— Слушай, когда я на него смотрела, у меня стринги сзаду наперед перекрутились и я всямокрая сделалась. Где ты его нашла?!

Потом подошла к окну и, глядя на Анджея, идущего к автобусной остановке, вдруг серьезно спросила:

— Хочешь, Мартина, он будет твой?

Тогда она еще не знала, хочет или нет. Не знала она и в тот вечер, когда он вернулся и целовал ее шею. Впрочем, нет, ей хотелось иметь его, но только на минутку. Чтобы снял с нее свитер, и коснулся ее спины губами, и хотя бы раз провел руками по груди. Но чтобы, уходя домой, сразу об этом забыл. Но он не забыл бы этого никогда и потому не снимал с нее свитер. А ей так сильно хотелось, чтобы он сделал это. И это желание родилось главным образом из восхищения им. «Идиотизм, — думала она, — можно ли кого-нибудь желать на минутку, и притом лишь из восхищения?»

Она встала с дивана, подошла к столу, заставленному пепельницами, стаканами с недопитым чаем и бокалами из-под вина. Она наклонилась, пытаясь найти бутылку, в которой хоть что-то осталось. Пиво, вино. Все равно. Ей был нужен этанол. Она включила компьютер и модем. Ей хотелось говорить. Все равно с кем. Это всегда помогало. Даже если это был разговор с самой собой. Когда-то она вела дневник. В голубых тетрадях, вставляла их в обложки с надписью «Физика» и прятала в кровати, под матрасом. Полная бессмыслица. Никто ведь не держит «Физику» в кровати. Но это было давно. Тогда было так… так спокойно. Так чудесно спокойно, даже когда она, смущенная, заставала родителей на кухне, когда они целовались, думая, что она уже давно спит. Теперь их вместе на эту кухню не заманишь.

А началось все с того, что как-то раз Магда подозвала ее к компьютеру и взволнованно стала читать вслух опубликованный в интернете дневник какой-то алкоголички, детально изо дня в день описывавшей свою борьбу с зависимостью. Так она узнала, что такое блог. Две недели спустя она открыла свой. Тетради из-под матраса были выставлены на обозрение всей электронной деревни. Зачем ждать, пока кто-то в конце концов найдет (на что на самом деле надеется каждая маленькая девочка) этот дневник, если его можно самому подбросить в мир.

Сегодня, после шумного вечера, после вина, горячего дыхания Анджея на шее и его неожиданного ухода, она почувствовала себя одинокой, заброшенной. Блог помогал. Особенно когда рядом не было Магды. На блог можно было выбросить все свои душевные терзания, мысли и сомнения, исповедаться, самой придумать себе наказание за прегрешения и никому не давать обещаний исправиться, немного пооправдываться, немного пожаловаться, но прежде всего убедиться в главном: неправда, что она с Луны, а все остальные — с Юпитера.

Она начала писать.

12.10.2002 Невзаимность

У меня такое впечатление, как будто я захлопываю дверь перед носом у человека, тащившего сумки с моими покупками, которого я сама пригласила пройтись со мной по магазинам. Он был стоически терпелив, когда надо, давал советы, когда надо, помалкивал, ждал перед примерочными, отстаивал со мной очередь в кассу во всех супермаркетах, внимательно рассматривал со мной все книги в книжных магазинах, потом нес тяжелые сумки, а когда мы подходили к двери моей квартиры, я забирала эти сумки и захлопывала дверь у него перед носом. Я больше в нем не нуждалась. И даже не благодарила, в основном из-за страха, что эту благодарность можно принять за благосклонность, дающую надежду на будущие походы по магазинам. Вот так я чувствую себя теперь. Вредная, противная. Сплошной эгоизм и лицемерие. И при всем при том знаю, что он вложил в эти сумки свое сердце и теперь без него едет в автобусе домой. Но уже завтра у него будет новое сердце, чтобы снова отдать его мне. Сердце, где он прятал бы надежду на то, что когда-нибудь после шопинга я приглашу его к себе.

Взаимная невзаимность

Не могу справиться с ней. С этой невзаимностью. Наверное, потому, что подаю надежду, приглашая его пройтись по магазинам. Впрочем, это как раз честно. Взаимность налицо. Потому что я тоже питаю надежду. На то, что когда-нибудь полюблю его. Возжелаю его. Возмечтаю о нем. Что в один прекрасный день, стоя в примерочной, захочу, чтобы он вошел туда со мной и сказал мне, хорош ли этот лифчик, такой ли он хотел бы с меня снять. Что я перестану плакать от этой грешной, тоже невзаимной, влюбленности в мужчину, который дарит мне иногда в спешке пять минут, ходит по магазинам с другой женщиной и тоже манит меня надеждой.

