Правда, Руслану, внезапно оказавшемуся в роли Марфуши, не хотелось ни улыбаться, ни стонать.
– А ну слезь с меня, полоумная! – прохрипел он.
– У тебя в груди стучит, а в животе булькает, – ответила ему соседка и устроилась на Руслане поудобнее.
– Ну так если б было наоборот, это был бы отек легких! Спасибо, что разбудила. А теперь – слезь.
Кое-как выбравшись из-под Леночки, Руслан оделся и пошел с подругой жены на аборт.
Ирочка взяла с Руслана клятвенное обещание, что тот подружку отведет и, если все будет хорошо, приведет обратно. В конце концов, в той оргии на семь персон Руслан с Ирочкой тоже участвовали и ощущали за забеременевшую соседку некоторую ответственность.
Вернувшись домой, Руслан обнаружил Ирочку, которая задумчиво обгрызала маникюр. Как выяснилось, Леночка пыталась убить ее учебником по туберкулезу из ревности, а потом съела в доме все транквилизаторы.
– Я ей желудок промыла и положила спать, – сказала Ирочка и с тоской посмотрела на тазик с содержимым сосед-киного желудка.
– Дура, – дернул плечами Руслан, – зачем ты ее откачала? Мало того, что все колеса даром пропали, так теперь еще и непрерывный суицид намечается.
– Ну жалко же, – неуверенно сказала Ирочка.
– И мне жалко! Жалко колес, которые сожрала эта полоумная!
Вяло поругавшись, супруги сели готовиться к экзаменам. Утром сдавать, а учебники еще не открывали. Вообще не открывали. Весь семестр. Только погрузились в глубины туберкулеза и психиатрии, как открылась дверь. В дверь вползла Леночка, немного помычала и упала. Руслан поднял соседку, отволок в ее комнату и сгрузил на девичью кроватку. Через пятнадцать минут сцена повторилась: Леночка вползла, помычала и упала. И так еще пятнадцать раз. Потом затихла. Руслан заглянул к ней: соседка картинно лежала посреди комнаты с початой баночкой блока-торов кальциевых каналов. «Хватит», – подумал Руслан и раскидал несколько пилюлек по полу. Остальное ссыпал себе в карман. И отправился вызывать «скорую».
Его расчет был прост: куда повезут после попытки суицида? В дурку. А там мимо симптомов шизофрении не пройдут – уж больно яркая симптоматика.
В пять утра на безлюдной Петровской набережной появилась «скорая». Оттуда вылезли толстый фельдшер и пьяный доктор.
– Ну, блядь, где это хуепутало? – поинтересовался доктор.
– Пойдемте же скорее! – Руслан изобразил тревогу на личике. – А вдруг она уже умерла?!
– Если бы! – с тоской ответил фельдшер. – Отравиться еще уметь надо!
Капельница, зонд, попытка уговорить Ирочку посидеть с соседкой.
– Нет, что вы! У нас экзамен в девять! Две попытки суицида за сутки! Мы не можем взять на себя такую ответственность!
…Леночка вышла из дурки через год. Как будущего врача ее пожалели и поставили в диагноз шизоидную психопатию – с шизофренией ее бы отчислили. Вышла тихая, спокойная и засобиралась замуж – на психотерапии познакомилась с мальчиком-истериком.
– Он совсем один. У него был любовник, но потом с любовником стала жить его мама, – рассказывала об избраннике Леночка.
– Вот бывают же родители-сволочи! – отвечала Ирочка. Она поила соседку чаем, на всякий случай убрав со стола острые предметы.
Леночка и ее муж жили долго и счастливо – на пару ковыряли вены бритвоч-кой, спасали друг друга и имели общий гардероб: мальчик оказался слегка трансвестит.
…Спустя много лет Руслан приехал в Питер. Был август. Он стоял посреди институтского городка, напротив доски с результатами вступительных экзаменов. Вокруг кто-то скакал от радости, кто-то плакал. И тут Руслан осознал, что ровно десять лет назад так же стоял перед грязно-белым стендом и искал свою фамилию.
– Бедные дети. Во что вы лезете?! – пробормотал он и, ссутулившись, отошел.
Тем временем студенчество близилось к концу. Их студенческий с Ирочкой брак – тоже.
