Поразмыслив над увиденным, Симмонс пришел к выводу, что в реальностях происходит какая-то путаница, неразбериха и виновником этой неразберихи является не кто иной, как он сам, а точнее - производимые им действия. И тогда в его воспаленном мозгу впервые возникла идея, которая поглотила его затем целиком и полностью.

Суть ее была проста и сводилась к следующему: если даже такое незначительное событие, как прокладка узкоколейки длиной в пятнадцать верст в 1880 году привело к разорению в 1899 году преуспевающей транспортной компании и к исчезновению в 1901 году уже начатой строительством железной дороги, то почему бы с помощью куда более решительного вмешательства в события прошлого не попытаться изменить ход исторических событий и добиться коренных, социальных, если угодно, изменений в реальности, которая так решительно и безжалостно отторгла инженера Симмонса?

Чем больше носился он с этой идеей, тем заманчивее она ему казалась, тем радужнее вставали на горизонте миражи будущего. И Симмонс, засучив рукава, взялся за дело.

Уединившись в кабинете, Симмонс достал с полки толстенный фолиант. "Документы архивов хивинских ханов, - значилось на обложке. Издательство "Фаи". Симмонс полистал книгу и, отыскав нужное место, углубился в чтение.

"Он!

Средоточию вселенной - двору его величества падишаха, высокосановного, вознесенного до Луны, со свойствами Юпитера, с небесно-пышным двором, могущественного, как Дарий, победоносного, как Александр, с бесчисленным, как звезды, войском..."

Симмонс хмыкнул и покачал головой: по Гандимьянскому договору 1873 года хивинскому хану запрещалось иметь не только армию, но и личную охрану, функцию которой выполнял расквартированный в Хиве казачий полк. Впрочем, и задолго до Хивинского похода войска как такового у хана не было.

"...в свите которого Феридун, в слугах которого Джемшид, орудие которого - Афрасиаб, убежища ученых, прибежища людей, то есть его величества, тени Аллаха, - да будут наши души и душа обоих жертвой за него, - от тысячекрат немощных и сокрушенных этих его рабов всеподданнейшее донесение. Хвала и благодарение Аллаху, наше положение и наши новости благополучны. Вознося хвалу богу, благословенному и всевышнему, знайте, что мы сосчитали курень Джаныбек-бия, потом сосчитали курень, образуемый племенем муйтен, и курень, образуемый в местности Алден-терки племенем колдаулы; в низовье реки в месте Гедай-узяк есть еще немного колдаулы и казахов, мы их скот тоже сосчитали, взяли с них зекат *, вернулись, сосчитали курень Реджеббия к востоку от Кегейли I джумади, в воскресенье и в тот же день пришли в курень кенегеса Эрназар-бия. Если будет угодно Аллаху, сосчитав два-три куреня на северной стороне реки, мы собираемся отправиться в Кунград. А еще сообщаем, что живущие здесь подданные - каракалпаки и казахи - пребывают в спокойствии и молятся за вас. Написано 2 числа упомянутого месяца, в понедельник. Привет вам.

* Подать, налог.

Аллаберген-мехрем

Исмаил-мехрем'".

- Пребывают в спокойствии, - Симмонс потер подбородок. Тишь да гладь, да божья благодать... Ладно, поглядим дальше.

Он перевернул еще несколько страниц.

"Он!

Высокой особе и высочайшему двору султана султанов нашего времени,, хакана хаканов всех стран...".

- Вот как! - Симмонс прикурил, сделал пару затяжек и положил сигарету в пепельницу.

"...источника справедливости и правосудия, уничтожителя несправедливости и притеснения...".

- Как же! Держи карман шире!..

"...тени бога, то есть его величества хорезмшаха - да продлится его высочайшая власть да будут наши души и душа обоих миров жертвой за него, - ничтожные, тысячекрат немощные и сокрушенные..."

- Повторяются, сукины дети! Было уже это.

"...бесконечно нуждающиеся и несчастные со страхом и робостью...".

- Еще бы! Тут кто угодно сдрейфит!

"...всеподданнейше докладывают следующее. Хвала и благодарение Аллаху, наш народ, большие и малые, от семи лет до семидесяти - все заняты молитвами за вас. О боже, внемли их молитвам! Аминь!"

- Аминь! - пропел Симмонс насмешливо.

"О господин обоих миров! Во-вторых, докладываем, что его подданные говорят: если салгут, по его повелению, будет 15.000 тилля, то они будут довольны; таково было и повеление пребывающего в раю покойного государя..."

