Лорел захотелось припасть к нему, почувствовать его руки. Это было бы так естественно… Но она сдержала себя, поскольку он к ней не прикасался, хотя и сидел совсем близко.

— Пойду приму душ, — простонала Лорел, резко села и почувствовала, что комната медленно поплыла.

Коннор мгновенно заметил состояние жены и подхватил ее за плечи.

— Что с тобой, Лорел? Может быть, позвать врача?

— Нет… — Голова ее прояснилась, и она выпрямилась. — По-моему, я подхватила грипп. У нас на работе полно больных.

Она поднялась на ноги и пошла к ванной, чувствуя на себе пристальный взгляд Коннора.

Несколько часов крепкого сна восстановили силы Лорел, душ хорошо освежил. Она обтерлась полотенцем, накинула длинный темно-синий халат, который изумительно подчеркивал золото ее волос и голубизну глаз. После этого она вынула заколки и расчесала волосы, постаравшись, чтобы они волнами спадали на плечи. Взглянув в зеркало, Лорел убедилась в том, что выглядит значительно лучше: темные круги под глазами пропали, щеки порозовели.

Теперь она вновь готова показаться миру — и Коннору. Она сделала глубокий вдох, решившись наконец сообщить о ребенке.

Но ее решимость испарилась, едва она вошла в кухню, где Коннор ставил на стол миски с супом и тарелки с сэндвичами. Лорел присела к столу.

Когда их взгляды встретились, она ощутила неуловимое напряжение, которое невозможно было описать словами, но которое тем не менее делалось все сильнее с каждой секундой.

— Тебе лучше? — поинтересовался Коннор.

— Спасибо, намного лучше. Наверное, мне требовалось выспаться, вот и все, — ответила Лорел. — Я уже не кажусь больной, а?

Коннор взглянул на нее и тут же отвернулся.

— Ты выглядишь божественно. Как всегда.

Но этот ответ прозвучал так ровно и бесстрастно, что Лорел почувствовала себя обескураженной.

За едой он задал ей еще несколько вопросов, касающихся случившегося с ней сегодня обморока, но она прекрасно видела, что на уме у него что-то еще.

Да, но что же именно? Ни о каких проблемах, связанных с бизнесом, он в последнее время не упоминал; впрочем, нужно признать, что они давно уже не откровенны друг с другом.

А может статься, дела обстоят еще хуже. Может быть, он узнал каким-то образом о ее беременности и теперь жаждет объяснений. От этой мысли Лорел похолодела. Она перебрала в памяти причины, по которым скрыла беременность, и эти причины показались Лорел неубедительными.

Говорил ей когда-то отец, что нападение — лучшая защита. Может быть, сейчас стоит выложить ему всю правду и разбить его наголову?

Но Лорел не успела исполнить свое намерение. Коннор отодвинул тарелку.

— Лорел, мне необходимо с тобой поговорить, начал он. — Поговорить серьезно.

— Да уж, серьезно, судя по твоему тону, — отозвалась она, изо всех сил стараясь казаться беззаботной. — Я опять забыла завинтить тюбик с зубной пастой?

— Хорошо бы так. — Он посмотрел в глаза Лорел, и она почувствовала, что он видит ее насквозь. — Мне трудно об этом говорить. Но я обязан быть честным. Итак, я хочу освободить тебя от обязательств по нашему соглашению. Мне стало казаться, что наш брак был ошибкой.

Лорел почувствовала, что весь мир опять начинает вращаться, и сделала отчаянное усилие, чтобы не потерять сознание. Удар был сильным, но ведь какой-то частью рассудка она предвидела это.

— Лорел! С тобой все в порядке? — Коннор наклонился к ней через стол, но она отшатнулась. — Наверное, ты плохо себя чувствуешь и не в силах говорить?..

— Нет, продолжай, — возразила Лорел, собираясь с силами. — Между прочим, я не удивлена, призналась она. — Ты стал таким… таким чужим.

Наверное, ты давно обдумывал это решение.

— Несколько недель, — не стал спорить Коннор. Я больше не могу спокойно смотреть на то, как ты мучаешься из-за… этого уговора. — Лорел хотела перебить его, но он не дал ей этого сделать:

— Прошу, выслушай меня. Я сначала не понимал, насколько ты несчастлива. Не понимал до того вечера, когда мы пошли в театр, а потом в ресторан, где ты высказала мне, что ты чувствуешь на самом деле. До того дня мне иногда казалось, что тебе хорошо со мной.

