– Тогда тем более приятным развлечением для тебя будет быть рядом с какой-нибудь женщиной и держать ее за руку в каком-нибудь Батчервуде, не так ли?

Конрад посмотрел на нее с отвращением.

– Всего хорошего, Дженни.

– Пока, – ответила она и повернулась к зеркалу.

Она не пошевелилась, пока не услышала, как хлопнула парадная дверь. Потом она вскочила на ноги и побежала к окну. Конрад уже отъезжал. С минуту она постояла у окна, сложив руки и закрыв глаза, наслаждаясь чувством свободы. Она будет четыре дня и четыре ночи одна! Она не собиралась упустить такой подарок.

Она пересекла комнату и спустилась вниз к телефону. Набирая номер телефона Парадиз-клуба, она заметила, что ее сердце начало дико стучать, а дыхание стало быстрым и прерывистым. Она достала сигарету, закурила и постаралась привести дыхание в порядок.

– Попросите, пожалуйста, мистера Сейгеля, – сказала она, услышав женский голос.

– Кто его спрашивает?

– Мистер Сейгель ожидает моего звонка. Соедините меня. Пожалуйста! – резко сказала она. Она не собиралась называться телефонистке.

– Обождите минуту.

После долгой паузы раздался недовольный голос Сейгеля:

– Кто это?

– Луи, это я, Дженни.

– А, здорово! Что тебе нужно?

Этот безразличный голос ножом полоснул ее по сердцу.

– Ты, кажется, не очень рад слышать мой голос? – спросила она.

– Я занят. Так в чем дело?

– Он уехал на несколько дней, – сказала она. – Я совершенно свободна. Я думала, что тебя это может заинтересовать.

Наступила пауза. Она почти слышала, как он думает.

– Прекрасно, – сказал он наконец. Голос его по-прежнему был резким. – Ну, приходи сюда.

– Ты хочешь сказать, в клуб?

– Конечно. Приходи. Я закажу ужин.

– Я не знаю, следует ли мне приходить туда. Можно мне прийти прямо к тебе, Луи?

– Приходи в клуб, – сказал он раздраженно. – Встретимся до девяти. Пока, – он повесил трубку.

Дженни медленно положила трубку. Он вел себя совсем не так, как она надеялась. Но ей было все равно, даже если он поймет, что она просто вешается ему на шею. Его животная грубость восхищала ее. Она хотела только снова оказаться в его объятиях, чтобы с ней обращались как с уличной девкой, оставляя синяки и изнеможение. Это был опыт, которого у нее до этого не было, опыт, который она должна иметь.

Сейгель шел по коридору к своему кабинету с мрачным лицом. Последние три дня он каждую минуту ожидал сообщения Мак Кена, что на его арест выдан ордер. Но Мак Кен не звонил, и это заставляло Сейгеля нервничать и выводило его из равновесия. Беспокоило его и то, что Голович полностью отстранил его от дел. Но он сам был хорош. Он сказал, что сам займется Вайнером. И что произошло? Ничего! Ничего хорошего!

В руках окружного прокурора были девушка и Вайнер. Вероятно, они уже выболтали все, что знали. Если бы он мог действовать по своему усмотрению, то уже давно был бы в Нью-Йорке. Но Голович приказал ему оставаться на месте.

– Пока не о чем беспокоиться, – сказал Голович. – С этой стороны нас прикрывает Мак Кен. Когда Форест решит что-либо предпринять, тогда и будешь смываться, не раньше.

Сейгель повернул ручку двери своего кабинета и распахнул дверь. Он вошел и сразу остановился, когда увидел Головича, сидящего за своим столом.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Сейгель, закрывая дверь.

– Ожидаю, – спокойно ответил тот.

Последние три дня сказались на нем. Его сероватое лицо обвисло, под глазами появились мешки. Голович понимал, какой опасности подвергалась организация, и его изощренный ум беспрестанно пытался найти легальный выход из положения, но такого выхода не находилось. Единственное, что могло спасти положение, – это не дать девушке и Вайнеру давать показания, которые могли бы разрушить его будущее королевство. Их нужно было утихомирить, и утихомирить навсегда. Слишком поздно он понял, что Сейгель ненадежный человек, что его люди – это безмозглые убийцы, которые не смогут добраться до тех двоих, задержанных Форестом.

