На дворе — поздняя ленинградская осень, за окном сыплет дождь. Слышно, как из водосточных труб хлещет на тротуар вода. Я сижу за письменным столом, а Карай лежит у бездействующего камина на своей клетчатой подстилке. Голубоватый свет от настольной лампы (в это время года в моей комнате даже днем темно) падает на курчавую шерсть Карая. Черные с проседью колечки на его спине блестят, блестят и живые коричневые глаза. И устремлены они на меня. Я это чувствую затылком. Слышу я и тяжкие вздохи с приглушенным завыванием (так вздыхает придавленный непосильным горем человек, у которого, скажем, умерла жена — не ушла к другому, предусмотрительно обменяв квартиру, а именно почила в бозе). Но я-то знаю цену этим мученическим вздохам! Караю хочется на улицу, но, будучи деликатным псом, он не беспокоит меня, не подходит и не кладет лапу на колено — дескать, поднимайся, друг, пора на прогулку, а дождь — это ерунда: не сахарные, не растаем! Он видит, что я работаю и мне мешать нельзя. Но вздыхать можно — даже с легким постаныванием и осторожным клацаньем зубов с великолепным прикусом, которым я всегда так гордился.
Естественно, подобные вздохи, если они следуют один за другим, и мертвого поднимут из могилы. «Чертов пес, — бормочу я, вставая из-за стола. — Из-за тебя мысль упустил… Тащись теперь в слякоть и дождь…»
Как всегда, он мгновенно уловил мое настроение и ведет себя соответственно этому. Обычно, когда я веду его на прогулку, он срывается с места, лает, прыгает вокруг, а тут молча сидит на подстилке и недоуменно таращится на меня: мол, что, хозяин, поднялся? Работал бы и работал. А я — чего? Я подожду…
Я вижу, что он, стервец, хитрит, и, не сдержав улыбки, машу рукой: ладно, пошли! И тут он выдает себя с головой. Барсом прыгает на меня, ударяя передними лапами в грудь и стараясь лизнуть в лицо, гортанно, сдерживаясь (он знает, что в коммунальной квартире лаять не полагается), что-то бормочет на своем собачьем языке, вертится вьюном, даже случается, от избытка чувств может капнуть на паркетный пол.
Карай первым спускается по стершимся каменным ступенькам со второго этажа. Он никогда не выскочит на улицу (наш дом стоит на углу Баскова переулка и улицы Восстания) — знает, что там многолюдно и небезопасно, — круто сворачивает к другому выходу, во двор, и, носом отворив бурую дверь, исчезает там. Когда дождь, на дворе никого не видно — и Карай, прилепившись к каменному фундаменту, надолго застывает в блаженной позе долго засидевшейся в квартире собаки: одна нога вздернута, голова опущена и повернута в мою сторону. Он неподвижен, как памятник, лишь живой, беспокойный взгляд торопливо скользит по двору. Городская собака знает, что в любой момент может появиться дворничиха с метлой и лопатой — и тогда даже любимый хозяин не защитит от несправедливой кары. Но должна, в конце концов, собака где-нибудь пописать! Собаки в правилах и указаниях не разбираются: вырвавшись из квартиры, они ищут первый попавшийся столбик или дерево; за неимением таковых пристраиваются, где придется, и на морде иного пса в критический момент такое несчастное выражение, что сразу понятно: он чувствует себя последним преступником. Я уж не говорю о большой собачьей нужде. Некоторые владельцы собак, живущие в центре, носят с собой обшарпанный голик и совочек, чтобы тут же ликвидировать следы собачьего «преступления».
Низкое мутно-серое небо опустилось на мокрые блестящие крыши. Рваные клочья скорее дыма, чем облаков, цепляются за рогатки телевизионных антенн. Из шумящих водосточных труб весело брызгают струйки. Редкий прохожий, втянув голову в плечи, торопливо прошуршит в плаще мимо. Карай трусит впереди, уткнув нос в тротуар. Его поджарый зад всегда почему-то немного заносит в сторону. Карай напоминает мне тяжелый грузовик с прицепом, медленно ползущий по шоссе. Треугольные, заросшие нежно-золотистой курчавой шерстью уши пса хлопают на ходу, коричневая борода слиплась и смешно загибается вверх, как у дьячка из какого-нибудь старого кинофильма. Иногда он останавливается как вкопанный, тщательно обнюхивает тонкий черный ствол чахлого деревца или серый бугристый камень фундамента и, потоптавшись на месте, деловито оставляет свою отметку. Вид у него при этом такой, будто он занимается исключительно важным делом. Сейчас он не обращает на меня внимания — вряд ли помнит, что я рядом. Ежась в плаще на холодном ветру и слизывая дождевые капли с холодных губ, я плетусь вслед за ним. Мелкий дождь сечет по лицу, стекает за воротник. В руке у меня позвякивает карабином поводок. Я редко беру Карая на поводок — он этого не любит. И потом он никогда напрасно не залает, не привяжется. В этом проявляется его порода, воспитанность. Без моего молчаливого согласия он даже к встречной собаке не подойдет, хотя я понимаю, каких трудов ему это стоит.
