Изобразить напрасного воздыхателя Рейнбери был бы не прочь. Эта роль и в самом деле его вполне устраивала. Но во все эти томительные перипетии он согласился бы погрузиться только в том случае, если бы ему гарантировали вознаграждение – преклонение окружающих и предмета любви перед его подвигом. Рейнбери нашел бы преимущества в этой несбывшейся любви. Он бы томился и страдал, но на безопасном расстоянии. Таковы для него были теперь идеальные отношения с женщиной. Ему и в голову не приходило, что в один прекрасный день Роза могла бы ответить на его любовь и на любовь Питера – тоже. С некоторых пор Джон питал убеждение, что Роза, которая была несколько старше его, вряд ли когда-нибудь выйдет замуж. Ситуация таила в себе ряд чудесных возможностей, но неожиданно вспыхнувшая и никак не желающая гаснуть влюбленность Питера все испортила. Нет, товарищем Питера по истинной влюбленности Рейнбери быть не желал. В такой роли ему чудилось что-то клоунское. Именно поэтому он и не был влюблен в Розу. Хотя, надо признаться, и питал некоторую склонность к ней. Он восхищался тем качеством ее характера, которое про себя окрестил аскетизмом; ему нравился мрачный пессимизм Розы, ее ироничность. Даже ее грубоватость он считал восхитительной, а уж невероятно длинные черные волосы – и подавно.

– Она видела Мишу? – спросил Рейнбери. – Она знает, что он в Англии?

– Не могу сказать, – ответил Питер. – Вот уже десять дней, как она не заходила.

– А о ней Фокс вспоминал? – снова задал вопрос Рейнбери.

– Нет.

– Тогда о чем же, черт побери, вы говорили? Ну хорошо, можешь не отвечать. Просто меня интересует, упоминать ли при ней, что Фокс здесь?

– Я не сомневаюсь, что она и так узнает, – произнес Питер.

– Каким же образом? – всколыхнулся Рейнбери. – Сообщение в газетах она вполне могла пропустить, а небеса не становятся алыми, когда Миша Фокс появляется, и кометы не падают, что бы там некоторые ни плели.

– Она узнает, – повторил Сейуард. – Нам лучше промолчать.

– Младший братец по-прежнему упрекает сестру за то, что она отвергла Мишу, – заметил Рейнбери.

– Да, – согласился Питер. – Он очень любил Мишу. В те времена Хантер ведь был совсем ребенком.

– Любопытно узнать иное, – внимательно глядя на приятеля, проговорил Рейнбери, – не упрекает ли она по-прежнему саму себя?

Питер хотел, кажется, что-то сказать, но, наверное, передумал. Он отодвинул в сторону книги и стал рассеянно вертеть в руках нож.

– Хорошо, что она не вышла за него, – продолжал Рейнбери. – Этот человек способен на любую жестокость.

Сейуард и на этот раз промолчал. Все так же разглядывая нож, он неопределенно покачивал головой и под столом переплетал свои длинные ноги.

– Как дела на службе, Джон? – наконец как бы через силу спросил Питер.

Рейнбери посмотрел на него со смесью боли и раздражения. Ну почему же он такой уязвимый? Мужчина не имеет права быть таким. Рейнбери сел поглубже в кресло. В мужчине вполне оправданна некоторая брутальность, некоторая толстокожесть. Без этого пришлось бы склоняться перед всеми. Но Сейуард отказался от своих прав, а может, никогда и не знал, что обладает ими. Его личность не имела границ, ограждающих обычно внутреннее пространство. Он не распределял, кому на каком расстоянии от него следует находиться. Он не защищался. Джону такое отношение к жизни казалось просто скандальным. Хорошо, мысленно согласился Рейнбери, поговорим о другом.

– Дела из рук вон плохи. Контора парализована скукой и бездеятельностью. При этом срочных дел масса, и начать надо вот с чего – срочно избавиться от половины служащих. Но, с одной стороны, ни у кого нет реальной власти, чтобы сделать решительный шаг; а с другой, нам всем так уютно на наших хорошо оплачиваемых местах, что никто не решается начать раскачивать лодку из-за боязни, как бы самому из нее не выпасть.

– Ну а сам ты чего ждешь? – поинтересовался Питер.

– Полагаю, – криво усмехнулся Джон, – жду, пока мое собственное место станет настолько уютным, что я смогу подкладывать поленца под других, не опасаясь ответных действий.

