Сырецкий восседает за столом, поправляя очки, видимо, чтобы лучше меня рассмотреть. Трое бегунов поднимаются со стульев, приветствуя меня молчаливым кивком головы. В этом кивке не только шаблонное "Добрый день, коллега", но и понятное только нам: "С возвращением, Ира. Могла, ведь, и не вернуться. Молодец!" Уважение… Вот, что читаю я в их взглядах.

Катя Таранова, липовый снабженец, но неплохой курьер – боится даже взять в руки оружие. Однажды я спасла ее от нападения медведя – бедняжку просто парализовало от страха, когда это шестилапое чудовище, неожиданно возникшее перед ее грузовиком, разнесло стекло кабины, пытаясь добраться до пищи, то есть, до нее. Я едва успела разрядить свой дробовик в голову этому монстру… Катя же даже и не подумала о том, чтобы подхватить с пассажирского сиденья "Калашников". Люблю ее, как человека, но вот как бегуна, как снабженца… Нет. С такой фамилией быть всего лишь трусоватой девчушкой – угораздило же.

Толя Сотников – совсем еще юнец, всего двадцать три года, но уже успел стать настоящим жителем Черного Безмолвия. Вот уж на кого я бы положилась полностью. Молодость, в сочетании с немалым опытом, приобретенным на охоте в Безмолвии, делают его отменным охотником и бойцом.

Марат Юдусов – некогда житель Казахстана, успевший перебраться в Новосибирск буквально за неделю до войны. Открыв в себе способности бегуна, примкнул к банде мародеров, долгое время терроризировавшей разрушенный город. Однако, когда с подачи Сырецкого, стали разворачивать строительство бункеров, когда были созданы мобильные отряды и десятки охранных патрулей – Марат, видимо, смекнувший, что восстанавливающийся правопорядок (или его подобие), может добраться и до него, быстренько сдал нам всю шайку, в которой уже успел достичь некоторых высот, и переметнулся к Сырецкому, в снабженцы. Научиться уважать его, как человека, я так и не смогла. Раскаявшийся преступник… Раскаявшийся ли? Без него мы еще долго ловили бы банду порознь, так – покончили со всеми разом… Предатель, сдавший своих, пусть они и были не более, чем грабителями и убийцами. Не люблю людей, готовых так резко сменить линию поведения, если не линию жизни. На серьезной охоте, или на задании, мне куда спокойнее будет все-таки с Катей, нежели с ним. Она, конечно, не в состоянии прикрыть тылы, наоборот, за ней самой нужно постоянно приглядывать, чтобы не полезла "целоваться " с аморфом, но, по крайней мере, сама она никогда не нанесет удара в спину.

Пятого бегуна завода, Сереги Никитина, почему-то нет… Видимо, на охоте, или еще где. Вот уж кого я бы хотела сейчас увидеть, так это его! Но, видимо, не судьба.

– Здравствуй, Ирочка. – улыбается мне Сырецкий, но в его улыбке сквозит напряженность. – Мы получили твою депешу. Теперь присядь и, будь добра, расскажи нам обо всем более подробно.

Он кивает Толе, и тот, поняв шефа с полувзгляда, уступает мне свой стул, отойдя в сторонку за новым для себя. Я сажусь, наслаждаясь мгновениями покоя, когда не нужно никуда торопиться и нестись, спасаясь от погони, или преследуя добычу.

– Сначала вы ответьте мне на один вопрос, – говорю я, – Петр Михайлович, кто знал о том, куда и зачем я еду? Другими словами, кто знал мой маршрут? Кто знал, что я направляюсь в "четверку" за Антоном?

Сырецкий мрачнеет, он всегда все схватывает на лету…

– Ты думаешь, что кто-то сдал твои координаты мародерам?

– Я не думаю, я знаю. Тот бегун знал обо мне все – кто я, как меня зовут, что я ела на завтрак, и в каком бункере живет мой сын!

– Поэтому ты предполагаешь нападение на "восьмерку"?

– Не совсем так. Я не предполагаю – он сам сказал мне "Увидимся в "восьмерке", или что-то в этом роде. Так кто знал маршрут моего передвижения?!

Я вглядываюсь в лица бегунов, уж они то все знали точно. Кто сдал меня мародерам? Подлец Марат решил взяться за старое? Катя сболтнула кому-то во время сексуальных утех? Толя… Нет, Толя не мог точно.