Карай бежит по тротуару, прижимаясь к домам, — это тоже привычка городской собаки: ведь в большом шумном городе недолго и под машину угодить! — и ни на кого не обращает внимания. Прохожие для него не существуют. У них свои заботы, у него свои. До прохожих ли тут, если бедному псу лишь три раза в день отводится по полчаса для прогулки. Это еще когда погода хорошая, а сегодня под дождем я, пожалуй, и пятнадцати минут не выдержку. И Карай это знает, потому и спешит все свои дела побыстрее сделать — так сказать, потратить отпущенное ему время с толком. Я часто ловлю его умоляюще-вопросительный взгляд: «Ну еще немного, а? Прогуляемся вон до того угла — и домой?…» Я киваю, и он, благодарно мотнув несколько раз головой, обрадованно устремляется вперед. Дождя он не замечает. И потом, на нем не легкий дождевик, а теплая шуба.
Я же шагаю по скользкому тротуару, и разные мысли о «братьях наших меньших» одолевают меня.
Прекрасно, конечно, иметь собаку. Особенно такую чуткую. Причем — в большой степени от тебя самого зависит, какой она станет, живя рядом с тобой. Из бестолкового, суматошного щенка на глазах вырастает красивый, умный пес, который становится полноправным членом твоей семьи. Да иначе и быть не может: ведь он все время рядом с тобой — и днем и ночью. В сельской местности к собаке относятся иначе: она либо охотится, либо охраняет дом. Живет она не в квартире, а на дворе, и чаще всего, чтобы была злее, сидит на цепи. Сельская собака прекрасно чувствует расстояние между собой и хозяином — соответственно и ведет себя. С городской же дело обстоит иначе. Хочет этого хозяин или нет, собака знает все его слабости и недостатки — и не только хозяина, а и его близких. От каждодневного общения с человеком пес приобретает совсем не свойственные сельской собаке навыки и привычки.
Часто говорят: каков, мол, хозяин, такова и собака. И еще: что собака почти всегда похожа на своего хозяина или хозяйку. Кто из нас не наблюдал задумчиво идущих по тротуару хозяина и собаку! Одного взгляда достаточно, чтобы определить, что они не один год живут вместе. И действительно, подчас пес чем-то напоминает своего хозяина — если не обликом, то какими-то, хотя бы внешними, чертами характера: то ли походкой, то ли привычкой смотреть на прохожих… Кстати, это излюбленная тема карикатуристов. А художники народ зоркий, они первыми заметили столь удивительное сходство!
Почти тринадцать лет пробыли мы с Караем вместе. За эти годы благодаря ему я познакомился с десятками интереснейших людей, которым стихийно присвоили наименование «собачников» (впрочем, никто на это не обижается), и с полной ответственностью могу утверждать, что собака не только уживается с любым человеком, плохим или хорошим, но и постепенно перенимает черты его характера. А мы, люди?… Вот распалась семья, и говорят: дескать, муж и жена не сошлись характерами, не подошли друг другу… Не удивительно ли, что царь природы, вершина интеллекта — человек часто не способен понять даже близкого человека, не может найти с ним общий язык?… Лишенная же речи собака «сходится характером», великолепно уживается с любым человеком и отлично понимает его. Недобрый человек, замкнутый — и собака такая же. Зайдите в квартиру к такому человеку, и пес с рычанием бросится на вас, с трудом сдерживаемый хозяином. Такую собаку не приласкаешь, не погладишь — обойдешь стороной. Да и гулять их выводят в намордниках… И наоборот, у общительного человека и пес жизнерадостный, веселый. Услышав звонок, первым бросается приветствовать гостей, и радость его — бурная, искренняя… Человек — поэт, лирик, любит помечтать, пофилософствовать. И четвероногий друг не отстает от него — такой же рассеянный, задумчивый. В лунную ночь, когда хозяин считает на небе звезды, шепча строки стихотворения, пес тоже может задрать голову и в пылу творческого вдохновения исполнить жутковатый лунный романс…
