Воткинс посмотрел на меня:

– Печально, не так ли? Ведь она буквально боготворила его. И тем не менее чувствовала, что очень скоро до него дойдет, что она девочка. К этому времени моя Китти умерла, но она раз в неделю обязательно приходила мыться, и мы с ней много разговаривали. Она туго бинтовала себе грудь, чтобы обмануть деда, но боязнь разоблачения была невыносимой. Я посоветовал ей переехать ко мне. И она это сделала, чтобы не видеть его ярость, когда он обнаружит правду. Никто из нас не подозревал, что он напишет полковнику Парнэллу. Потом явились вы и выяснили, что к чему. Теперь вы все знаете, мистер Уоллес. Нам нечего стыдиться. И потом, это уже не имеет значения, потому что Джонни уезжает. Я нашел ей место в Лос-Анджелесе. Там у моего племянника магазин готового женского платья, и он с удовольствием берет ее к себе. Надеюсь, она будет счастлива. – Он печально улыбнулся. – Я без нее буду сильно скучать.

– Это я могу понять, мистер Воткинс. – Я задумчиво посмотрел на него. – Однако осталось много неясного. Вопрос денег, например.

– Каких денег?

– Старого Джексона.

– Разве у него были деньги? Мне ничего об этом не известно.

Я решил, что он говорит правду.

– Она ушла от своего деда примерно два месяца назад, – сказал я, – и перебралась к вам. Чем она занималась?

– Она сказала, что работает в каком-то клубе в Майами. Это меня не касалось. Здесь она проводила только уик-энд. Я считаю, что старики не должны совать нос в дела молодых.

– Полагаю, вы правы. Я должен поговорить с ней, мистер Воткинс. Необходимо заполнить кое-какие пробелы. Надеюсь, что она будет со мной откровенна, но этого ожидать нельзя, если вы будете рядом. Вы не возражаете?

Он немного подумал, потом кивнул:

– Почему я стану возражать? Просто прошу вас быть с ней поласковее. Ей не сладко жилось, мистер Уоллес. И я ее люблю.

Я поднялся.

– Разрешите, я приготовлю вам новый бокал? Постараюсь ее не задерживать, потом вы сможете спокойно пообедать.

– Благодарю вас.

Поставив перед ним бокал, я пошел к дверям.

– Будьте с ней поласковее, – напомнил он.

Пройдя по коридору, я постучал в дверь второй спальни и вошел. Джонни меня ожидала. Она полулежала на постели и держала в руках мишку. Сейчас на ней был светлый парик, выражение лица было мрачным.

– Давайте потолкуем, – сказал я, прикрывая дверь, потом придвинул стул и сел на него верхом. – Что случилось с деньгами вашего дедушки?

Она крепче прижала к себе мишку.

– Я их взяла.

– Расскажите мне об этом, Джонни.

Она поколебалась, потом пожала плечами:

– Он хотел, чтобы они достались Митчу, затем, когда его убили, его сыну, если же не будет сына, то передать их в фонд ветеранов-инвалидов.

– Это мне известно. Поскольку вы были его дочерью, вы не могли претендовать на эти деньги.

– Совершенно верно. Взяла я их потому, что этот Везерспун пытался взять их.

– Чуть помедленнее, Джонни. Вы знаете про фабрику и банду торговцев наркотиками?

– Да. Мне рассказала мать.

– Знали ли вы, что ваш отец и Стобарт работали вместе?

– Мой отец уже погиб, когда эти два гада столковались. О'кей, мой отец был толкачом, ну и что? Зато он умер, спасая семнадцать молодых ребят, и был награжден медалью «Почета».

Я не собирался ей сообщать, что он бросился в джунгли, стараясь спасти свой недельный солидный куш.

– Что вы сделали с деньгами, Джонни?

Она посмотрела на меня, ее глаза сверкали.

– Как вы думаете, что я с ними сделала? Послушайте меня, притворщик! Я любила дедушку. Он был единственным человеком, который обращался со мной как с равной. Я не считаю Волли и Китти, которые вообще святые, но дедушка был другим. Я обожала сидеть и слушать его рассказы. Какой человек! Я заставляла его снова и снова рассказывать мне о его схватке с крокодилом, когда он лишился обеих ног. О'кей, он был немного тронутым, ненавидел женщин. Он никогда не говорил мне почему. Наверное, у него были на то основания. Он частенько повторял: «Джонни, мой мальчик, мы, мужчины, должны держаться друг друга. Женщины доставляют больше неприятностей, чем аллигаторы». В отношении денег он тоже был ненормальным. Сам их почти не тратил. Он копил их и копил, пряча в дыру под кроватью. «Когда я уйду, Джонни, – говорил он мне, – ты их возьмешь. Мне они не нужны. Но ты, мой внук, должен жить богато и ни в чем не нуждаться».

