- Чего это он у тебя сегодня? - спросил я Катерину. Она погладила Пашку по плечу:

 - Соскучился...

Она присела рядом - прекрасная дама из далеких стран в пунцовом платье,- и мне не хотелось видеть ее в кирзовых сапогах. Возможно, телепатическая связь с Пашкой натолкнула меня на эту мысль.

Но звонок унес Катерину в прихожую.

 - Катерина Петровна, - зычно донеслось оттуда.- Вы, никак, дома! Вот уж сюрприз так сюрприз!

Я узнал Ивана Раздольнова.

Он вошел крупно, улыбаясь белозубо, как жених на рекламе. Был он и сам не мал, и голос имел немалый, и двигался с учетом широкого пространства.

 - Я мимо ехал, решил зайти. Извини - без звонка...

 - Ничего, - обрадовался Петухов, грубовато обнимая Раздольнова за плечи.

 - Почему же? Звонить надо. Ты временами бываешь холостой, всякое бывает. - Поглядел на Катерину бодро. - С Николаем Павловичем встретились в путешествии. Вот, просил передать тебе проспекты новых машин. - Раздольнов показал на пакет.- Занятные есть вещи, тебе интересно будет... А это от меня сувенирчик, не побрезгуй.

Мы с ним были на «ты», и с Павлом он был на «ты», но младшего, Николая, он величал по отчеству с самого начала, когда Коля был еще мальчиком. «Интересно, спросит он у Пашки, что пишет ему сестра Клава?» - думал я. Я знал, что ее нет в городе. Я почему-то всегда знал, где она. Это было нетрудно. На Пашкином столе лежал конверт, исписанный знакомым почерком. Письмо было из Крыма. И Раздольнов, как мне показалось, тоже увидел конверт.

 - Принимай сувенир, - повторил он.

Раздольнов достал из пиджачного бокового кармана толстый карандаш-фломастер с красным сердечком в прозрачном футлярчике. Петухов принял вещицу. Раздольнов протянул мне паркеровскую ручку:

 - Вот и тебе подарок. Прости, не знал, что застану.

 - Ваня,- сказал я,- это для меня слишком много.

 Раздольнов засмеялся:

 - Для хорошего человека не жалко. А с вами, Катерина Петровна, просто не знаю как быть. Ошарашили вы меня своим появлением.

Ошарашили и обрадовали. Всякий раз думаю - надо же, какие бывают дамы на свете!

 - Как раз об этом мы сейчас гуторили,- вставил Пашка.

Раздольнов улыбнулся.

 - Слово выбрал не к месту... Не гуторили вы, добрый человек, а говорили. О чем же, коли не секрет?

 - О производительности труда!

 - Эка вас занесло! Это с такою-то собеседницей? С чего бы? Катерина улыбнулась.

 - Иван Митрофаныч, оставайтесь обедать.

 - Благодарствуйте! Просто не знал, что на вас напорюсь... А дел в городе - множество. Я лучше другим разом... А впрочем, погодите - я сейчас...

Он вышел стремительно, хлопнув дверью.

 - Что с ним? - спросила Катерина.

 - Какой-нибудь фортель готовит,- сказал Петухов.

Я тупо смотрел на его подарок. Мне казалось, я смущаю Раздольнова. Но на самом деле он смущал меня. Петухов молча пыхтел трубкой, разглядывая чертеж, и незаметно прикрыл крымское письмо. Катерина ушла на кухню.

Минут через двадцать Раздольнов вернулся. Катерина, открыв ему, вскрикнула как от пожара. Мы вбежали. Раздольнов стоял в обнимку с неправдоподобно громадным пылающим букетом пионов.

 - Прямо на душе легче,- говорил он грубовато от смущения Катерине.- Этим заморские цацки подавай! Ну и шут с ними! А вам - сама природа к лицу. Ее же из-за моря возить не надо!

Он был радостен и сдержан. Катерина чмокнула его в щеку и потащила цветы в ванную.

 - Молодец, - похвалил я.

Раздольнов будто бы не слышал, прошел в комнату.

 - Ну, рассказывай, что ли, - строго сказал Петухов.- Может, выпьем для приезда?

 - Не могу, за рулем...

Но Пашка все-таки полез в шкафчик.

Раздольнов оглядел журналы, не приглядываясь. Тянул неловкое время.

 - Журналец технический, что ли?