– Но в деньгах ты не нуждаешься. Значит, цель в ином?

– Ты прав, – согласился Рейнбери. – Речь идет не о деньгах, а о деле. Я хочу действовать, а для этого нужна дерзость, нужно сознавать, что многие тебя возненавидят. Сидеть и ждать, пока все само собой исправится, конечно, гораздо легче и приятней.

– Ты надеешься стать во главе, после того как сэр Эдвард уйдет на пенсию?

– Да, – тут же признался Рейнбери. Он всегда в разговорах с Питером ловил себя на такого вот рода поспешных признаниях; и никак не мог понять, что же его понукает их делать: то ли манера Питера задавать вопросы? то ли его собственное желание представать перед Сейуардом совершенно искренним?

Вошла Роза. Она постучала и вошла одновременно. Рейнбери вскочил, сделал шаг назад и споткнулся о стопку книг. На лице Розы мелькнуло удивление и легкая досада. «Джон», – произнесла она без интонации, словно отметила его присутствие, не более. Не обратив внимания на Питера, она села на стул у двери. Сейуард не взглянул на нее, но еще ниже склонил голову.

– Меня здесь нет, – бросила Роза. – Продолжайте ваш разговор.

Отодвигая книги вправо и влево, Рейнбери возвратился к своему креслу.

– Что за нелепость, Роза! – воскликнул он. – Ты же не пустое место!

– Конечно, я не пустое место, – отозвалась Роза, – но вы продолжайте говорить, о чем говорили.

Она повернула стул к книжным полкам и занялась рассматриванием книг. Наконец выбрала какую-то и, положив полную руку на спинку стула, углубилась в чтение.

– От чего ты не в духе, Роза? – спросил Рейнбери. Роза повернулась таким образом, что стал виден ее профиль.

– Этот человек, Кальвин Блик, сейчас с визитом у Хантера, – произнесла она.

– И зачем же он явился? – не сдержал своего любопытства Джон.

– Чтобы купить «Артемиду» для Миши Фокса, вот зачем.

– Невероятно! – воскликнул Рейнбери. – Какую же интригу задумал Миша на этот раз?

– А ему непременно нужны интриги? – удивилась Роза.

– Я считаю, что непременно, – сказал Рейнбери. – Неужели ты иного мнения?

Роза пожала плечами.

– Мне неприятен этот Кальвин Блик, – ответила она. – И бедный Хантер от него в ужасе.

– Блик – это темная половина сознания Миши Фокса, – изрек Рейнбери. – Он совершает на деле то, о чем Миша еще и думать не думает. Именно сравнивая Кальвина Блика с Мишей, понимаешь, насколько последний невинен.

Роза сделала презрительный жест. Потом небрежно положила книгу, которую только что читала, на пол.

– Подними, – попросил Питер, – и поставь на прежнее место, иначе я ее больше никогда не найду.

Роза вернула книгу на полку.

– Но бога ради, объясните, зачем Мише «Артемида»? – вскричал Рейнбери. Он был крайне взволнован.

– И в самом деле, зачем? – язвительно подхватила Роза. – Какой в этой жалкой «Артемиде» толк?

– Я вовсе не собирался оскорбить «Артемиду», и ты это прекрасно знаешь, – укоризненно сказал Рейнбери. – Но все же – почему именно она?

– «Артемида», – начала пояснять Роза, – это маленькое, но независимое издание. Очень маленькое, но обходящееся своими средствами. Таких, совершенно независимых, изданий в наши дни осталось считаные единицы. Возможно, у Миши нюх на эти вещи. Охотничий инстинкт, как у рыбака или охотника за мотыльками. Ведь радостно же ощутить, как нечто, еще миг назад свободное, бьется у тебя в кулаке.

Роза вытянула руку и медленно сжала пальцы.

– Роза, – произнес Питер. Не произнес даже, а пробормотал, как магическое заклинание, необходимое, чтобы защитить, но не себя, а ее.

– И все же, это так странно… – проговорил Рейнбери. – Хантер не продаст, я уверен.

– Я не знаю, что сделает Хантер, – заявила Роза. – Я к этому не имею никакого отношения.

– Нет, Роза, имеешь, – возразил Рейнбери. – Тебе известно, что Хантер сделает именно так, как ты скажешь.