Я-то знала, что я ему внучка, так что он не захотел бы, чтобы деньги достались мне. Знай он, что я девочка, он бы просто не впустил меня в дом… После того, как пришло известие о смерти Митча, к нам явился Стобарт поговорить с дедушкой. Я находилась в задней комнате и все слышала.

Погладив медвежонка и не глядя в мою сторону, она продолжала:

– Стобарт сказал, что он был другом Митча, у них общий бизнес. Митч сказал, что, если с ним что-то случится, его долю должен получить его отец, а когда и он умрет, сын Митча – Джонни. Договор есть договор. Дедушка сказал, что денег ему не надо, но Стобарт настоял. «Возможно, вам они и правда не нужны, но мальчику потом понадобятся». Так он сказал. И в течение последующих шести лет ежемесячно приходил конверт. Дедушка не знал, что я все слышала. Сам он даже не трудился вскрывать конверты, прятал их в дыру вместе с соб-ственными сбережениями.

– Вы пересчитывали деньги, Джонни?

– Их было слишком много. Я прекратила, когда дошла до пятисот тысяч.

– И все эти деньги у вас?

Она посмотрела на меня:

– Сейчас уже нет. Они мне не принадлежали. Я сложила их в ящик и отправила в фонд ветеранов-инвалидов в Нью-Йорке как анонимный дар. Этого хотел дедушка, именно так я и поступила.

Я не мог отвести от нее восхищенного взгляда.

– Но вы могли бы оставить эти деньги себе, Джонни.

У нее сверкнули глаза.

– Уж не принимаете ли вы меня за воровку?

– Извините. Наоборот, я считаю вас удивительно милой девушкой.

– Мне не нужны комплименты! Мой дедушка был для меня самым дорогим человеком, и я не могла бы его обмануть. Разве на моем месте вы бы так не поступили?

– Поступил бы я? Надеюсь, Джонни. Надеюсь, что да.

– Это все? Я хочу покормить Волли обедом.

– Не совсем. Расскажите мне про Везерспуна.

Глаза у нее затуманились, она снова занялась медвежонком.

– Что вас интересует?

– Вашего дедушку убил он, верно?

– Да.

– Расскажите.

– Когда я ушла от него, я устроилась на работу в «Скин-клуб». Место мне нашла мать. К Волли я приезжала на выходные, на машине матери. Все время я думала о дедушке. Частенько я пробиралась к нему и наблюдала за ним у пруда. Мне очень хотелось с ним заговорить, но я была уверена, что он не захочет и знаться со мной. В тот день, когда его убили, я тоже поехала туда. Этот негодяй разговаривал с ним в доме, когда я подошла со стороны пруда. Он что-то кричал о деньгах, потом раздался выстрел…

Она закрыла глаза, ее пальцы судорожно вцепились в медведя.

– Везерспун выскочил из хижины с пистолетом в руке. На лице у него было выражение панического страха. Наверное, он первым услышал, как ваша машина подъехала к лужайке. Он нырнул в кусты. Я почувствовала, что произошло что-то ужасное, и по-глупому перепугалась. Вы появились и вошли в хижину. И я, и Везерспун следили за вами из своих укрытий. Когда вы уехали, он снова заскочил в хижину и выбежал из нее уже без пистолета, который оставил в хижине, и умчался. Тогда я пошла в хижину… – Она вздрогнула. – Дедушка был мертв. Я достала деньги из тайника под кроватью, папину медаль и все дедушкины бумаги и поехала к Волли. Я не стала рассказывать ему о случившемся. Вот и все. А теперь можно мне заняться обедом?

Я поднялся.

– Спасибо, Джонни. По-моему, теперь во все внесена ясность.

Она тоже поднялась, неохотно оставив там своего кудлатого друга.

– Вы ведь больше не станете нас тревожить, не так ли?

Я посмотрел ей в глаза, потом спросил, понизив голос: