Прекратите.

— Вот, — сказал Боб и сунул мне сигнальную ракетницу.

Я разворачиваюсь и стреляю в сросток угольников. И снова он падает в реку. И снова поднимается.

Я думаю. Он насквозь промок в воде Гнилушки. А уж мне ли не знать грязь и мерзость, текущую в этой реке. Там тысячи тысяч гристов, и каждый хоть раз пытался меня достать.

Тонкое будет дело. Я собираюсь с силами.

Идите, возьмите меня, угольники. Вот она я, вся тут, просто девушка. Давайте, сожрите меня.

Оно неудержимо приближается. Я раскидываю руки.

Вы незаконно вмешиваетесь в дела Элиты. Вы прекратите сейчас же или будете использованы безвозвратно. Вы прекратите…

Мы соприкасаемся.

Я мгновенно перестраиваю грист Гнилушковой воды, говорю ему, что ему нужно сделать. Импульс угольников сшибает меня с ног, и я качусь по палубе. В левом запястье что-то сломалось, но я игнорирую эту боль. Кровь на губах от прикушенного языка. У меня дурная привычка высовывать его кончик, когда предельно сосредоточиваюсь.

Сросток угольников кончает меня молотить и валится в реку. Не повезло, угольнички! Перекодированный мною грист расскажет всей речной воде, что ей нужно делать. Галлон обычной воды весит ровно шесть фунтов, но вода

Гнилушки гуще и крепче. И она может раздавить. Это злая вода, она любит что-нибудь взять, и я объяснила ей как Я подмешала в Гнилушку малую долю себя самой, и ее вода знает нечто такое, что знаю я.

Она знает, что нельзя прекращать. Никогда, никогда, никогда.

Сросток угольников на мгновение выныривает, а затем на него ополчается вся река. Сминает его. Засасывает. Обрушивается на него всей массой воды, уходящей на двадцать футов в глубину, растянувшейся на многие мили. Над тем местом, куда упали угольники, вздымается водяной смерч, но только это скорее студенистый столб, лезущий вверх сам по себе. И вот он обрушивается вниз, как сапог, давящий таракана. Слышится яростное, отчаянное гудение мокрых крыльев, которые не могут просохнуть, потому что жидкость, их пропитавшая, это не совсем вода и они не в силах ее стряхнуть. Внизу, в глубине, глухо грохочет взрыв, и баржа начинает ходить ходуном. Меня снова бросает на палубу, и я держусь изо всех сил, затем встаю и смотрю.

На поверхность всплывают осколки угольников. Проходят считаные секунды, и река утаскивает их вглубь.

— Похоже, я его сделала! — кричу я нашим.

— Джилл, — говорит ТБ, — иди сюда и покажи мне, что ты еще жива.

Я спрыгиваю в рубку через штурманскую дыру, он стискивает меня и целует. Он целует меня прямо в губы, и в кои-то веки я ощущаю, что он не думает сейчас об Алетее, совсем не думает. Это очень, очень приятно.

— Бедная твоя спинка! — говорит Молли Индекс. Она выглядит довольно ошалелой и ни на что не годной. Но зато она нас предупредила, это хорошо.

— Да ерунда, — говорю я, — просто царапина. А с ядом я уже разобралась.

— Ты только что сбила чистильщика, приводящего в исполнение приговоры Мета! — говорит Андре Сад. — К тому же, я думаю, это был один из чистильщиков, специально оборудованных для борьбы с беспорядками.

— А что она, эта штука, здесь делала?

— Искала Бена, — объяснила Молли Индекс. — Там, откуда она прибыла, их таких много, и Амес скоро пришлет подкрепление.

— Я убью их всех, если потребуется.

Все посмотрели на меня, и все на время затихли, даже Боб.

— Я верю тебе, Джилл, — говорит в конце концов Андре Сад, — но пора отсюда убираться.

ТБ успел уже сесть за стол. Баржой сейчас никто не управляет, но течение тащит нас по фарватеру, так что пока все в порядке.

— Убираться? — спрашивает ТБ. — Никуда я отсюда не поеду. Я не позволю, чтобы меня втянули в войну. Лучше сам себя убью. И на этот раз надежно, без ошибок.

— Если ты останешься здесь, они тебя поймают, — говорит Андре Сад.

— Амес знает о тебе, ты попал в его сферу внимания, — говорит Молли Индекс. — Прости меня, Бен.

— Ты ни в чем не виновата.

