И никто ничего не сообщил Дмитриевым людям.

А верный, все знающий человек из Архангельского собора Фрол Микитин был убит еще зимой.

17 мая Василий Иванович Шуйский и его сторонники решили привести в исполнение свой план.

В третьем часу утра разом во всех трех тысячах церквах Москвы ударили колокола.

Из всех углов побежали толпами сотни тысяч человек кто с дубинами, кто с ружьями, кто с обнаженными саблями, кто с копьями. Люди кричали:

– Поляки убивают царя!

Встревоженный полусонный Дмитрий вскочил с кровати, заметался и бросился к спящему неподалеку Басманову:

– Что происходит?

К своему удивлению, Басманов увидел перед дворцом в Кремле и снаружи на всех крыльцах и лестницах бесчисленное количество людей с копьями и кольями.

Он кинулся назад в спальню к царю:

– Измена, государь! Тебя предупреждали!

Дмитрий стал спешно одеваться, искать оружие.

– В чем дело? – спросила сонная Марина.

– Измена, душа моя! – отвечал Дмитрий. Пока Басманов тоже одевался и вооружался, в спальню ворвался пьяный боярин и заорал:

– Что, еще не проснулся, недоношенный царь?! А ну выйди, дай отчет народу!

Басманов одним ударом отсек говорильщику голову:

– Беги, царь, я тебя спасу.

– Марина, душа моя! – снова крикнул Дмитрий. – Измена! Уходи как можешь!

Он бросился тайным ходом вызывать Маржеретову охрану, потому что «москва» уже начала стрелять по дверям покоев из мушкетов, и немцы-ландскнехты с их алебардами оказались в палатах беспомощными.

Дмитрий не знал, что весь отряд Альберта Скотницкого распустил по домам Дмитрий Шуйский: «Не могут люди работать сутками. Пусть отдыхают. Ничего государю не грозит. Так он сам велел».

Басманов решил задержать толпу, пока Дмитрий сумеет поднять на оборону стрельцов, и вышел на крыльцо.

Увидев знаменитого и грозного воеводу, толпа отошла назад. От Басманова всегда веяло опасностью.

Перед ним оказался только старый друг его Михаил Татищев, которого за день перед этим Басманов спас от гнева Дмитриева, а может быть, и от смерти.

– Ага, Михаил, – сказал Басманов. – В чем дело?

– А вот в чем!

И вместо ответа Татищев острым кинжалом прямо в сердце убил Петра Федоровича.

«Наш господин», который, как трусливый пес, боялся Басманова, с торжественным ревом ринулся во дворец.

Толпа, возглавляемая князьями и боярами, вломилась в спальню царя. Там к этому времени оказалось много испуганных женщин из окружения Марины.

– Ах вы, потаскухи! – закричала толпа. – Где царь? Где Марина?

Марина, будучи маленького роста, в ужасе спряталась под юбку гофмейстерины Казановской.

– Где царь, мы не знаем. А царицу сегодня в первом часу мы отправили к отцу, – отвечали женщины.

Князья тут же велели своим клевретам растащить красивых полячек – дочерей и жен польских вельмож – по своим дворам и имениям. Очень приятно было поиметь силой этих утонченных и спесивых аристократочек.

Гофмейстерину Казановскую из-за ее позднего возраста и некрасивости оставили в покое. Таким образом Марина была спасена от насилия и позора.

Дмитрий почти ушел от толпы. Но, поверив в свою постоянную удачу, прыгнул с третьего этажа дворца на каменную площадь.

– О, Боже! – Он вывернул ногу. На его счастье, внизу стоял отряд незавербованных изменщиками стрельцов.

– Измена! – сказал им Дмитрий. – Спасите меня, и я сделаю вас боярами!

Стрельцы окружили Дмитрия и встали в каре.

К этому времени один за одним их самих стали окружать негодяи Шуйского. Явился Петр Шереметьев со свитой вооруженной челяди. Прибежал Дмитрий Шуйский с обнаженным мечом.

– Сдайте нам царя! – требовали они. – Не сдадите, пойдем в вашу слободу и из пушек расстреляем ваши семьи.

– Идите и стреляйте, – отвечали стрельцы из наружной охраны. – Это наш царь, и мы умрем вместе с ним.