Руслану все чаще без особых причин становилось грустно, Ирочка все чаще плакала. После очередной сексуальной эскапады Руслана охватывала тоска. «Всякая тварь грустна после соития», – утешал себя он, но не слишком верил в это утешение. Постепенно в густой сети знакомых и приятелей стали появляться бреши. Овердоз, суицид, перестрелка, СПИД, несчастный случай.
«Мне двадцать пять лет, у меня ничего нет», – стучало в голове. Окончательно настроение ему испортила его тезка Руслана, соседка родителей. Она была классической Золушкой, но из очень грустной сказки.
Из дневника Руслана
Сказки хороши не только тем, что к их героям приходят под занавес богатство, положение в обществе и великая любовь. Но и тем, что все это приходит вовремя. Тогда, когда этого ждут. Когда готовы принять.
Золушка встретила своего Принца в правильном возрасте: за плечами уже есть опыт, но самих плеч ее он еще не согнул.
Но это в сказках. А в жизни принцы – народ ленивый. Подошла туфелька—и ладно. И потом уже до них доходит, что не Золушка то была, а зверь страшный, неведомый, женского полу.
А Золушка, вернувшись с бала, поняла, что фея скозлила: кучер не превратился обратно в крысу, а лошади – в мышей. Пришлось жить с кучером на конюшне. На память о бале осталась только приспособленная под пепельницу хрустальная туфелька, так как кучер потом тоже сбежал.
Принц ее все-таки нашел. Но много позже. Лет через тридцать…
В 86-м ласточка советской халявы со свистом пролетела мимо нашей семьи и намертво впечаталась в прибалтийский глинозем. Именно там «почтовый ящик», в котором работали мои родители, построил своим сотрудникам дом. На удивление, дом стоял почти ровно, но вот внутри имел довольно причудливую геометрию. Я б даже сказал, геометрию неэвклидову. Ну, сволочью оказалась ласточка. Бывает.
Ни одной ровной поверхности в квартирах не было. Еще там не было полов, электрики, сантехники и прочих признаков принадлежности строения к жилому фонду. Поэтому днем счастливые новоселы конструировали космические корабли, а по ночам вели отделочные работы. Там-то я впервые и увидел Руслану.
Руслана, инженер первой категории, наравне с мужиками ловко крыла крышу жестью, а отечественную космонавтику – матом. У нее было двое детей-погодков, бывший муж, получивший квартиру уже с новой семьей в этом же доме, и зажиточная мать, не дававшая дочери ни копейки в помощь – она ожидала какой-то таинственный Черный День.
В календаре Русланы все дни были черными. Кроме разве что дней критических – те она обводила фиолетовым.
Бывший мужж красавец комсомольского типа, проходямимо, не здоровалсяни с ней, ни с детьми. Мать приезжжала с Украины, привозила гостинец – полураз-ложившийсяпо дороге трупик поросенка, ругала кацапов и пила дочернюю кровь ведрами. Младший сын состоял на учете в детской комнате милиции, дочь между репетитором по английскому и уроками музыки запивала димедрол водкой и говорила, что очень вкусно.
Годы шли. Конструкторское бюро, набитое дамами без камелий, чахло.
Абсолютно седая в сорок пять лет, Руслана зарабатывала, что могла, и везде, где могла. Днем кульман, ночью оверлок.
Мужиков без штанов видела только на примерках сшитых ею же брюк. Сын получил условную судимость за пьяный дебош, дочь только вышла из реанимации после передозировки, теперь уже героиновой. Мать не дождалась Черного Дня, померла. Скопленные ею капиталы сгорели в денежную реформу.
Приглашение на слет выпускников давно забытого питерского вуза Руслана приняла неохотно. Но приняла. Дело в том, что ночью ей снился Климакс. У Климакса были тонкие розовые ноги и абсолютно лысый лобок. В целом Климакс Руслане не понравился.
– Здоровенька була, красуня! – Видимо, это был специальный украинский Климакс. – Ось я й прийшов! – И помахал в воздухе пакетом с надписью «Климонорм».
– Хрен те в сумочку! – ответила Руслана, проснулась и вылетела в Питер, выпросив под это дело командировку.