Глубокие, печальные морщины прорезали его красивое мужественное лицо. Лорел тут же захотелось дотронуться до него, погладить по щеке.

Но, конечно, делать это было нельзя. Вихрь мыслей проносился в ее голове, она не знала, что говорить. В самом ли деле Коннор думает о ней?

Или он говорит так лишь из-за того, что оскорблена его гордость? Самолюбие Коннора уязвлено тем, что она не тает у его ног?

Или же он попросту устал от ее поведения, которое считал проявлением равнодушия к нему…

И Лорел созналась:

— Мне бывало с тобой хорошо.

Она взглянула на свои руки и повернула на пальце обручальное кольцо. Все было бы как нельзя лучше, думала она, скажи он только, что любит меня. За это я простила бы ему все на свете.

— Ты имеешь в виду — в постели? — невесело спросил он.

Она подняла голову.

— Разве это не было очевидно?

— Да, очевидно, — признал Коннор с иронической улыбкой. — Но в конечно счете, я боюсь, этого мало.

— Коннор, послушай меня, пожалуйста. Я была не права, когда отвергла твой подарок. Это было грубо… жестоко с моей стороны.

— По крайней мере, это было честно. Ты же не думаешь, что меня бы обрадовало, если бы между нами торжествовала фальшь? — возразил Коннор. А еще, Лорел, я знаю, что ты не можешь не исполнить обещание, уж если ты его сделала. Не изменишь, что бы ни случилось. Но ты не обязана оставаться со мной из ложного чувства долга. Не нужно самопожертвования. Я меньше всего этого хочу, — решительно объявил он. — Я обещал разгрести завалы в твоей фирме, и исполнил это. У тебя нет необходимости платить мне. Мы провели вместе… кажется, почти восемь месяцев? И я бы сказал, договор исполнен.

— Все это для тебя — не более чем долг, который нужно было возвращать?

— А разве для тебя это не было именно так? — холодно парировал Коннор.

Лорел едва могла поверить, что Коннор действительно разговаривает с ней так отчужденно. Об обязанностях, самопожертвовании, долгах, которые следует платить. Неужели любви вообще не было места в его построениях?

Глядя в его ледяные темные глаза, она почувствовала, что тонет. Он не любит ее. И так будет всегда.

Нет, сейчас немыслимо говорить ему про ребенка. Вновь ее сердце разбито. Правда, трудно было вообразить, что оно способно так болеть.

Она глубоко вздохнула, ведя себе ни в коем случае не терять силы духа.

— Было, конечно, — хрипло выговорила Лорел после долгой паузы. — Я заключила с тобой сделку. Спасибо за то, что помог мне и Филиппу. Наверное, ты пошел на это во имя прошлого. Но сейчас, пользуясь твоими словами, я скажу, что долги выплачены.

Она поднялась и пододвинула к столу свой стул, не переставая чувствовать на себе взгляд Коннора, лицо которого оставалось подобием каменной маски. Выходя, она услышала, как он сглотнул, и подумала, что сейчас он позовет ее обратно.

Но этого не произошло. И она не позволила себе обернуться, так как не хотела, чтобы он заметил ее слезы.

На следующее утро, в половине седьмого, Лорел была уже в пути. Направлялась она на север и уже достигла Коннектикута. Только что взошедшее солнце быстро разгоняло утренний туман, машин на дорогах становилось заметно больше.

Лорел ехала на умеренной скорости, прихлебывая из термоса слабый чай и жалея о том, что это не крепкий черный кофе. Но врач предупредил ее о вреде кофеина, в особенности на ранней стадии беременности. Сейчас ей нужно думать только о ребенке. Это единственный способ отвлечься от боли, которую приносили ей воспоминания о Конноре.

Она проворочалась всю ночь и едва ли хоть на минуту заснула. Всякий раз, когда она открывала глаза, пустое пространство на кровати рядом с ней растравляло ее рану.

Накануне вечером, когда она скрылась в спальне, уже через несколько минут хлопнула входная дверь. Коннор ушел. А утром беглый осмотр квартиры показал, что он не возвращался.