– Это не охранник, это начальник русского дворянства! – уточнила Ольга.

– Тем более, тренированный подраться!

– Певец Массимо дрался на нашей стороне? Держите меня семеро! – закричала Вета.

– Да я ж своими глазами не видел, мне рассказали. Мы в это время с Ашотом Квирикяном и его Куколкой сидели в ресторане и говорили об Армении! Короче, пора укладывать вещички… Финита ля комедия. Никакого недельного праздника, никакого итальянского карнавала! Ямбись оно все хореем! – деланно сокрушался Шиковский.

– Финита отменяется! После обеда мой ворк-шоп! – строго напомнила Печорина.

– Какой еще жоп? – прикололся Шиковский.

– Ворк-шоп – так называется теперь мастер-класс! – В голосе Печориной зазвенела обида. – И я прошу всех быть.

– Я что? Я разве против? Я за любой жоп, особенно женский, лишь бы еще поваляться на солнышке на халяву! – не возражал Шиковский.

Из лифта вышла Олеся в коротком черном халатике, разрисованном зловещими рокерскими черепами, пряди красно-фиолетовых волос стояли дыбом. Подошла и рухнула на диван:

– Люди, я сейчас сдохну, как меня ломает от вчерашнего. Зачем мы столько выжрали? Мальчик! Пиво, быстро!

Все терпеливо ждали, когда она присосется к пиву и отвалится от него, оживая и яснея глазами.

– Чего вы на меня так уставились? – спросила Олеся, выдув стакан пива. – Ко мне возвращаются звуки и запахи мира! Я чувствую, что еще немного поживу!

– Рассказывай! – заорали на нее всей компанией.

– Блин, у меня и так состояние «удариться головой напоследок»… Что я еще должна рассказывать?

– Все!

– О господи! Ну ладно… Сами попросили. Рассказываю, раз коллектив просит! Короче, я привела Бабушкина чинить мне окно. Представляете, у этих блядей все в номерах сломано! Они думают, что это и есть четыре звезды, подготовленные к сезону! – сказала Олеся. – Окно починил. Получилось. Остальное – хуже. Уж я и так, и так… Как вы все знаете к своему возрасту, мужики в постели бывают харизматики и отделочники… Здесь ни того ни другого… как говорят доминошники, «пусто-пусто»… Ушел из большого секса. Так что, девки, этого вычеркиваем из списка… Отряд не заметил потери бойца. Но самое неприятное – утром в номер ломится Борюсик. Открываю. На мне, как вы понимаете, ничего, кроме цепочки и спермы. А он чего-то требует! То ли моей любви, то ли дружбы Бабушкина. Но мы оба… не в силах… ответить ему взаимностью!

– И что?

– Мальчик! Еще пива! – заорала Олеся. – Ну, дружбы ему хотелось больше. Он стянул Бабушкина на пол и поволок из моего номера за ноги… по полу…

– Режиссера Бабушкина? За ноги? По полу? – ахнула Вета.

– Не куда-то, а в Рим, смотреть натуру для нового фильма! – уточнила Ольга.

– Никогда не думала, что голова Бабушкина падает на пол с таким громким стуком. Видимо, там внутри золото… – задумчиво вспомнила Олеся, задрав ноги на стол. – Главное, очки с него слетели и в мелкие дребезги на моем полу… Я потом чуть ступни не изрезала!

– Как же он без очков будет смотреть в Риме натуру? – охнула Ольга.

– Оль, да он совсем плохой поехал. Там очки уже проблемы не решали, – успокоила Олеся.

– Олесь, а ты где такой панковский прикид берешь? – спросила Вета, ощупывая ткань халатика с черепушками.

– Где-где? У дочки!

– Так ты ж вроде собралась ее за принца Уэльского замуж пристроить? – не унималась Вета. – Думаешь, он спит и видит невесту в халатике с такими черепушками?

– Да я ж ей то же самое каждый день говорю! – пожаловалась Олеся. – Мать вкалывает, как папа Карло, а эта сучка – прыг в кожаные шорты и на свой гребаный мотоцикл! Или со своим обкуренным дружком на яхте кататься! Дети, Вета, неблагодарные сволочи! Вот хамскую эсэмэску утром прислала: «мать много не пей»! Можно подумать, что я пью! Да я, блядь, сама сдержанность!

