А.С.: Стоит ли тогда удивляться, что русских вслед за татарами Европа причислила к варварам? Может быть, на просвещенном Западе искренне считали, что они, эти дикари, несут в себе угрозу для единственно ценной, по их мнению, европейской культуры?
Л.Г.: Предубеждение против неевропейских народов родилось давно. Азиатскую степь, начинавшуюся не то от Венгрии, не то от Карпат, представляли обиталищем дикой первобытности, свирепых нравов и деспотического произвола. Взгляды эти были закреплены в XVIII в. создателями универсальных концепций истории, философии, морали и политики, хотя сии авторы имели об Азии весьма поверхностное и часто превратное представление.
А сама хваленая Европа? В эпоху Возрождения человекоубийство было повседневным занятием обитателей Западной Европы, причем имело массовые масштабы. Или, может быть, костры инквизиции и Варфоломеевскую ночь принимать за уроки просвещенности и нравственности? Кто кого «первее» и «передовее» в этом отношении? Или примером человеческого совершенства является какой-нибудь Фридрих Гогенштауфен, заявлявший, что «было три великих обманщика: Моисей, Христос и Магомет»? А взять Французскую революцию. Проницательный русский писатель XX в. верно подметил, что Робеспьер проливал кровь так же легко, как Сталин (не на бочки же кровь мерить), и даже по бесстыдству и презрению к правде и к правосудию Фукье-Тенвиль мало уступает Вышинскому.
Скажут: и у вас немало гуляло ницшеанцев с кистенями, отпетых богохульников и заплечных дел мастеров. В том-то и дело, что они имеют обыкновение появляться везде (но особенно там, где готовят и навозят идеологическую почву). Однако синхронное рассмотрение мало что проясняет, так как этносы могут быть и младенцами, и пылкими юношами, и зрелыми мужами, и дряхлыми старцами. А фазы этногенеза не совпадают. Для понимания этнической истории как ряда автономных процессов нужна диахроническая схема.
Юродствующая книжность укоренила в сознании многих то мнение, будто все государственные формы, общественные институты, этнические нормы, непохожие на европейские, – просто отсталые, несовершенные и неполноценные. Короче, это обывательский европоцентризм, имевший смысл в средние века, но бытующий поныне в Западной Европе и ее заокеанском продолжении – Америке. А с точки зрения китайца или араба, неполноценными кажутся западные европейцы. И это столь же неверно, а для науки бесперспективно.
Эллины – носители самых высоких идей. А хунны? Это дикари, жестокие и грубые! Или тюрки? Они остановили агрессию католической романо-германской Европы, за что до сих пор терпят нарекания. Не говоря уж о монголах, для искажения исторической роли которых высоколобые просветители и набожные духовники ввели в оборот «черную легенду». И эта ложь, произведение разума, стала привычной, то есть стала фактором, формирующим стереотип поведения, и в данном качестве дожила до наших дней.
Надо отдать должное уму и такту наших предков. Они не создали негативную человекоубийственную систему мироощущения. Они относились к окрестным народам как к равным, пусть даже непохожим на них. И благодаря этому они устояли в вековой борьбе, утвердив принцип не истребления соседей, а дружбы народов. Вот почему для русского читателя важно понять, с кем и как нашим предкам пришлось воевать и на Востоке, и на Западе.
Идея национальной исключительности была чужда русским людям, и их не шокировало, что, например, на патриаршем престоле сидел мордвин Никон, а русскими армиями руководили потомки черемисов – Шереметев, и татар – Кутузов. Наши предки, жившие в Московской Руси и в Российской империи начала XVIII в., нисколько не сомневались в том, что их восточные соседи – татары, мордва, черемисы, остяки, тунгусы, казахи, якуты – такие же люди, как и тверичи, рязанцы, владимирцы, новгородцы и устюжане.
Даже в «тюрьме народов» дозволялось жить по-своему. Как говорят в лагере: «Начальник, не будь ты моим благодетелем!» Русские были настолько изначально умны и тактичны, что не становились благодетелями и в ответ получали дружественные, да-да, дружественные отношения со стороны завоеванных народов. Эта же тенденция сохранялась и в советское время, ибо народный характер не менялся и русские в своей массе никого не собирались «осчастливить». А господствующая идеология? Могу сказать словами философа, заметившего, что государство существует не для того, чтобы превратить жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад.