— Нам нужно улепетывать из Мета, — говорит Андре Сад. — Нужно добраться до внешней системы.

— А тогда меня используют они. Они не такие гады, как Амес, но я никому не позволю превратить меня в оружие. Не намерен осчастливливать солдафонов.

— Если мы попадем на Тритон, все должно утрястись, — говорит Андре Сад. — У меня там очень серьезные связи. Я знаю их главного шамана.

— Ну и что, что ты его знаешь?

— Да ты не спорь, а доверься мне. Этот шаман там очень влиятелен, а заодно он мой старинный друг.

— И еще одно, что мне очень хотелось бы знать, — говорит ТБ. — Какой такой йогической силой мы попадем отсюда на Тритон?

Тут Боб резко встает. Пока мы все тут болтали, он шарил у ТБ в кладовке. Я это сразу заметила, но не стала ему мешать, потому что знала, что он не найдет там того, что ищет.

— Почему бы тебе не сказать просто, что ты хочешь смыться левой дорогой? — спросил он, повернувшись к ТБ. — Все, что нам нужно для этого, это плыть по Гнилушке до халупы в газовых трясинах, где живет Мейкпис Сенчури.

— А это еще кто такой?

— Не такой, а такая. Мне казалось, ТБ, что ты ее знаешь. Это же тетка Глэдис, твоей канавной соседки. Думаю, ты назвал бы ее контрабандисткой. Помнишь прошлогодний Старый Семьдесят Пятый, которым ты так нажрался?

— Да уж помню, — хмуро кивнул ТБ.

— Вот у нее я его и брал, — сказал Боб. — А еще у нее уйма кошек, попроси, если хочешь, — может, и даст какую завалящую.

Мы так и плыли по течению Гнилушки, и я следила за воздухом на случай чистильщиков, но, по всей видимости, они послали в этот раз всего одного, а его я убила. Решили, видимо, что хватит и одного. Я не могла не думать — куда мы направляемся. Я не могла не думать — надо же, покинуть Чирей. Во мне есть часть, никогда еще его не покидавшая. И никакая моя часть никогда не бывала еще во внешней системе. Блуждающий код никак не может туда попасть — тут нужно преодолеть пустое пространство. На Юпитер и дальше не протянуто кабелей.

— Думаю, ты понимаешь, почему я здесь осел, — сказал ТБ. — Я не могу никуда уехать.

— Даже ради спасения собственной жизни?

— А мне это как-то без разницы. Если от Алетеи хоть что-то осталось, я должен ее найти.

— А война?

— Об этом я как-то не думаю.

— А ты должен думать!

— Кто это так считает? Бог? «Бог — это поганый гриб, возросший на нечистой крови». — ТБ печально покачал головой. — И в семинарии, и потом это был мой любимый коан — и он очень близок к истине.

— Ну и что же тогда, всему конец? — спросил Андре Сад. — Ведь он тебя поймает.

— Я от них спрячусь.

— Ты что, Бен, совсем отупел? Он поставит себе на службу весь без изъятия грист. А после этого прятаться будет негде, потому что Амес и Мет будут синонимами.

— Я должен стараться ее спасти.

Для меня решение было очевидным, но они, похоже, еще до него не додумались. Они все время забывают, что мне лишь с виду шестнадцать лет. Что в некоторых отношениях я куда старше их всех.

Вы можете, конечно, сказать, что такой меня сделал ТБ, что это записано в моей программе. Вы можете даже сказать, что ТБ неким образом повлиял на прошлое из будущего и сделал все таким, каким оно должно быть. Вы можете без конца говорить о судьбе и о квантовой механике.

Все это, конечно же, верно, но вернее всего то, что я свободна. Мир гнул и давил меня и выдавил, отшелушил все, что было во мне несвободным. Я — воплощенная свобода.

И все, что я делаю, я делаю из любви к ТБ, а не по каким-либо иным причинам.

— А-а-а! — застонала я. — Больно! Запястье, наверное, сломано.

ТБ смотрит на меня с сочувствием и тревогой.

— Прости, ради бога, маленькая, — говорит он. — Мы тут стоим и чешем языками, а ты в это время мучаешься.

Он протягивает ко мне руку. Я тоже протягиваю руку, больную. В момент соприкосновения он догадывается, что я задумала, но уже слишком поздно. Я долго изучала его и знаю его пелликулу. Я знаю, как проникнуть в него, внутрь. В конце концов, я же его дочь. Как говорится, плоть от плоти.