— Минутку, мой мальчик, успокойтесь, пожалуйста. Боюсь, так мы ни до чего не договоримся.

— Пожалуйста, мистер Болен, выслушайте меня до конца. Это страшно важно. — Он помолчал, чтобы перевести дух. Он был сильно возбужден и, разговаривая, размахивал руками. Его вытянутое зубастое лицо с огромными оттопыренными ушами прямо светилось энтузиазмом, а во рту было столько слюны, что он выплевывал ее со словами.

— Как видите, установив на моей машине регулируемый координатор между сюжетной памятью и памятью слов, я в состоянии выдать любой тип рассказа простым нажатием нужной кнопки.

— Да, я знаю, Найп, знаю. Весьма занятно, но какой в этом прок?

— А вот какой, мистер Болен. Рынок ограничен. Мы должны быть в состоянии поставлять необходимый материал в любое время, когда только пожелаем. Это обыкновенный бизнес. Сейчас я смотрю на это с вашей точки зрения — как на коммерческое предложение.

— Мой дорогой мальчик, какое же тут может быть коммерческое предложение? Нет-нет! Вы не хуже меня знаете, во сколько обходится создание одной такой машины.

— Да, сэр, знаю. Но при всем уважении к вам я не уверен, что вы знаете, сколько журналы платят писателям за рассказ.

— Ну, и сколько же?

— До двух с половиной тысяч долларов. А в среднем выходит около тысячи.

Мистер Болен даже подпрыгнул.

— Да, сэр, это правда.

— Невероятно, Найп. Смехотворно!

— Нет, сэр, это правда.

— Вы пытаетесь втолковать мне, что журналы выплачивают такие деньги человеку за… только за то, что он нацарапает какой-то рассказ? Боже милостивый, Найп! А что вы еще скажете? Писатели, должно быть, все миллионеры!

— Вот именно, мистер Болен! Тут-то и настает очередь машины. Послушайте минуточку, пока я расскажу вам кое-что еще. У меня все рассчитано. Толстые журналы помещают примерно по три больших рассказа в каждом номере. Теперь возьмем пятнадцать наиболее значительных журналов — тех, что выплачивают самые высокие гонорары. Есть среди них и ежемесячники, но в основном это еженедельники. Таким образом, каждую неделю покупается около сорока рассказов. Это сорок тысяч долларов. А с нашей машиной, когда она у нас заработает на всю катушку, мы сможем прибрать к рукам почти весь этот рынок!

— Мой дорогой мальчик, вы сошли с ума.

— Нет, сэр, честное слово, все, что я говорю, — правда. Неужели вы не видите, что мы задавим их одним только объемом? Эта машина может выдать рассказ в пять тысяч слов, уже отпечатанный и готовый к отправке, за тридцать секунд. Как же писатели смогут конкурировать с нею? Я вас спрашиваю, мистер Болен, как?

Тут Адольф Найп заметил, что выражение лица босса слегка изменилось: ярче заблестели глаза, ноздри расширились, лицо стало холодным, чуть ли не застывшим. Он быстро продолжал:

— В наши дни, мистер Болен, у товара, сделанного вручную, нет никаких шансов. Он не может конкурировать с массовым производством — вы это знаете. Ковры, стулья, туфли, кирпичи, посуда… да что угодно — все теперь делают машины. Качество, возможно, хуже, но это не имеет значения. Стоимость продукции — вот что главное. А рассказы — ну, это всего лишь еще один продукт, такой же, скажем, как ковры или стулья, и всем наплевать, как вы их производите, лишь бы у них был товарный вид. Мы будем производить их оптом, мистер Болен! Загоним в угол всех наших соотечественников-писателей! Мы монополизируем рынок!

Мистер Болен выпрямился в своем кресле. Он подался вперед всем телом — локти на столе, лицо настороже, карие глаза устремлены на говорящего.

— И все же я по-прежнему считаю, что это неосуществимо, Найп.

— Сорок тысяч в неделю! — вскричал Адольф Найп. — Даже если мы скостим цену вполовину и будем зашибать по двадцать тысяч, все равно это миллион в год! — И мягко добавил: — Может быть, вы заработали миллион в год на сооружении старой ЭВМ, а, мистер Болен?