Стрельцы сами стали стрелять по нападавшим.

– Стойте, стойте! – закричал князь Василий Голицын, явившийся со свитой вооруженных и хорошо организованных людей после осмотра царской спальни. – А если мы мать царицу Марфу спросим? Если она от него откажется?

– Если она от него откажется, тогда другое дело, – отвечали стрельцы.

Все они видели, как по два раза в день царь навещал свою мать. Они выделили одного из своих доверенных стрелков для похода к царице и снова заняли круговую оборону.

«Я спасен, – решил Дмитрий. – Еще полчаса – и Москва встанет за меня».

Понурый стрелец вернулся с Голицыным:

– Она говорит: не ее сын!

Дмитрия как громом ударило по голове. Он на секунду растерялся.

– Зовите Нагих! – крикнул он. – Ее запугали!

– Хорошо, позовем!

Люди Голицына притащили Михаила Нагого.

– Это настоящий Дмитрий? – спросил Василий Голицын.

– Нет! – ответил Михаила Нагой.

Дмитрий не понимал, что происходит. Или он, или мать, или Нагой сошли с ума. И что это за кровавый бред происходит вокруг него? Почему эти люди, вчера с таким восторгом и подобострастием смотревшие на него и ждавшие от него милости или кары, сейчас глядят на него озверевшими собаками?

Ему казалось, что это происходит не с ним. Что сейчас он проснется, встряхнет головой и весь этот ужас исчезнет.

В это время откуда-то из внутренних палат к Дмитрию пробился немец из отряда Вальтера Розена. Тот самый знаменосец из дворян, алебардщик Вильгельм Шварцкопф из Лифляндии.

Он встал рядом с царем в оборонительной позе бердышом вперед:

– Осади!

Один из бояр зашел со спины и спокойно заколол его копьем со словами:

– Вот какие верные собаки эти немцы. Они все еще не хотят покинуть царя своего. Давайте уничтожим их всех.

– А вот я благословлю этого польского свистуна! – вдруг заорал один из нападавших на Дмитрия, боярин Григорий Валуев.

И чтобы разрешить наконец эту жуткую, острую ситуацию, выстрелил Дмитрию прямо в сердце.

Дмитрий упал, вдруг страшно задергался и на глазах у всех умер.

– Вот и сдох этот царь всей Русии! – сказал один из Шуйской своры, купец по прозвищу Мыльник.

– Да у меня на конюшне и сейчас полно таких царей, – брезгливо сказал Дмитрий Шуйский, повернулся и ушел с этого внутреннего двора.

Тут же труп Дмитрия вытащили на площадь и кинули на труп Басманова. На лицо царя надели шутовскую маску, а в рот Басманова вставили польскую скоморошью дудку.

И не было никого из клана Дмитриева, кто бы мог за него отомстить.

«Город Гоша.

Ясновельможный пан Меховецкий.

Позволь описать тебе события последней недели. Это очень печальные события, переменившие и погубившие всю нашу жизнь в этой проклятой Москве.

В пятницу 16 мая пришли жолнеры к пану воеводе сандомирскому Мнишеку, заявляя ему, что становится явно небезопасно. Пан воевода сразу доложил царю. Царь на это посмеялся, удивляясь и говоря, что поляки весьма малодушны.

Все-таки он приказал Басманову ночью по всем улицам поставить стражу пешую с копьями и конную с плетьми и саблями, чтобы стерегли поляков, ибо „москва“ явно начала бунтовать и явные признаки возмущения нашим давала.

Уже в ту ночь впустили изменники в город разными воротами вооруженную толпу, бывшую только в миле от Москвы. Это было восемнадцать тысяч военных, о которых царь знал. Только думал, что эти люди должны идти в Крым, ибо ежедневно высылал туда войска.

Эти войска выставили против той части „москвы“, которая могла стать на сторону Дмитрия.

Всеми двенадцатью воротами уже завладели изменники и уже ни в крепость (в Кремль), ни из крепости никого не хотели пускать, а особенно ночью.

Однако ж верно говорят, что если кого Господь Бог хочет наказать, сперва у него разум отнимет. Видели уже наши явную опасность, но не сознавали ее и, не заботясь о себе, совсем беспечны были, будто бы у себя дома спали, ни о чем не думая.