Да-а-а… То-то удивится настоящая Елена Семеновна, если узнает, что уже четыре года ведет активную половую жизнь в Карловых Варах!
* * *
Зачем на курорте питьевые бюветы, минеральные ванны, души Шарко, врачи, грязи и диетическое питание – самоочевидно. Зачем рестораны, казино и дискотеки – всем ясно. Зачем стрип-клубы, полутайные публичные дома и сотни неорганизованных, но старательных жриц платной любви – тоже понять можно.
Но зачем здесь нужен тир с широким выбором не каких-то там «духовушек», а разнообразного боевого оружия, – не догадается и самый продвинутый знаток водолечения. Между тем, яркие буклеты с фотографией длинноволосого парня в наушниках и с внушительным револьвером в руке лежат в вестибюлях всех отелей, рядом с рекламками магазинов, косметических салонов, SPA-центров и прайсами экскурсий в Прагу и Мюнхен.
На площади около Галереи я сел в довольно свежий белый «фольксваген» с жёлтым таксишным фонарём на крыше и сонным оплывшим водилой за рулём, протянул буклет.
– Поехали вот сюда! Тряхну стариной: когда-то на спор стакан с головы сбивал, – по-чешски я говорю свободно, к тому же без акцента, но ввести в заблуждение толстяка не удается.
– Пан, наверное, русский?
Таксист, удивлённый дневным клиентом, который вместо того, чтобы спать после процедур и сытного обеда, собирается предаться странному увлечению, неспешно завёл двигатель и плавно тронулся с места.
– Как вы узнали?
Если едва заметная усмешка может служить ответом, то я его получил.
Через десять минут, после короткого подъема в гору, «фольксваген» уткнулся в характерное сооружение, похожее на вывернутый наизнанку длинный желоб, густо заросший сорной зеленой травой с коричневыми прожилками высохшей повители. Именно так должна выглядеть снаружи стрелковая галерея.
– Просим! – Пухлый палец показал на левый край сооружения, и я двинулся в указанном направлении по узкой асфальтовой дорожке, обсаженной увядающими сине-фиолетовыми цветочками в форме маленьких граммофонов.
Но впереди стояли пластиковые столики, за которыми несколько женщин с детьми мирно ели мороженое и пили кофе. Эта идиллическая картина настолько не соответствовала ожидаемой боевой ауре стрельбища, что я повернулся и пошел обратно. Однако противоположный конец странного сооружения был наглухо запечатан ржавой железной дверью с тяжелым кольцом-колотушкой, старинными петлями, засовом и таким же ржавым замком.
Пришлось опять вернуться туда, куда показал таксист. Женщины бойко болтали по-чешски, дети звонко смеялись и задирали друг друга. Над всем этим висел плакат: «Кафе „Стрельница“».
Неужели сонный водила завез меня не туда, куда надо?! Но выложенный каменными плитами торец пятидесятиметрового сооружения, равно как и сам полукруглый вывернутый желоб ни на что, кроме самого настоящего стрелкового тира, похожи не были! Кафка, да и только! Может, в помещении бывшего тира совсем недавно открыли кафе?
Я зашел в распахнутую дверь с решеткой из арматуры, какие бывают в сельских магазинах российской глубинки. Стойка простецкого бара, столики вдоль стены, официантка в белом передничке…
– Иржи, еще кофе! – увидев меня, крикнула она бармену.
Да, похоже, профиль заведения действительно резко изменился, и мой буклет устарел…
– Не надо кофе. Я хочу узнать, где теперь тир? – обратился я к стоящему за стойкой парню с небольшой косичкой на затылке и серьгой в ухе.
– А-а, пан хочет пострелять, – буднично кивнул он. – Идем.
Иржи повел меня в глубину галереи, открыл застекленную дверь и завел в небольшую комнатку, где на столе совершенно открыто лежали полтора десятка пистолетов и револьверов, а в углу стояли автомат Калашникова, знаменитая своей необычной компоновкой НАТОвская винтовка «Кехлер и Кох» – с магазином и затвором в прикладе, и несколько ружей и карабинов.