- Как бы не так! - усмехнулся Симмонс. - В аду мыкается старый греховодник, раскаленную сковородку языком лижет!

"...больше мы не в состоянии уплатить. Ваша воля повелевать. Если в чем ошиблись, то надеемся на прощение. Виноваты! Виноваты!"

- Ну что ж, - Симмонс взял из пепельницы сигарету, затянулся и погасил окурок. - Если отбросить в сторону восточный этикет, - остается ультиматум: 15 тысяч тилля и ни гроша сверх! Отчаянные ребята, ничего не скажешь! Интересно, что они еще отмочат?

* Придворная должность.

Следующим документом было донесение хивинскому хану от Хаким-Нияз-аталыка *. В донесении говорились:

"Донесение господину высокосановному, высокостепенному царю нашей эпохи, тени бога, создающему спокойствие и безопасность, победносному, и споспешествуемому богом его величеству хореэмшаху, да сохранит его господь всевышний. О шах! О убежище мира! По всей округе царит спокойствие, цены дешевы, ваши подданные заняты молитвами за вас. Покорнейше доносим, что, прибыв к каракалпакам, мы собрали биев и сказали, что государь им повелел отдать пятьсот танапов замли. После этого южнее Чимбая хытаи и кипчаки указали землю к востоку от Кегейли, а кенегесы и мангыты - к западу. Мы сказали, что оба эти участка - заболоченные и непригодны для садов и усадеб, а к северу от Чимбая на один фарсах кое-где есть сухая земля, пригодная для садов и усадеб, дайте нам ту землю. Однако они не мог" ли отмерить и дать ее, и народ не отдает ее добровольно, и даже когда мы сказали, чтобы они из тех земель землю, пригодную для садов и усадеб, продали за полную цену, то они не смогли этого сделать. А еще холят среди каракалпаков слухи, будто лишенный всех полномочий бия колдаулы Айдос из Ак-Жагыса замышляет против вашего величества смуту и подговаривает каракалпаков не платить салгут и другие налоги и не давать нукеров. Я все сказал. Теперь воля ваша. Виноват! Виноват' Виноват! Написано 13 числа месяца асад 1242 года собаки".

- Тысяча двести сорок второй год... - Симмонс задумчиво поскреб подбородок. - Это какой же год по христианскому календарю?.. 1826-й? Да, 1826-й... Рядом в общем-то. Отношения у Хивы с Россией неважнецкие. Степняки недовольство ханом выказывают. Попахивает бунтом. Ну что ж, пожалуй, самое время вмешаться.

...Айдос-бий - пожилой седобородый мужчина - испуганно схватился за нож, когда из-за юрты вышел человек в странной одежде и шапке, какой в приаральских степях не видывали. Однако человек протянул вперед руки ладонями вверх и заговорил на довольно сносном хорезмском диалекте:

- Здравствуй, Айдос. Я пришел с миром.

- Стой, где стоишь! - взвизгнул бий. - Ты кто?

* Должностное лицо в Хивинском ханстве.

Вокруг юрты, насколько хватало глаз, простиралась ровная степь. Бродили, пощипывая чахлый янтак, верблюды. Стреноженная лошадь терлась боком о коновязь.

- Мое имя тебе ничего не скажет, Айдос. - Незнакомец усмехнулся. Был он худощав, высок ростом и както не по-здешнему легконог. На остроносом лице - ни волоска, если не считать бровей. Глаза смотрели открыто и смело. Хитрости в них не было.

- Откуда знаешь меня?

- Все от аллаха, Айдос-бий. И знание и незнание.

- Верно. Аллах дает человеку имя при рождении. Как тебя зовут?

- Эркин *.

- Еркин?.. - недоверчиво повторил бий и пошлепал губами, словно пробуя слово на вкус. - Ты не боишься его носить?

- Нет.

- Ты-храбрец. - Бий вернул клинок в ножны, указал рукой на юрту. - Заходи, Еркин. Кунак в юрте - счастье в юрте. Будем пить кумыс вместе.

Одни ковры и кошмы юрты Айдос-бия знали, о чем говорил чужак с их хозяином. К вечеру чужак исчез, словно растаял в золотистом степном мареве, а Айдос велел сыновьям Рзе и Торе седлать коней и сам ускакал с ними за горизонт, только белесое облачко пыли еще долго стояло над низкорослыми кустиками.