- С чего вы взяли, что я на вас сержусь? Я не на вас сержусь. Я на себя сержусь. Держал все ваше кодло в руках и - выпустил.

 - Ну, - возразил Карпухин, - это нечеловеколюбиво. Девочка получила свободу, разве это вас не радует как гуманиста?

Следователь посмотрел в наглые карпухинские глаза, играя челюстями.

 - Меня как гуманиста радует, когда виновный сидит за решеткой... Ваша девица, кроме всего, в фиктивном разводе...

 - Неужели? - всплеснул руками Карпухин, но осекся, не желая валять дурака. - Знаю, Сергей Петрович, все знаю.

Следователь вздохнул:

 - Ну ладно... Одного не пойму: зачем вам было идти на риск? На лжесвидетельство... Не бойтесь, у меня нет аппаратика, как у этого, который в Ницце...

Карпухин улыбнулся:

 - Тут скрестились интересы многих... Что же касается меня, я шалопай, бузотер... Можете считать, что я это сделал из принципа...

Следователь снова недобро пожевал челюстями.

 - Из принципа... Интересно, какие у вас могут быть принципы, если вы пошли подставным свидетелем... Да еще, возможно, получили за это...

Карпухин улыбнулся:

 - Вот видите, вы меня подозреваете... Впрочем, это ваша профессия - подозревать людей.

Следователь взглянул исподлобья.

 - Как же вас не подозревать?.. Принципы... Где же они, ваши принципы, если вы идете наперекор правосудию?

Карпухин посмотрел на следователя спокойно, со скрытым состраданием.

 - Вы правы, Сергей Петрович... У меня принципов нет. Но я их соблюдаю...

Следователь впервые улыбнулся. Улыбнулся неумело, через силу, вроде бы не он улыбался, а кто-то другой, залезший в него не спросясь.

- Да, сознаюсь... Надули вы меня... Карпухин оперся на локоть.

 - Но это же так естественно... Вы должны знать, что опровергнуть правду гораздо легче, чем опровергнуть ложь.

Следователь резко поднялся. Действительно, такая дикая мысль прижала и его тогда. Но он ужаснулся ей, а этот сирота вроде бы даже радуется.

 - Это пока! - строго сказал Сергей Петрович.- Пока! Пока еще люди несознательны! А когда они станут сознательными, тогда правду не опровергнешь!

Карпухин улыбнулся:

 - Сергей Петрович, давайте не ссориться в такой прекрасный день... Вот видите этот камень?

Карпухин взял с пляжа обкатанный вековыми волнами голубоватый булыжник. Следователь посмотрел на предмет, ожидая дальнейших слов. Карпухин взвесил булыжник в руке.

 - Камень есть. Стало быть, это правда... Теперь смотрите...

Он размахнулся и швырнул булыжник в волну. Камень щелкнул по воде, брызнул и утонул.

 - Где правда? - спросил Карпухин.- Нет ее! Видите, рука пустая... Правда утонула - ищи ее теперь... Но зато, Сергей Петрович, вы можете вполне доказывать, что я швырнул не камень, а кошелек с деньгами, слиток золота, алмазный перстень, корону императора - все что вам понадобится. И я уже не смогу от вас отбиться. Теперь все решат ваши свидетели, которые несомненно покажут, что я утопил королевскую корону... Впрочем, вы сможете обойтись и без них - зачем они вам, если они должны показать то, чему вы их научите... Здесь важно начало. А когда вы начнете доказывать, вы и сами себе поверите. И докажете не только про корону, но и про кольцо и про кошелек и даже догадаетесь, сколько монет в нем лежало...

 - Все это философия,- сказал следователь,- что же, по-вашему, я буду фикцией заниматься?

- А почему нет? - спросил Карпухин.- Вы же заподозрили меня в том, что я взял на лапу? И доказать это вы сможете гораздо легче, чем я опровергнуть.

Карпухин встал и побежал в воду. Следователь закурил, наблюдая за ним, как орел за лисицей, - пристально и неподвижно. Карпухин побарахтался в воде, поплыл немножко, вернулся, снова побарахтался и вылез. Следователь сказал будто даже с удовлетворением:

 - Плаваете неважно... Дыхание короткое.

От автора

А в Москве уже топили печи, как писал когда-то Чехов.

Я сидел у Павла Петухова, держа руку на горячей холке отопительной батареи.