 - Технический.

 - А красочный какой. Смотри-ка. С бабками голенькими. Петухов возразил:

 - Ну, не совсем голыми. Все-таки соцдемократы... Раздольнов хмыкнул:

- Однако... прямо тебе на грани... Пашка наклонился над журналом:

- Да... Осталась самая чуть... Убери эту чуть - и сразу тебе капитализм начнется.

Раздольнов засмеялся, закрыл журналец.

 - Я, мужики, на все эти штуки гляжу, как собака на афишу. Бумажка, она и есть бумажка... Баба должна быть вживе. А живую я и под сарафаном разгляжу, когда охота придет... А не придет - бог с ней... Насильничать природу - последнее дело... Психопатия... Жаль, тороплюсь. А вы заезжайте, мужики, когда в пути окажетесь. Я в городе редко. Все в деревне сижу. Сейчас по делам был, сувениры раздавал. Словом, облегчал душу перед старой дружбою...

И открыл дверь, так и не спросив про Клаву.

В коридоре он столкнулся с раскрасневшейся Катериной, несшей пионы в вазе.

- Куда? - спросила она.- А обедать?

- Виноват, красавица Катерина Петровна, вдругорядь,- улыбнулся Иван и сказал Пашке, повертев большой головою: - Вот тебе, добрый человек, и вся производительность труда!

И ушел, радостно ухмыляясь.

ЧАСТЬ III

«СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ»

От автора

Человек, стареющий вместе со своим автомобилем, имеет в руках прекрасную модель самого себя.

Автомобиль начинает сыпаться сразу и со всех концов, как, впрочем, и человек. Пока они оба новые - все идет хорошо и все ремонтные работы не уходят глубже вопросов внешнего вида. Промыть полировочной водой, побриться, срезать бородавку, заменить ниппель, принять пирамидон, сменить ремень, выпить ессентуки и прочие мелочи.

Можно еще быть беззаботным и проявлять повышенное волнение, твердо понимая, что все это пустяки, здоровья непочатый край и можно ехать дальше, ни о чем существенном не заботясь.

В одной книге написано: «Молодой человек - это не старый человек». Сколько живу на свете, не устаю удивляться безошибочности этого суждения.

Старый автомобиль - это не новый автомобиль. Когда он стареет, он стареет сразу по всем швам. Уже в поисках стука вкладышей можно натолкнуться на развалившийся подшипник или задранный поршень, уже следуя точной диагностике и устраняя шум в заднем мосте, можно совершенно свободно обнаружить прорехи в системе питания или неполадки в коробке передач.

Так, устраняя гастрит, мы натыкаемся на язву двенадцатиперстной кишки, обнаруживая по дороге холецистит и замечая признаки диабета. И уже не до полировочной воды, не до бородавки и не до пустячной головной боли. Черт с ним, с ниппелем, не в нем счастье. Надо лезть в глубь организма, где уже поцокивают сносившиеся клапаны, гремят редукторы, барахлит печенка и органы внутренней секреции производят свою подспудную борьбу за безопасность организма, обезопасить который уже весьма и весьма трудно.

А жить между тем надо. Это может подтвердить любой житель, не связанный никакими предрассудками. Жить надо. Это может подтвердить любой парень, который в воскресенье в первой половине дня выходит на автомобильный базар, держа в руках свой разнокалиберный, безалаберный, нетаврёный, не записанный в прейскуранты, но зато абсолютно гарантированный товар.

Любой парень в возрасте от семнадцати до семидесяти лет, при шедший со своим товаром на этот базар, становится неоформленным действительным членом подспудной секты жрецов Автомобильного Долголетия.

В эти часы милиционеры уходят пить квас, а торговые надзиратели опускают очи долу. Великий бог торговли Меркурий с металлическими закрылками на щиколотках осеняет своим присутствием драгоценное старье, вываливаемое на асфальт, на прилавки, на ящики и на рундучки.

Робкие торговки раннею зеленью в эти часы подвержены особому пристрастию базарных надзирателей, которые поднимают свои веки, для того чтобы смотреть только на них, на робких торговок.

Мир разделен на два взаимоисключаемых клана. Явный и ясный клан, уплативший базарный налог за свои натуральные плоды природы, и мутный подспудный клан, чей товар не мерен, не оценен и не ясен, как не ясны пути его движения от производителя к потребителю.