- Ты решала, ехать сюда или не ехать, - напомнил Симмонс. - Разве не так?

- Так, - кивнула она. - Но, во-первых, я и представления не имела, где эта самая Чодра, а, во-вторых, откуда я могла знать, что тебе взбредет в голову блажь отправиться с Авазом на его Голгофу, и, в-третьих, насколько я поняла, особого желания говорить о делах в Таш Хаули у его величества Мухаммадрахимхана не было. Мне даже показалось, что каким-то образом он догадывается о цели нашего визита.

- Ну это уже из области фантастики! Ты забываешь, что мы вернулись на неделю назад. У твоего Джумы пока все в порядке. А ханкинскому беку и в голову не приходило с ним расправиться.

- Не скажи, - возразила она. - Эти местные князьки, конечно же, самодуры и самоуправы, но что касается Джумы, то тут бек вряд ли сам решился бы на расправу.

- Ты думаешь, расправа санкционировалась свыше?

- Да, - ответила она. - Я так думаю. Больше того, я почти уверена.

- Может быть, ты и права, - покачал головой Симмонс. Одно дело прикончить какого-то бедолагу-арбакеша или спалить дом дехканина за неуплату налога, совсем другое - расправиться с человеком, который внезапно и необъяснимо набрал силу.

- И пользуется расположением людей еще более необъяснимых и влиятельных. Ты недооцениваешь хана, Эрнст. Возможно, охранки как таковой у него и нет, но в том, что глаза и уши есть всюду, можешь не сомневаться. Ему, конечно же, докладывают и о нас, и о тех, с кем мы имеем дело.

- Ты права, - повторил он. - И что из этого следует?

- А то, что выколотить у хана фирман о назначении Джумы ханкинским беком будет труднее, чем тебе кажется.

- Казалось, - поправил Симмонс. - Теперь уже не кажется.

- Тем лучше. И что ты намерен делать?

- Купить фирман. Предложить его величеству столько золота, что у него глаза на лоб полезут. Но у тебя, по-моему, какие-то свои планы? Не зря же ты отговаривала меня брать с собой синтезатор.

- Я просто подумала, что хан поверит тебе и на слово.

- Кто его знает? - Симмонс почесал переносицу. - С наличными чувствуешь себя как-то увереннее. Посмотрим.

На лестнице показался Ислам Ходжа и в изысканных выражениях сообщил, что его величество приглашает гостей вниз. Симмонс заверил, что они не заставят себя ждать. Кушбеги кивнул и скрылся.

- Тебе, наверное, лучше говорить с ханом тет-а-тет, сказала Эльсинора. - Если этот тип будет увиваться рядом, я возьму его на себя.

Симмонс усмехнулся и покачал головой.

- Ты что-то имеешь против?

- Нет.

- Тогда в чем дело?

- В лексиконе. Есть в нем что-то от преступного мира.

- Дорогой мой! - рассмеялась она. - То, для чего мы с тобой сюда приехали, в любом обществе квалифицируется как преступление. Так что бог с ним, с лексиконом.

Уговорить хана, вопреки опасениям, оказалось нетрудно. Стоило Симмонсу предложить венценосцу два мешка золотых монет, согласие было получено, а еще час спустя фирман о назначении Джумабая Худайбергена правителем Ханкинского бекства, скрепленный подписями и печатью, был торжественно вручен супругам. Обговорив детали и формальности и условившись о сроке вступления в должность новоиспеченного бека, Симмонсы простились с ханом и кушбеги и под охраной трех нукеров отправились в Хиву.

Карета, упруго покачиваясь на рессорах, катилась по пыльной дороге. Садилось солнце. Небо за окном кареты приобретало оранжево-золотистый оттенок. Путники, издали завидев карету и нукеров, спешили свернуть с дороги и переждать где-нибудь в стороне, а если это не удавалось, - падали ниц и оставались в этом положении, пока карета проезжала мимо.

Лишь один всадник, ехавший в ту же, что и они, сторону, оглянулся и продолжал свой путь.

- Скажите на милость, какой храбрец! - удивилась Эльсинора, когда они уже почти поравнялись с ним.

- Этот-то храбрец мне и нужен, - пробормотал Симмонс, высунулся из кареты и окликнул всадника:

- Аваз!

- Да, таксыр? - Юноша подхлестнул свою лошаденку, и она затрусила вровень с каретой. Лицо Аваза было задумчиво и спокойно.

- Пересядь к нам, - предложил Симмонс. Аваз кивнул. Карета остановилась. Юноша передал поводья своей лошади одному из нукеров, открыл дверцу и сел напротив супругов. Карета тронулась. Солнце опустилось за горизонт. Вполнеба полыхал закат, и в его желтоватых призрачных отсветах лицо юноши казалось выточенным из янтаря.