Катерина Великая будто никогда и не отходила от семейного очага, будто не ее мы искали в чистом поле. Домашняя, теплая, прекрасная дама в фартуке сооружала нам обед.

 - Ты ничего не понимаешь, - ласковым контральто втолковывала прекрасная дама.- Каждое новое месторождение - это богатство...

 - Вздор! - кричал Петухов. - Пусть будет миллион месторождений. Это полдела! Четверть дела! Из ископаемого нужно еще делать продукцию!

 - Но для того, чтобы делать продукцию, нужно иметь из чего...

 - А если ты имеешь из чего, но не делаешь?

Петухов бесился. Он выражал свою индивидуальную ревность каким-то странным общественным способом.

 - Золото! - кричал он.- Вы думаете, чем больше золота - тем крепче деньги? Ерунда! Чем больше вашего золота, тем оно дешевле! Деньги крепки производительностью труда! Торговлей! Обменом, черт бы вас побрал!

Я не вмешивался в этот давний семейный спор. Я сидел тихо и смотрел на большой букет красных роз, стоящий в синем глиняном кувшине. «Где он взял розы? Это не тепличные розы. Он их, наверно, заказывал на юге».

 - А ты как думаешь? - загремел на меня Пашка.- Никак ты не думаешь!

Он заметил, что я разглядываю букет, слишком яростно отражавший его отношение к Катерине. Катерина, улыбаясь, накрывала на стол. Пашка набросился на меня:

 - Деньги не подкрепляются золотом!!!

 - Ну их к черту, Паша,- примирительно сказал я,- откуда мне знать, чем они подкрепляются? Я их сроду в руках не держал...

 - Да, да! Ты специалист по недвижимости, Атаман Зеленый, старый разбойник!

 - Не трогай его, - заступилась Катерина, - что тебе от него нужно? Квартира будет снова твоя. Мне же полагается дополнительная площадь...

 - Паша, - добавил я, - вдовий кошт не так уж... Женщина - большая сила... Катерина исправит мою ошибку и соберет квартиру воедино...

 - Я не хочу рассчитывать на женщин! - закричал Петухов.

 - Но их нельзя снимать со счета... Лучше скажи, как государство богатеет, и чем живет, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет?

 - Не цитируй, чего не понимаешь! Деньги подкрепляются тем, что можно сожрать и без чего нельзя жить! Хлебом, одеждой, счетами за газ! Они подкрепляются тем, что необходимо покупать каждый день! Если купить нечего, это бумажки. А для того, чтобы было что купить, нужна производительность труда. А золото не едят!

 - Помоги мне расстелить скатерть, - сказала Катерина.

Я поспешно поднял кувшин с розами и вспомнил Раздольнова с его пионами... «Вот тебе и вся производительность труда».

 - Значит, соседняя комната уже ваша?

 - Почти,- сказала Катерина.

 Пашка улыбнулся:

- Наконец можно делать ремонт... Я думаю, что тот негоциант, который приобрел мое родовое, лучше тебя разбирается в средствах обращения...

Я не ответил.

Пашка набил трубку, посмотрел в окно. За окном оседал первый слякотный снег.

 - Между прочим, - сказал он как всегда неожиданно, - что поддерживает порядок на дорогах? Что создает безопасность езды?

Я не понял вопроса.

 - Ну что? - пояснил Пашка. - Правила движения? Исправность транспорта? Строгость инспекторов?

 - Вероятно, и то, и другое, и третье, - ответил я.

 - Нет, - сказал Петухов, - безопасность езды создает единственный фактор, который мы не берем в расчет.

 - Какой же?

 Петухов выпустил дым.

 - Взаимоуязвимость автомобилей. Фактор чисто психологический. Ты не можешь разбить чужую машину без риска разбить свою. И поэтому ты осторожен... Если на дороге появится всего одна неуязвимая машина, езда станет невозможна...

Я удивился:

 - К чему относится эта доктрина?

- Она относится ко всему на свете... Безопасность каждого держится взаимоуязвимостью всех... Между прочим, тебе придется выпить шампанского, несмотря на то, что ты за рулем...

Проглотив Пашкин посошок в честь возвращения прекрасной дамы к семейному очагу, я осторожненько выехал из дворового колодца сквозь туннель и повернул направо по скользкой гололедной мостовой. Уличный фонарь золотил изморось, фары не помогали ему. Нервная слякоть путала все вокруг. Я выехал ощупью, стараясь не буксовать, хотя это было трудно.