— Но я серьезно, Найп. Вы действительно полагаете, что рассказы станут покупать?

— Послушайте, мистер Болен. Кто, к чертовой матери, захочет читать рассказы, написанные по старинке, когда можно будет за полцены покупать совсем другие? Резонно, нет?

— А как вы их будете продавать? А если вас спросят, кто их сочинил?

— Мы учредим собственное литературное агентство и будем распределять их через него. А фамилии писателям придумаем какие пожелаем.

— Не нравится мне это, Найп. По-моему, это попахивает надувательством, разве нет?

— И еще одно, мистер Болен. Когда вы запустите машину, появятся возможности получать всевозможные весьма ценные побочные продукты. Взять, к примеру, рекламу. Производители пива и тому подобной дряни готовы в наши дни платить бешеные деньги, лишь бы только известные писатели ставили свои имена на их продукции. Господи боже мой, мистер Болен! Не о детской же забаве мы толкуем! Это большой бизнес.

— Не зарывайтесь, мой мальчик.

— И еще. Если бы вы того пожелали, нам ничто бы не помешало поставить и ваше имя под несколькими лучшими рассказами.

— Господи боже, Найп! И зачем бы мне это?

— Ну, не знаю, сэр, да только некоторые писатели живут в большом почете — как, например, мистер Эрл Гарднер или Кэтлин Норрис. Нам ведь все равно будут нужны имена, и я, понятное дело, подумываю о том, чтобы подписать один-два рассказика своей фамилией, чтобы поднабраться на первых порах известности.

— Писатель, а? — сказал мистер Болен, как бы размышляя. — Вот бы удивились приятели в клубе, увидев мою фамилию в журналах… в хороших журналах.

— Вот именно, мистер Болен.

На мгновение взгляд мистера Болена устремился в голубые дали мечты, и он даже улыбнулся. Но тут же взял себя в руки и принялся перелистывать лежавшие перед ним расчеты и чертежи.

— Одного я не понимаю, Найп. Откуда берутся сюжеты? Машина же их не может придумать.

— А мы их вводим в машину, сэр. Это вообще не проблема. Сюжеты есть у всех. Вон в той папке слева от вас их записано сотни три или четыре. Вводите их прямо в сюжетную память машины.

— Продолжайте.

— Есть и множество других тонкостей, мистер Болен. Вы увидите их, когда внимательно изучите проект. Например, есть один трюк, к которому прибегает чуть ли не каждый писатель, — вставить в каждый рассказ хотя бы одно длинное словцо с туманным смыслом. Чтобы читатели думали, будто автор страшно мудр и умен. Поэтому и моя машина будет делать то же самое. Специально для этой цели там припасена целая куча длинных слов.

— Где?

— В словарной памяти, — сказал Найп.

Возможности новой машины они обсуждали большую часть дня. В конце концов мистер Болен заявил, что ему еще нужно подумать. Наутро он излучал спокойное воодушевление, а через неделю уже был ярым сторонником идеи.

— Что надо сделать, Найп, так это заявить, будто мы строим еще одну вычислительную машину, только нового типа. Это поможет сохранить тайну.

— Вот именно, мистер Болен.

А через полгода сооружение машины было закончено. Она занимала отдельный кирпичный корпус на задворках здания фирмы и теперь, когда была готова к действию, никому, кроме мистера Болена и Адольфа Найпа, подходить к ней не разрешалось.

Настал волнующий миг: двое мужчин — один приземистый и толстый, другой высокий, худой, зубастый — стояли в коридоре перед щитом управления и готовились выпустить свой первый рассказ. Их окружали стены, разделенные на множество ниш, и на стенах этих размещалась проводка, плавкие предохранители, выключатели и громадные стеклянные электронные лампы. Оба мужчины нервничали, мистер Болен то и дело перескакивал с ноги на ногу, он был совершенно неспособен устоять на месте.

— Ну, какую кнопку? — спросил Адольф Найп, оглядывая ряд небольших белых дисков, похожих на клавиши пишущей машинки. — Выбирайте, мистер Болен. Тут много журналов на любой вкус — «Сэтердэй ивнинг пост», «Коллиерс», «Лейдиз хоум джорнел» — какой пожелаете.