Я никогда больше не поднимался на Золотую Гору. Я упросил мастера позволить мне работать на земле. Моя трусость уже стоила жизни брату, и я не хотел больше подвергать риску ни себя, ни кого бы то ни было еще. Следующие двенадцать лет я провел на земле, таская шлак, передвигая балки с перегородками и газовые баллоны, в то время как башня Золотой Горы поднималась все выше и выше, а тень от нее становилась день ото дня все длиннее и длиннее.
Когда Золотая Гора была готова, мне было уже тридцать семь лет, а трос Небесного Моста протянулся от верха трехтысячеки-лометровой башни до орбитальной платформы. Небо и земля соединились, и человек мог прокатиться по Небесному Мосту на орбиту тридцать шесть тысяч километров над землей.
С окончанием строительства Золотой Горы винландеры остались без работы. Некоторые возвратились в Винланд, захватив с собой жалкие гроши, заработанные в Китае, те крохи, которые умудрились скопить, и благополучно добрались до Мьюи-шу, Мемфиса или Аугусты, но большинство и эту малость просадили в игорных притонах, вместо того чтобы потратить ее на дальнюю дорогу к дому. Если только добрались бы туда живыми, так как многие поумирали в пути со своими денежками в кармане — от болезней, от ран или от несчастного случая.
Кое-кто из винландеров нашел себе работу на заводах, фабриках или на рыболовных траулерах — в общем, на любой тяжелой работе, которую не хотели делать китайцы. Многие перебирались из прибрежного района Гуандуна в другие китайские провинции, объединяясь в маленькие колонии «белых призраков» и кое-как зарабатывая на жизнь. Что касается меня, то я остался в Гуандуне. Стройплощадка закрылась, и мы, те, что осели по ту сторону залива в Девяти Драконах, брались за первую попавшуюся работу. Там, в Городе Призраков, была стена, где винландеры вешали свои записки и объявления, и мы часто ходили туда в поисках работы. Но там попадались не только объявления о работе, но и полные отчаяния записки: отец разыскивал сына, брат — брата. А то еще вешали предупреждения, чтобы люди не шли работать к тем фермерам или владельцам фабрик, которые не платили обещанного жалованья или кормили своих рабочих несъедобной пищей. Старики, те, что с самых первых дней вкалывали на Золотой Горе — у большинства недоставало пальцев на руках или ногах, а то и вовсе не было руки или ноги, — сидели на перевернутых фруктовых ящиках и читали записки тем, кто сам не мог прочесть.
В те дни процветали банды и группировки по принципу взаимовыручки, обычно объединявшие людей одного штата или района Винланда «Одинокие звезды Техаса», «Странствующие сельхозрабочие Оклахомы», «Кардиналы Кентукки». Сам я терпеть не мог ничего в таком роде, но достаточно хорошо знал, что лучше не вставать им поперек дороги. Если кто-то из «Одиноких звезд» претендовал на ваше место в баре, то лучше было с ним не связываться, если вы хотели сохранить на другой день целыми руки и ноги. Но при этом они жили по своему собственному моральному кодексу, и если вы поступали с ними по-честному, то и они платили вам той же монетой.
В Городе Призраков имелись игорные притоны, такие, как были в свое время в палаточном городке Золотой Горы. В подобных местах мужчины резались в кости или играли в карты, держали пари на собачьих и петушиных боях, на боксерских матчах и состязаниях в ловкости. Многие за одну ночь разгула лишались месячного заработка, хотя, думаю, попадались и такие, кто получал от этого выгоду. Многие также оставляли деньги в питейных заведениях, где иногда встречались китайцы и китаянки с именем и положением в обществе. Развалившись на скамьях из твердого дерева, они курили толстенные крученые сигары и потягивали виски из Теннесси и кентуккский бурбон. Они приходили туда, чтобы проникнуться местным колоритом, подслушать у «дикарей» свеженькую забавную историю и поделиться этим фольклором дома.
У меня все еще сохранялся приличный счет в банке — мои собственные сбережения и то, что досталось мне после смерти Майкла. Я снял квартиру в приятном районе Города Призраков и получил хорошо оплачиваемую должность начальника смены на фабрике по скручиванию сигар. Работали там одни южные винландеры, а владельцем был Мандарин, который по-доброму относился к своим рабочим, когда у него было нормальное настроение. Стоило же настроению испортиться, он мог рассвирепеть как сто чертей, но, к счастью, такое случалось нечасто.