- Я уже решил, что мы тебя не нагоним, - сказал Симмонс.

- Нукеры бросили шейха посреди дороги. Я помог ему дотащиться до ближайшего дома. Он совсем плох.

- Ты уверен, что поступил правильно, оказав ему помощь?

- Человеку надо помогать в беде.

- Даже если этот человек враг?

- Шейх просто глуп. Его злоба - от невежества.

Эльсинора смотрела на Аваза с нескрываемой жалостью.

- Может быть, ты и прав, Аваз. - Симмонс похлопал себя по карманам, но сигарет не было. Он сплюнул за окно и отер губы платком. - Что ты намерен делать, мой мальчик? Теперь, когда ты все знаешь?

Прежде чем ответить, юноша долго смотрел в окно. Быстро темнело. Проплывали изуродованные стрижкой тутовые деревца вдоль дороги. Где-то далеко-далеко сверкнул огонек.

- Там... Под деревом на кладбище... Был я? - спросил Аваз не оборачиваясь. "Он даже не сомневается в подлинности того, что видел!" - удивленно подумал Симмонс.

- Да, Аваз. Это был ты.

- Сначала я решил, что это отец... Только потом... Скажите, - Аваз обернулся и пристально вгляделся в Симмонса, потом в Эльсинору. - Я так и умру там, на кладбище?

- Нет, мой мальчик, - Симмонс покачал головой. Он и в самом деле испытывал к этому юнцу что-то похожее на родительские чувства. - Больного, разбитого параличом, тебя принесут домой. Ты проживешь еще несколько лет и умрешь в нищете и одиночестве. Подумай, Аваз. Еще не поздно. Ты еще можешь все изменить.

Юноша сидел сгорбившись, глядя на свои колени. Когда он снова заговорил, голос его был еле слышен.

- Я... - Он медленно повел глазами куда-то в сторону окна. - Тот, умирающий... Отрекусь от своих стихов, да?..

Симмонсу страшно хотелось сказать "да", но он вздохнул и отогнал искушение:

- Нет, Аваз. Ты до конца останешься верен себе. До самого последнего вздоха.

Аваз Отар-оглы некоторое время продолжал сидеть молча, осмысливая услышанное. Потом выпрямился. Медленно набрал полную грудь воздуха. В полусумраке кареты огнем полыхнули его глаза. И было в них что-то безумное, что-то сатанинское, как у того старика на кладбище Иморат-бобо.

- Значит, все правильно! - Голос юноши снова обрел силу и звонкость. - Значит, ничего не надо менять!!

Копыта коней гулко застучали под сводами ворот Хазараси-дарбаза. Мелькнул фонарь в руках стражника.

- Вы великий палмин, - Аваз наклонился к Симмонсу, отыскал в темноте его руку. Крепко пожал. - Спасибо вам за то, что вы не скрыли от меня правду. Теперь у меня чет больше колебаний. Я знаю, как мне жить дальше. Прощайте!

Он распахнул дверцу, соскочил на ходу.

- Прощайте, ханум, - донеслось из темноты. - Вы самая красивая женщина из тех, кого мне довелось видеть. Будьте счастливы! Будьте счастливы оба!

В доме Соура Юсупа несмотря на поздний час продолжалось гуляние, но супруги, сославшись на усталость, уединились в отведенной для них комнате.

На следующий день хозяин долго не решался потревожить сон гостей, а когда, уже ближе к полудню, постучался в дверь, она оказалась незапертой и в комнате никого не было.

Соур Юсуп забил тревогу, перевернул вверх дном весь. дом, опросил всех домочадцев и в панике помчался в Ново-Ургенч сообщить Дюммелю об исчезновении Симмонсов. По дороге он с ужасом думал о том, какая кара ожидает его за то, что он не уберег хозяев, и приготовился к самому худшему.

Не доезжая до Кармана фаэтон, на котором он ехал, поравнялся с крытой арбой, направлявшейся в Ново-Ургенч под охраной десятка казаков из приданного хану для охраны казачьего полка. Арбакеш был Соуру Юсупу знаком и из разговора с ним Соур узнал, что тог послан к Симмонсу за каким-то очень важным грузом. Доверенный "Дюммель и К°" отчетливо представил себе, какой поднимется переполох, когда арбакеш с казаками явится к Симмонсу, окончательно пал духом и, отдав себя на волю провидения, пристроился к арбе и до самого Ново-Ургенча шепотом молился аллаху, хотя в душе не очень-то надеялся на его помощь.