Переход от кофейных ароматов к запахам масла и оружейной стали произошел настолько быстро и неожиданно, что я несколько растерялся. Мы привыкли к военным строгостям: проверкам, инструктажам, суровой охране, глухим железным дверям и запертым стальным ящикам, а здесь стрельба была развлечением, добавкой к кофе – вроде сливок, и наливал эти оружейные сливки бармен с косичкой и серьгой в ухе! И никаких предъявлений документов, никаких расписок в журнале техники безопасности или в ведомости на выдачу патронов!
Под внимательным взглядом Иржи я отобрал несколько тяжелых машинок: хромированный кольт «Королевская кобра» калибра 357, длинноствольный вороненный «Таурус» 357 Магнум и тяжеленный никелированный «Ругер Редхоук» 44 Магнум. Прикинул, как они сидят в руке, проверил ход курков, попробовал, легко ли открываются барабаны. Иржи с невозмутимым видом наблюдал и делал выводы. Во всяком случае, обязательного вопроса: умею ли я стрелять? – он так и не задал. Интересно, задумывается ли бармен о том, что из-за такого количества стволов его запросто могут убить?
Ответ я получил через минуту, когда Иржи полез в шкаф за патронами: из заднего кармана джинсов наполовину выглядывал тускло отблескивающий кастет. И спиной ко мне он не поворачивался: держался вполоборота. Вообще, в близости оружия облик Иржи изменился: сейчас он уже не походил на бармена, скорей на профессионального стрелка! Оказывается, у него крепкая фигура, точные расчетливые движения, цепкий взгляд, ощутимое биополе уверенности в себе… Даже серьга и косичка перестали портить впечатление!
Настоящий тир занимал 25 метров вывернутого наизнанку желоба и имел четыре стрелковых места. Я зашел в первую кабинку и принялся опускать длинные толстые цилиндры в откинутый барабан «Ругера». Один, два, три… Желтая латунь мягко сливалась с белой сталью. Они были созданы друг для друга и не могли использоваться по отдельности. С каждым новым патроном револьвер набирал силу, превращаясь из инженерного механизма в смертоносное оружие. А моя рука становилась все длиннее и теперь могла дотянуться до висящей в конце галереи мишени.
– Какую дистанцию выбирает пан? – спросил Иржи по-русски.
А он-то как меня вычислил? Впрочем, сейчас это входило в мой замысел.
– Начнем с десяти. – Я надел ярко-оранжевые наушники, слуховые мембраны которых пропускали обычную разговорную речь, но отсекали звуки выстрелов. Когда в «сто пятой» школе[22] меня учили стрелять, никаких наушников не было, и, чтобы защитить барабанные перепонки от акустических ударов, мы засовывали в уши пээмовские гильзы, да и то не всегда: мы были молоды, и все нам было по барабану.
Включился мотор, мишень со скрипом подъехала ближе. Иржи тоже надел наушники. Я взвел курок.
– Можно! – Иржи взмахнул рукой.
– Бах! Фи-и-у! Бах! Фи-и-у!
Полуторакилограммовый «Ругер» изрыгает пламя и подпрыгивает к потолку, хотя я держу его двумя руками. Похожий револьвер был у «Грязного Гарри», и недаром его пули отбрасывали отпетых злодеев на несколько метров, – тут режиссер не соврал. А вот та легкость, с которой Клинт Иствуд носил свою пушку под пиджаком, мгновенно выдергивал ее наружу и палил на бегу с одной руки, – вызывает большие сомнения. Очень большие!
– Бах! Фи-и-у! Бах! Фи-и-у! Бах! Фи-и-у!
Мишень – силуэт террориста с пистолетом в руке – подъехала вплотную. Если бы дело происходило в фильме, то глаза, лоб, сердце и пистолет злодея (а может, и еще кое-что) были бы прострелены. Но в реальной жизни такая точность недостижима, даже на десяти метрах. К тому же, я не снайпер. Пять пробоин сконцентрировались на середине груди, в пятисантиметровом диаметре. Это очень прилично.
– Теперь давай на пятнадцать, – сказал я, перезаряжаясь.
Снова характерные для крупных калибров пушечные удары выстрелов с хвостиком свистящего эха. На этот раз пули столь же кучно легли в голову, в область носа. Только одна отбилась от товарок и угодила в шею. Люди, имеющие дело с оружием, сдержанны и немногословны. Иржи не проявлял эмоций, но смотрел с одобрением.