Несколько лет дела у меня шли хорошо, но все изменилось, когда я заразился оспой. Я лишился работы и был чертовски близок к тому, чтобы лишиться жизни. Большинство из нас, кто подхватил эту болезнь, умерли от нее, а тем, что выжили, придется до конца жизни терпеть шрамы. Ясное дело, мы не доверяли китайским травникам, поэтому вручали свои судьбы в руки винландерских костоправов, практиков, у которых почти не было опыта в лечении этой болезни и нужных лекарств. К тому времени, когда худшее осталось позади, я совершенно ослаб и весь покрылся шрамами, так что спустил почти все накопленные деньги на лекарства. Меня уволили с фабрики, чтобы я не заражал других, а когда мои сбережения иссякли, меня выселили из моей квартиры и выбросили на улицу. Так в сорок два года я вновь оказался на дне и вынужден был начинать с нуля.
Я нашел работу в магазине одежды — подрубать кайму на дамских халатах. Моего заработка хватало на то, чтобы снять маленькую комнатку и регулярно питаться, но не более. К тому времени я уже несколько лет не отправлял домой деньги и все еще время от времени терзался из-за этого. Иногда задумывался о том, что стало с моими родителями. Теперь-то они наверняка умерли. Узнали ли они от кого-нибудь, что произошло с Майклом, или, умирая, думали, что он еще жив где-то за морями?
У остальных винландеров дела в Китае шли не намного лучше. В газетах нас изображали неучами и варварами. Они называли нас дикарями, нечистыми, рассадниками непонятных страстей и заморских болезней. Каждый год выходили новые указы: то о том, что китайцы не могли жениться на белых или что мы не могли владеть никакой собственностью, а то еще, что белые не имели права принимать государственные экзамены, — короче, ни на шаг из строя.
Все это достигло своего предела десять лет спустя после окончания строительства Золотой Горы. Коллегия совещательных органов издала особый декрет, запрещающий въезд винландеров в Китай. Женам и семьям тех работяг, что, как и я, жили здесь постоянно, был закрыт сюда доступ. А здешним винландерам полагалось зарегистрироваться и все время носить при себе документы. Только учителям, торговцам, студентам и дипломатам разрешили въезд, да и то не всем.
Потом дело дошло до выселения; когда винландеров, переехавших в другие районы Китая, силой изгоняли оттуда, в ход шли даже клинки и винтовки. В те годы, после того как закончили строительство Небесного Моста, в большинстве крупных китайских городов имелись свои города призраков, но после особого декрета единственный такой город остался в Девяти Драконах.
Некоторые винландеры объединялись в партнерские сообщества, доходящие до десяти человек, они вкладывали деньги и открывали свое дело, что позволяло им обрести статус торговца. Тогда они могли получить сертификат на легальное проживание, вместо того чтобы числиться кочевыми рабочими. Я попытался войти в долю с двумя братьями по фамилии Джеферсон и их кузенами, чтобы открыть в Городе Призраков мануфактурный магазин, но под конец семейные узы оказались прочнее любых обязательств. Братья с помощью одного из кузенов подделали документы и исключили меня из партнерства, выманив все мои деньги и оставив меня даже в более бедственном положении, чем прежде. Мне было под пятьдесят, а годился я теперь разве что для физического труда.
Больше тридцати лет прошло, почти половина китайского цикла, а я оказался практически в том же положении, что и в самом начале. Со времени приезда на Золотую Гору мне лишь два раза немного повезло, во всяком случае по винландерским понятиям, да и то ненадолго. С тех пор я ничего похожего не добивался. Быть может, не так уж и стремился к этому. Короче, эти два шанса так и остались всем, что у меня было в этой жизни, и, использовав их, приходится ждать только ухода в мир иной или следующей жизни — это уж как получится. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что так и не женился, но в этой стране так редко встречались винландерские женщины, что у меня не было особого выбора. Как плохо, что Цзу Сан не подождала еще хотя бы несколько минут и спрыгнула с балкона в «Эксельсиоре». Глядишь, мы и были бы счастливы вместе. Я до сих пор вспоминаю ее, время от времени. И своего брата, конечно.
