СИЛЬВИЯ: Простите, путник строгий… ПРОЕЗЖИЙ: Позови хозяина. Прости и мне; брюзгливо я пошутил; усталость неучтива. Мне нравятся печальные твои ресницы. СИЛЬВИЯ: Плащ снимите да садитесь сюда, к огню. Сильвия выходит в боковую дверь. Меж тем кучер и трактирный слуга вносят вещи Проезжего и выходят опять. Он же располагается у камина. ПРОЕЗЖИЙ: Ладони, насладитесь живым теплом алеющих углей! Подошвы, задымитесь, пропуская блаженный жар! И ты будь веселей, моя душа! Смотрю в огонь: какая причудливая красочность! Смотрю — и город мне мерещится горящий, и вижу я сквозь траурные чащи пунцовую, прозрачную зарю, и голубые ангелы на глыбах оранжевых трепещут предо мной! А то в подвижных пламенных изгибах как будто лик мне чудится родной: улыбка мимолетная блистает, струятся пряди призрачных волос, — но паутина радужная слез перед глазами нежно расцветает и ширится, скрывая от меня волшебный лик — мой вымысел минутный, — и вновь сижу я в полумгле уютной, обрызганной рубинами огня… Входит Колвил. КОЛВИЛ: (про себя) Дочь не шутила… Впрямь он незнаком мне… но голос… ПРОЕЗЖИЙ: Здравствуй, друг бездомных! Помни пословицу: кто всем приют дает, себе приют в любой звезде найдет… КОЛВИЛ: Мне голос ваш напомнил, ваша милость, ночь в глушнике… ПРОЕЗЖИЙ: …И, верно, вой зверей голодных. Да, — душа моя затмилась от голода… Но прежде — лошадей и моего возницу (мы изрядно сегодня потрепались) накорми. КОЛВИЛ: Слуга мой Джим займется лошадьми и остальным… Но вам, о гость отрадный, чем услужу? Тут, в погребе сыром, есть пенистое пиво, рьяный ром, степенный порт, малага-чародейка… ПРОЕЗЖИЙ: КОЛВИЛ: Есть жирная индейка с каштанами, телятина, пирог, набитый сладкой дичью… ПРОЕЗЖИЙ: Хозяин и дочь его хлопочут у стола.
(Про себя.) Узнать, спросить бы… да, спрошу… нет, страшно… КОЛВИЛ: (суетится) Хлеб-то где ж? Беда с тобою, дочь! ПРОЕЗЖИЙ: (про себя) КОЛВИЛ: Червяк капустный — ох, Сильвия, — в салат попал опять! ПРОЕЗЖИЙ: (про себя) КОЛВИЛ: Кружку! Да не эту! Вот разиня… Да двигайся! Подумаешь, — богиня ленивая… Ну вот. Ты можешь спать теперь идти. Сильвия уходит. ПРОЕЗЖИЙ: (садится за стол) Отселе — далеко ли до Старфильда? КОЛВИЛ: Миль сорок пять, не боле. ПРОЕЗЖИЙ: Там… в Старфильде… семья есть… Фаэрнэт, — не знаешь ли? Быть может, вспомнишь? КОЛВИЛ: Нет, не знаю я; бываю редко в этом плющом увитом, красном городке. В последний раз, в июне этим летом, на ярмарке… (Смолкает, видя, что Проезжий задумался.) ПРОЕЗЖИЙ: (про себя) Там, в милом липнике, я первую прогрезил половину нескучной жизни. Завтра, чуть рассвет, вернусь туда; на циферблате лет назад, назад я стрелку передвину, и снова заиграют надо мной начальных дней куранты золотые… Но если я — лишь просеки пустые кругом найду, но если дом родной давно уж продан, — господи, — но если все умерли, все умерли, и в кресле отцовском человек чужой сидит, и заново обито это кресло, и я пойму, что детство не воскресло, что мне в глаза с усмешкой смерть глядит! (Вздыхает и принимается есть.) КОЛВИЛ: Осмелюсь понаведаться: отколе изволите вы ехать? ПРОЕЗЖИЙ: Да не все ли тебе равно? И много ль проку в том, что еду я, положим, из Китая, — где в ноябре белеют, расцветая, вишневые сады, пока в твоем косом дворце огонь, со стужей споря, лобзает очарованный очаг?.. |