В конце концов, Голович принял решение, которое нанесло урон его гордости и ослабило его положение. Он связался с синдикатом и сообщил, что не может контролировать ситуацию, и попросил помощи.

– Ожидаешь? – заворчал Сейгель, усаживаясь в кресло. – И чего же ты ожидаешь?

Голович взглянул на часы.

– Я ожидаю Феррари. Он должен быть с минуты на минуту.

Сейгель нахмурился.

– Феррари? Какого Феррари?

– Вито Феррари, – ответил Голович.

Сейгель застыл в кресле. Его большие руки так сильно сжали ручки кресла, что выступили белые костистые суставы. Его загорелое лицо покрылось пятнами, стало сначала красным, потом побелело. Он наполовину подался из своего кресла.

– Вито Феррари? Он не нужен.

– Нужен!

– Но зачем? Что за глупость? И почему он будет здесь?

Голович пристально посмотрел на него. Его маленькие черные глазки блестели, как стеклянные бусинки.

– Я попросил его приехать.

Сейгель медленно встал.

– Ты что, с ума сошел? Ты попросил Феррари приехать сюда? Почему?

– А кто еще, по-твоему, может справиться со всей этой заварухой? – спросил Голович. – Ты, что ли? Ты думаешь, что сможешь управиться?

– Но Феррари…

– Если эти двое начнут давать показания на суде, с нами будет покончено. Их нужно заставить молчать. Ты уже пробовал это сделать. Я тоже. Мы оба провалились. Мы больше не имеем права на неудачу. Поэтому я и попросил синдикат прислать Феррари. Они сказали, что я поступил правильно.

– А что скажет Маурер? – спросил Сейгель, облизывая пересохшие губы. – Ты же знаешь, что он не потерпит, чтобы на его территории был человек синдиката.

– Маурера здесь нет. Если бы он остался, может быть, нам не пришлось бы просить прислать Феррари, но он не остался. Но сейчас мне нужно спасать организацию. И есть только один человек, который сможет это сделать для меня, – Феррари!

Имя Вито Феррари вызвало у Сейгеля такой ужас, какой вызывал Великий Инквизитор у средневековых еретиков. Вито Феррари был палачом организации. О его жестокости, безжалостности, его преступлениях и кровожадности ходили фантастические и невероятные рассказы. Он стал легендарной фигурой в преступном мире.

Сейгель знал, что если он когда-нибудь оступится, то именно Феррари будет послан синдикатом, чтобы убить его. Попросить прислать сюда Феррари – это все равно что просить смерть нанести визит. Сейгель с ужасом смотрел на Головича.

– Ты, должно быть, сошел с ума! – сказал он.

– Либо он, либо организация. Я не хотел приглашать его. Если бы я знал, что смогу сам со всем этим справиться, неужели ты воображаешь, что послал бы за ним?

Сейгель хотел что-то сказать, но в этот момент раздался стук в дверь. Он повернулся. Глаза у него стали напряженные и испуганные.

– Войдите, – сказал Голович.

Показался Датч. У него было белое оцепеневшее лицо человека, редко бывающего на солнце.

– Тут вас спрашивает какой-то тип, – сказал он Головичу. – Он говорит, что вы его ждете.

Голович побледнел и медленно кивнул головой.

– Хорошо. Впусти его.

Датч вопросительно посмотрел на Сейгеля, но тот отвернулся. Датч проковылял через комнату и открыл дверь, ведущую в соседний кабинет.

– Входите, – услышал Сейгель, как он пригласил кого-то.

Сейгель, стоя, ожидал его с бьющимся сердцем. Хотя он много раз слышал имя Феррари за время своей преступной жизни, но ни разу не видел ни его самого, ни его фотографии. Однако в его голове сложился его образ. Он представлял его огромным, неотесанным, мощным, грубым и свирепым. С такой репутацией, которую имел Феррари, можно было выглядеть, по мнению Сейгеля, именно так. И когда Вито Феррари спокойно вошел в комнату, Сейгель был потрясен.

Феррари оказался на дюйм или около того ниже пяти футов, почти карлик, и, казалось, состоял только из кожи и костей. Черная визитка висела на нем так, будто ее повесили на проволочный манекен. Сейгеля сразу же поразила совершенно необычная манера передвигаться, присущая Феррари. Казалось, он скользит по паркету бесшумно и плавно, как призрак. А когда Сейгель взглянул в его лицо, оно снова напомнило ему призрак.