Все они насторожены, все озадачены, но никто не испуган. Никого не страшит разоблачение. По крайней мере, мне так кажется – я лишь бегун, который улавливает изменения в дыхании или биении сердца лучше любого детектора лжи. Лишь бегун, не Бог… Да и слаба я сейчас – уровень радиации здесь близок к нормальному, так что, мой порог чувствительности лишь чуть выше, чем порог обычного человека. Непривычно и страшно… Может, поэтому мы предпочитаем Черное Безмолвие?

– Все мы. – Сырецкий обводит нас широким жестом, – Шеф "четверки" знал лишь то, что мы послали человека за его инженером….

– Человека, или бегуна? – уточняю я, – Он знал, кто придет за Антоном? Мародеры ждали именно бегуна, хотя полной уверенности у них не было.

– Человека. – ответил он, на мгновение задумавшись. – В телеграмме я не вдавался в подробности. Я просто сообщил, что за Востриковым приедет мой человек.

– Ясно. Еще?

– Все сотники – они вообще в курсе всех дел завода.

– Сколько?

– Их семеро. Знали все. Быть может, они могли передать карту с проложенным маршрутом кому-то из десятников. Так, на всякий случай, если тебя придется искать.

– Меня однажды уже искали. – зло отвечаю я. – Помогло?

– Тогда мы не знали даже примерного района поиска но, если помнишь, отрядили чуть ли не всех боеспособных людей.

– Ага, а я, еле живая, сама доползла до внешнего поста!

– Ира?! – повышает голос Сырецкий, – Мы будем ругаться, или работать? Будем вспоминать, как тебе тогда не повезло, как ты едва не погибла после накрывшего тебя взрыва, или подумаем о том, что делать с новым противником?

– Второе, Петр Михайлович. – недовольно бурчу я. – Простите, я просто очень устала.

– Чувствуется. – вставляет слово Катя, разряжая сгустившуюся атмосферу.

– В общем, пол завода. – подвожу итог я, – И еще значительная часть людей в "четверке". Так?

– Получается, что так. Может, перед тем, как искать предателя, ты поделишься нами тем, что с тобой произошло?

И так всегда. Почему-то, разваривая с Сырецким, я всегда чувствую себя не всемогущим бегуном, а нашкодившим ребенком. Однажды я задала этот вопрос Сереге Никитину, так он, гад, ответил, что вполне логично предположить, что это оттого, что я и в самом деле нашкодивший ребенок. Мне без копеек сорок, а я – ребенок?!

Успокоившись и отдышавшись, ближайшие тридцать минут я рассказываю в деталях о происшедшем, начиная с того момента, как мы обнаружили засаду на нашем пути. Когда я, наконец, умолкаю, все четверо, кажется, смотрят в одну точку, силясь постичь методику мышления коллективного разума. Не могу быть уверена в том, что мысли всех их бегут в одном направлении, но думают они точно об одном – извечный русский вопрос, коснувшийся теперь даже казахстанца Марата. "Что делать?" Я решаю высказаться первой.

– Петр Михайлович, – говорю я, – Не стоит ли выслать мобильный отряд к "восьмерке"? Возможно, мародеры уже оправились от взрыва, и движутся туда. Включим в отряд двух, нет, лучше трех бегунов. Меня, Толю и Сергея…

– Сергей в Безмолвии. Восстанавливает связь с "пятеркой" и, попутно, охотится.

– Разрыв проводов после взрыва?

Все, почему-то, молчат. Вообще, такое бывало редко – телеграфные провода, соединяющие "пятерку" и завод, проложены под землей, и на моей памяти всего трижды взрывы прерывали связь.

– Нет, Ира, – нарушает тишину Марат, – Обрыв связи обнаружили примерно четыре часа назад. Сергей отправился в Безмолвие почти сразу.

– То есть, он был снаружи во время взрыва?!

Снова молчание. К черту слова, все ясно и так.

– И до сих пор не вернулся?

Молчание. Лишь Сырецкий чуть склонил голову.

– Нужно отправляться искать его! Сейчас же!

– В свете рассказанного тобой… – начинает Сырецкий, – В общем, я предполагаю, что цель твоих мародеров, вовсе не "восьмерка". …Или не только она.

– Им нужны бегуны. – говорю я, и тут же осекаюсь. – Сергей?!