Сопоставим этот предсмертный крик Христа с тем, что Блаватская и гностики говорят о демонизированном ими “Элохиме”, Боге-Творце Ветхого Завета, которого они относят к числу деградировавших и невежественных духов, бунтующих против Высших Начал (у гностиков именно в этом и видится миссия Христа: разъяснить людям, что почитать Бога-Творца не стоит; чтить надо тех духов, которые не запятнали себя созданием материи)… И, если мы примем на веру оккультно-гностический миф, у нас получится совсем уж дикая картина: если во всем доверять теософам, то окажется, что Христос в смертную минуту предает Свой дух в руки не только ”семи кумар” и ангелов, но еще и своих злейших врагов – ветхозаветных “элохимов”... Получается, что в высшую, крестную Свою минуту, Христос капитулировал перед своими врагами-Элохимами…
И спросим – да разве возможно все это примирить с библейским повествованием и утверждением Символа веры о том, что Единый Бог создал небо и землю, и что та Любовь, что создала вселенную, она же явила себя на Кресте?
Не могу я поверить, что и в самом деле Рёрих “верит во Единого Бога Творца”, если в письмах единоверной ему жены есть такой призыв: “Где возможно, следует заменять слова Господь, Бог, Творец – Божественным началом”[151]. Как совместить декларацию Н. Рёриха с заверением Блаватской, что “В Бога христиан, Отца Иисуса и Создателя, короче говоря, в библейского Бога мы не верим. Мы не хотим иметь с ним ничего общего”?[152]
Как совместить рёриховскую клятву во всецелом приятии им церковного “Символа веры”, этой квинтэссенции церковной догматики – и рёриховский же призыв руководствоваться посланиями махатм, учащих ровно противоположному отношению к церковной традиции: “Что касается Бога, то мы не можем рассматривать Его как вечного или бесконечного или самосущего. Нет места Ему при наличности Материи, неопровержимые свойства и качества которой вполне нам известны, другими словами, мы верим только в Материю, в Материю как видимую Природу, и Материю в ее незримости как невидимый, вездесущий Протей”[153]. “Мы отрицаем теории о творении, Боге, душе, и о дальнейшей жизни индивидуальности после смерти в их христианском смысле”[154]. “Махатма отрицает и говорит против кощунственного человеческого представления Личного бога. Махатма отрицает Бога церковной догмы”[155].
Так не дико ли для человека, считающего себя православным, брать под свою защиту Блаватскую? Ксения Мяло, якобы “изнутри православия” защищая Рёрихов, должна понимать, что тем самым она защищает и единоверную им Блаватскую[156]. Во всяком случае, это прекрасно понимает автор предисловия к рёрихославной книжице: “В том же русле верности христианским идеалам звучит в работе “Звезда волхвов…” другое имя – нашей великой соотечественницы Е. П. Блаватской, сегодня незаслуженно обвиняемой в отступничестве” (с. 12). И в самом деле – только восторг находится у Мяло для выражения своих чувств по поводу Блаватской, которую она именует своей “естественной союзницей”[157]: “Махатма Ганди говорил, что для него было бы радостью "коснуться края одежд мадам Блаватской". Но что Кураеву Ганди” (с. 127)[158].
Защитники Агни Йоги скажут, что Рёрихи думали иначе, чем “махатмы” и Блаватская. Но нет: “Напрасно и неправильно осуждать и отрицать "Письма Махатм". Содержание их, но более разработанное, вошло и в "Тайную Доктрину". Том этих "Писем" есть величайшая книга, и она вполне оценена на Западе. Отрицать ее, значит отрицать и все Учение, данное через Е. П. Блаватскую, также все книги "Жив. Этики"”[159].
Защитники Агни Йоги скажут, что обличение “церковных догм” – это обличение заблуждений католичества, и потому все антицерковные пассажи рерихианской литературы не направлены против православия. Но Рёрих уж очень четко ставят акцент: именно православие для нее враг более опасный, чем католичество: “Страшна нетерпимость наших церковников. Главная причина нетерпимости - невежество. Но продолжаться так не может, и воскресшая Новая Россия поставит новые запросы духу и проблемам Бытия, на которые отцы церкви должны будут ответить, если не хотят увидеть закат свой. Сознание народа растет и ширится, и нельзя снова загнать его в средневековые застенки. Западная Церковь тоже волнуется, но, чтобы не утратить окончательно свое влияние, она поступает мудрее, она начинает прислушиваться к заключениям науки и даже восточным и теос[офским] учениям. Некоторые из пастырей (мы знаем таких) даже допускают существование Вел[икого] Братства”[160]. “Так велико преступление церкви, мертвой догматикой удушавшей и продолжающей удушать все светлые ростки. Не может человек жить без обновления и питания духовного. Даже Папа Римский понял это и учреждает Академию для изучения Религиозных прав и Учений, в которую должны войти ученые всех стран без различия национальности и вероисповедания. Наши же церковники продолжают пребывать во тьме средневековья и усматривают печать антихриста во всем, что не отвечает их невежественному сознанию!”[161].
Итак, православие оказалось более устойчиво перед влиянием масонства и каббалистики – а потому Рёрихам оно представляется более опасным врагом: ну, никак не хотят “наши "просвещенные" и якобы "культурные" сородичи” поверить их лжи про то, что “термин "масон" древнейший, употребленный первыми Апостолами и Отцами Церкви”[162].
Теперь продолжим содержательное сопоставление того, что исповедует православный Символ веры, - который Рёрихи оплевывают в одном кружке, и хвалят в другом – с учением Агни Йоги.
Православный Символ веры, излагающий те самые “основы Православия”, которым якобы не противоречат Рёрихи, исповедует Бога – “Вседержителем”. Именно Бог ткет ткань наших судеб, умаляя последствия зла (презирая наши прегрешения) и благодатно подкрепляя наши добрые стремления и дела (призирая нас).
Но по печальной вере Блаватской, “Люцифер есть божественный и земной свет, “святой Дух” и “Сатана”,.. есть Карма Человечества”[163].
Какой из деклараций Рёриха верить – в той, в которой он заверяет, что единоверен с православными, или той, в которой он говорит, что единомыслен с Блаватской?
Далее Православный Символ веры исповедует Христа “единосущным” Богу. Но рёриховское издание настаивает: «Елена Ивановна и Николай Константинович яро выступали против церковной догмы о Едином и Единородном Сыне Божьем Иисусе Христе»[164]. И “единосущная” Рёрихам Блаватская говорит – “я не верю в его тождественность Богу… Какое-то время назад я, возможно, верила в Иисуса, но не верила в Бога, а сейчас, когда я перестала верить в Иисуса, я начала верить в Бога, что по-моему, ничуть не хуже… Я верю в Его собственную святость,.. и не могу поверить в Его божественность и тождественность Богу”[165].
Не может в это поверить и современный рёриховец: “Когда Афанасий выдвинул идею о тождестве Бога-Отца и Бога-Сына,.. тогда был вбит последний гвоздь в крышку гроба, в котором упокоили знание и настоящее духовное учение”[166]?
Особую пикантность отрицанию Блаватской божественности Христа придает то обстоятельство, что, по верованию теософов, сами-то они - божественны: “тат твам аси, понимаешь”. И хотя Блаватская точно знает, что Христос – не Бог, однако в остальном – напускает тумана новосибирский рёриховец - “Что такое Бог или не Бог, не знает никто”[167]. Я все же дерзну предположить, что стул, на котором я сижу, - не Бог. А потому я на нем сижу, а не ему поклоняюсь…