Мимо них проплыла Наташа, вся в просвечивающих лимонных кружевах, с лимонным зонтом от солнца, лимонным полотенцем на плече и укоризненным выражением лица.

– Как вам не стыдно? Устроили целый клуб, чтобы обсуждать человека! А человек просто сорвался! – сказала она обиженно, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Кто сорвался? – заорали все хором вслед Наташе, но она даже не обернулась.

Ольга допила чай, добежала до пляжа, поплавала подальше от фестивальных и побежала на предобеденный просмотр документальных фильмов. Как и предполагала, в зале сидели всего три человека: она, народный кинокритик Сулейманов и художник Руслан Адамов. Обсуждать с ними вчерашнюю вампуку было бессмысленно. Они были не про это.

Фильм был на модную тему – вода видит, слышит и помнит. О том, как ученые говорили ей и писали на бутылках добрые и злые слова и при замораживании бутылок вода кристаллизовалась в зависимости от услышанного. Либо гармонично, либо хаотично. О том, что водопроводы городов калечат поле воды и пить можно только то, что хоть немного отстоялось в емкости или отлежалось в заморозке. И о том, что растения, политые водой, названной добрыми именами, растут значительно быстрее.

– Что вы думаете про это? – спросил ее Руслан Адамов.

– Я думаю, что на фестиваль приехала группа захвата Тирренского моря, способная целиком изменить структуру его воды, – ответила Ольга.

– Значит, на нас с вами лежит особая ответственность, и мы должны особенно часто нашептывать ему нежные слова, – улыбнулся художник.

– Вы вчера и с открытия тоже сбежали?

– Я секунд тридцать постоял в дверях. Когда появился мэр, я ретировался… Правда, потом зашел на ужин, но там стал пленником Инги. Знаете, я давно прячусь от таких тусовок, это не снобизм. В какой-то период жизни понял, что пересмешничество часто заменяет созидание. Сидит человек и пересмешничает, год, два, всю жизнь… и вроде он в зоне внимания, а потом смотришь, от него ничего не остается, кроме пары ловких фразочек в воспоминаниях родственников. Замечали? Но главное, он еще и сам не успевает ничего прожить, кроме наблюдения за успехом своих шуточек…

– Замечала… Идемте обедать?

– Нет, я лучше в номере покурю трубку на балконе. Нигде ведь не разрешают курить.

Забежавшая в ресторан во время обеда Дина уклончиво ответила на вопросы:

– Были мелкие проблемы, мы их решили.

– «Прибежали санитары, зафиксировали нас!» Ну хоть скажи, кто кого избил? – взмолился Шиковский. – Ты обязана ответить народу как преставитель власти! А то мы тут уже делаем домашний тотализатор!

– Единой версии нет, все участники мизансцены находились примерно… в одинаковом состоянии… тела и духа, – тактично ответила Дина. – Не будем на этом застревать. В конце концов, открытие – это праздник! А теперь начинаются рабочие будни! Всех ждем на ворк-шоп несравненной Татьяны Печориной после обеда.

– История мидян темна и непонятна… – пробурчал Ашот Квирикян.

– Дина, а правда, хозяин гостиницы – потомок Медичи? – спросила Ольга.

– Конечно! У него еще дедушка купил этот титул! – кивнула Дина, и тут ее прорвало вопреки обычной сдержанности: – Нет, но ты только подумай, я этим недотраханным дурам пригнала толпу мафиозников! Шведский стол, выбирай на любой вкус! И что они сделали? Инга с Олесей распугали их, как две волчицы стадо овец! Не поверите, итальянцы перенесли продолжение политической конференции в другой отель! Зачем им карабинеры во время партконференции? Медичи в ярости! У него убытки! Кроме конференции, выехали остальные постояльцы! Со словами, что не готовы проводить отдых в русском борделе! А потом мне Инга и Олеся будут рассказывать, что они – элита страны, а я – их фестивальная обслуга!

– Успокойся, – погладил ее по руке Шиковский. – Я всегда говорю студентам, когда они делают этюды: «Итальянский карнавал прославился тем, что вытаскивает из людей то, что они десятилетиями прячут даже от самих себя…» Кто бы мог подумать, что южная мафия такая сыкливая? И что сразу две Коломбины – это многовато для итальянского менталитета!

Ольга подошла к десертному столу, утонула в сладком запахе нарезанных фруктов и остром запахе моря из окна. Возле блюда с папайей Лиза Золотова спорила с мужем и Андреем Николаевым.