А.С.: Лев Николаевич, по вашей теории этногенеза, Россия переживает фазу надлома, начавшуюся примерно в середине XIX в. Для того периода В. И. Ленин особо выделял «отсутствие революционности», и, как недавно было подчеркнуто одним из авторов «Правды», «именно этим своим преимуществом перед другими европейскими странами Россия и славилась». Теперь мы воочию видим, сколь значительные результаты принесло старательное и не брезгающее никакими средствами разжигание страстей. Благодаря политике, доведенной до фанатизма, страна прославилась сверхреволюционностью и маниакальными сталинскими репрессиями. Чем объяснить такой зигзаг?
Л.Г.: Если коротко, то преклонением перед Западом. Нельзя очертя голову перенимать чужие идеи и чужой опыт. Тем более стране столь оригинальной и уж хотя бы в силу этого не готовой к восприятию пусть очень хорошего, но для нее, быть может, губительного учения. Смотреть на Россию как на пробел в человеческой истории, культуре и нравственности – это полнейший идиотизм. Она никогда не утрачивала византийских корней своей культуры, в том числе и в монгольский период. Я разделяю концепцию Г. В. Вернадского, высказанную в 1925 г., что «Александр Невский, дабы сохранить религиозную свободу, пожертвовал свободой политической, и два подвига Александра Невского – его борьба с Западом и его смирение перед Востоком – имели единственную цель – сбережение православия как источника нравственной и политической силы русского народа». Прошло семь с половиной веков, и мы сегодня видим, какой духовный потенциал народа сохранила православная религия, какую культуру выпестовала и сберегла, какие философские глубины постигла в своих раздумьях о вечном и преходящем.
Кроме того, с появлением на исторической арене великороссов, что связано с возрастанием уровня пассионарности, начался процесс самобытного становления культуры и формообразования, свойственного данному этносу. Что, собственно, в этом плохого или противоестественного? Начало пассионарного подъема неизбежно связано с ломкой устаревших структур и поведенческих стереотипов. Можно назвать это и зигзагом, но не следует придавать ему прогрессивное или реакционное значение. Ведь неизвестно, какой ставить знак – плюс или минус, если на месте упавшего и сгнившего дуба из его желудей выросла молодая роща и появилось стадо кабанов, поедающее оброненные с веток желуди. Жизнь продолжается!
Усердно прививаемое и кажущееся столь очевидным понятие прогресса все-таки с современной точки зрения примитивно и чересчур прямолинейно. А этническая история движется неравномерно. В ней наряду с плавными процессами подъема, расцвета или постепенного старения обнаруживаются моменты коренной перестройки, ломки старых традиций, вдруг возникает нечто новое, неожиданное, как будто мощный толчок потряс привычную совокупность отношений и все перемешал, как мешают колоду карт. А после этого все улаживается и тысячу лет идет своим чередом.
Нельзя не уважать Европу, но и забывать не надо, что она родилась как хищный суперэтнос, стремящийся к овладению жизненным пространством. Европа пережила периоды столетних, тридцатилетних и прочих беспрерывных войн, на ее совести крестовые походы, один из которых был объявлен даже против Руси, не говоря уж о глобальной колониальной системе, охватившей Америку, Африку, Азию. Ну, а Россия? Еще в XIII веке Волга не была русской рекой. Через Урал казаки и великороссы перешагнули в конце XVI века. А к двадцатому столетию Российская империя достигла естественных пределов своего расширения – от Скандинавии до Сахалина. Было бы смешно утверждать, что этот процесс шел исключительно мирным путем. Нет, шла обыкновенная вооруженная экспансия. Однако немало зафиксировано случаев и добровольного вхождения в Россию. Возьмите, скажем, грузин и казахов. Особенность еще и в том, что колонизация, как известно, у русских не сопровождалась колонизаторством. А это – существеннейший штрих!
