства…

– Да прекрати ты. Мой одноклассник тоже живет в хрущевке и грубо отвергает мои предложения. Но у него высокие амбиции. А дочь твоя тут при чем? Она – молодая девка и хочет нормально жить.

– Ты полагаешь, я должна ей сказать: «Девочка моя, я тут на фестивале удачно дала одному крутому, и это мой гонорар! Потому что твой папа – неудачник и никогда не заработает тебе на квартиру!»

– Но это же правда! Твой муж действительно неудачник! – напомнил он.

– Ты хочешь улучшить наследственность моей дочки? Чтобы у нее был не только папа-неудачник, но и мама-проститутка? Хороший пример для подражания… – захохотала Ольга.

– Но я мог бы сделать по-другому. Я мог бы взять тебя на хороший оклад. На очень хороший оклад. А ты можешь туда не ходить – езди на свои экологические конференции! – предложил он новый вариант.

– А в чем разница между оптовой проституткой и розничной? Ты все хочешь упростить отношения до привычных. А зачем?

– А затем, что в Москве… в которой я редко бываю… мне… извини за выражение, некуда тебя деть! Ну, я имею в виду время и структуру коммуникации. – Он говорил так, словно искал удобную финансовую схему для работы мелкого сегмента своего бизнеса.

– Так и нет проблем. Мне тоже некуда тебя деть в Москве, в которой я бываю часто. Просто скажем друг другу «спасибо» за дивное время, проведенное со зверем другой породы. – Она говорила это не для того, чтобы завлечь его закрывающейся перед носом дверью, а просто считала, что курортные романы не переводятся на домашний язык. – У тебя есть мой мобильный. Этого достаточно. И давай сменим тему и не будем портить последнюю ночь.

Последняя ночь и вправду была восхитительной. Даже восхитительнее первой. Но она была последней – утром Влад уехал. А на рецепшене ей передали запакованную коробку, в которой оказалось очень дорогое колье.

Ольга продала колье через шуструю подружку в десять раз ниже его себестоимости и купила сыну новый компьютер. Другой возможности купить его у семьи не было.

Они еще дважды виделись с Владом. Первый раз он пытался ослепить ее своим очередным шизофренически дорогим пригородным домом. Второй раз – таким же новым автомобилем. А все, что касалось тела, изменило им. Ушла не половина, а все девяносто процентов восторга от прикосновений друг к другу. Видимо, отношениям был необходим бульон Лазурного берега.

Помощник Влада включил Ольгу в поздравительную рассылку компании, и теперь она в составе тысячи нужных и приятных людей получала дорогие обезличенные презенты к Новому году, Восьмому марта и дню рождения.

На первый презент Ольга решила достойно ответить. Она часто бывала в шоколадном кафе-бутике «Конфаэль» на Никитском бульваре. Раз в неделю на голову сваливался очередной иностранный журналист или эколог, от которого надо было отделаться малой кровью, и Ольга разработала стандартный маршрут.

Приглашение в «Конфаэль», на горячее «утка в шоколаде» или «креветки в белом шоколаде», быстро снимающие тему «У вас тут в третьем мире».

Выяснив конфессиональную принадлежность, пока иностранец пил кофе, заходила в нишу магазинчика и покупала: мусульманину – мусульманскую шоколадную коллекцию, иудею – иудаистскую, христианину – христианскую, атеисту – шоколадный кремль. А потом просила официантку вручить подарок гостю на прощание.

Одуревшего после этого от счастья иностранца можно было быстро провести через Калининский к Манежу и Кремлю и многозначительно сказать ему:

– Поверьте мне, для знакомства с Красной площадью необходимо время и одиночество… – И без всякого чувства вины оставить его напротив каменного Кремля с «Конфаэлью» в пакете. В идеале на эту отработанную акцию уходило полтора часа, и, назначив встречу на семь, в половине девятого Ольга уже прыгала в вагон метро, едущий к дому.

Так вот, в ответ на первый дежурный подарок Влада Ольга отправила с помощником купленные в «Конфаэле» шоколадные наручники и чемоданчик с шоколадными долларами и еврами.

Влад позвонил на следующий день, холодно спросил:

– И что ты хотела сказать своими символическими сладостями?

– Хотела сказать: «Съешь оковы своих денег и стань свободным и счастливым!» – игриво ответила Ольга.

Он помолчал, потом сказал:

– Странно… А мне показалось, что это означало: «Подавись своими деньгами! И хорошо бы тебя посадили!»

– Видимо, у тебя сломалось чувство юмора, – предположила Ольга.

– Или у тебя… – ответил Влад.

Больше она не отвечала на подарки. Как-то рассказала всю историю Наташе, без имен и адресов. Та выпучила глаза:

– Олюсик, малыш, почему ты не взяла деньги на квартиру?

– Брать можно только то, что можешь отдать, – попыталась объяснить Ольга. – Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– По-твоему, я живу в мышеловке? – удивилась Наташа.

– По-моему, да.

– Ты – дура. Я бы взяла! У моей племянницы тоже нет дома. И я очень переживаю за девочку, – вздохнула Наташа.

– Ну так поселите ее в своей гробине, там полно места.

– Нет, у нее, конечно, есть плохонькая двушка на Арбате. Есть маленькая квартирка в Берлине. На лето есть еще в Монако. Но там так неуютно, там просто невозможно жить!.. – пожаловалась Наташа.

Опыт общения с богатыми продемонстрировал Ольге, что они отличаются от остальных только атрофией гуманитарных ценностей. И еще тренированностью на запах денег, как у таможенных спаниелей на запах наркотиков. То, мимо чего пройдет нормальный человек, защекочет богатому ноздри, и наоборот.

И тренировали его на этот запах кинологи папа с мамой, с детства дав директиву – твоя ценность в том, что ты богат. После чего выросший спаниель шарил руками по пространству, не понимая, в каком месте его обманули и почему его не ценят ни за что, кроме денег.