Сцены из жизни на съемной квартире.

Магда, кличка Мадам, подруга, с которой мы вместе снимаем квартиру, в ужасе. Недавно сказала мне, что многие в заведении (так Магда называет университет) считают, что у нас «бесплатный центр помощи для людей с задержкой речи» и что это на самом деле лучше, чем когда тебя принимают за сотрудника агентства знакомств, но все равно она разочарована, потому что думала, что мужики приходят к нам, чтобы «поглазеть, возбудиться и пережить что-то химическое», тогда как они на самом деле приходят на консультации и к тому же пьют наше вино.

Конечно, Магда преувеличивает, но что-то в этом есть. Я учусь на английской филологии. Магда — на романской, а Тео, испанец, живущий двумя этажами ниже, если он только не у своей Ани, которую любит с тех пор, как увидел на пляже в Лорет-де-Мар, уходит от нас лишь после вопроса, а не пора ли ему уходить, а Магда, подмигивая и провокационно высунув язык, облизывает губы и произносит традиционную формулу по испанской свадебной церемонии «Si, quiero», что означает «Да, я согласна».

Тео смеется и уходит. Тео — пример мужчины, без колебаний расставшегося со своим буржуазным благополучием, которое было ему обеспечено как сыну богатого мадридского издателя, и приехавшего в Польшу за любовью всей своей жизни. Он стал работать за гроши в частной школе иностранных языков, поселился на съемной квартире и учит польский, чтобы в будущем рассказывать своим детям сказки по-польски. И у Магды, и у меня испанский второй язык, и мы часто переводим Тео наши беседы с гостями. Когда нам не хватает испанского, мы переходим с Тео на английский. Кроме того, Магда изощренно кокетничает с новыми гостями, отвечая на телефонные звонки по-французски, даже на звонки дедушки, который платит за наши две комнаты в мансарде и плохо слышит даже по-польски, не говоря уже о том, чтобы что-то там понимать по-французски. Кроме того, на самый обычный вопрос о ее специализации она отвечает, что «очень любит по-французски», что можно понять и как романистику. Особенно, добавляет она, это помогает в баре отеля «Меркюр», где, чтобы иметь возможность вносить свою часть платы за проживание и не опуститься на дно, она работает барменшей и где у нее на самом деле проходят «самые главные в жизни лекции и практические занятия иногда тоже».

Мужчины

Недавно мы разговаривали с Магдой о Тео. Для меня он — явление. Столько в нем решимости, чтобы так без остатка отдаться чувству. Он верен себе, он романтичный, нежный, добрый, и этим своим отношением к любви как к святыне и самому важному в жизни напоминает мне героев Ремарка. Магда считает, что Тео просто нон-стоп под градусом, на какой-то химии, и что все это из-за светлых волос Ани, из-за ее больших и тяжелых грудей, и что это у него пройдет быстрее, чем кончится срок действия загранпаспорта. Сейчас они припаялись друг к другу обручальными кольцами, а когда кончится у них эта химия, пойдут искать ножовку.

Не знаю, откуда в Магде этот цинизм. Она не верит в любовь. Даже в любовь к Богу. Она считает, что религиозные люди — это те, кто не может смириться с неизбежностью ухода из этого мира, кто боится наказания за грехи. Вот они и прикидываются возлюбившими тот Высший суд, что ждет их после смерти. Я с ней на эти темы спорю постоянно. И безуспешно. Она считает, что нет таких мужчин, ради которых она захотела бы сменить макияж, а тем более страну. И что Тео — это наши-рявшийся любовью симпатичный инопланетянин, совершенно выпавший из нашего времени, идеальный аналог не только семейных препаратов типа wash’n’go, но и типично мужских препаратов типа fuck’n’go. Она знает об этом как от «домохозяек при деньгах» из своего бара, так и от «умников без денег» из университетского паба. А сама она просто приспосабливается к миру. И к препаратам тоже. Но это не настоящая Магда. Когда она не поддает, она впечатлительная и словно губка впитывает в себя все горести этого мира, склоняясь над каждой облезлой кошкой. В ней абсолютно нет цинизма, а если она и укрывается в нем, то пользуется им, как Диоген своей бочкой.