– Дом очень красивый, но огромный. Ты один здесь живешь?
Ник опустил бутылку.
– Конечно, а кто же еще?
– Ну, я не знаю, может, семья из пяти человек. – Делейни посмотрела на балкон, который, как она предполагала, вел к четырем спальням, о которых говорил Ник. – Ты собираешься в будущем завести большую семью со множеством детей?
– У меня нет намерения жениться.
Его ответ обрадовал Делейни, хотя она не понимала почему. Ведь не могло же ее беспокоить то, что Ник хочет провести жизнь с другой женщиной, целовать ее, заниматься с ней любовью, сводить ее с ума своими прикосновениями…
– И детей у меня тоже нет. Если только ты не забеременеешь. – Ник посмотрел на ее живот таким взглядом, как будто мог узнать ответ по одному его виду. – Когда ты будешь знать наверняка?
– Я уже знаю, что не беременна.
– Надеюсь, ты права. – Он подошел к окну и посмотрел в темноту. – Я знаю, в наше время незамужние женщины специально заводят детей. Быть незаконнорожденным уже не так позорно, как было раньше, но все равно нелегко. Я знаю, каково это. И не хочу обрекать на такую участь какого-нибудь бедного ребенка.
Делейни посмотрела на подтяжки, которые образовывали на его плоской спине букву Y. Она помнила, как когда-то мать Ника и Джосу сидели в школьном спортзале и смотрели спортивные матчи или праздничные программы. Генри и Гвен тоже обычно сидели где-то в зале. Делейни как-то никогда не задумывалась, что при этом должен был чувствовать Ник.
Она поставила бутылку на кофейный столик вишневого дерева и подошла к Нику.
– Ты не такой, как Генри. Ты бы не отрекся от своего ребенка.
Ей хотелось погладить Ника по спине, обнять за талию, положить руки на его плоский живот и прижаться щекой к спине, но она сдержалась.
– Генри, наверное, сейчас в гробу переворачивается.
– Думаю, он очень доволен собой.
– Почему? Он же не хотел, чтобы мы… – Делейни расширила глаза. – О, Ник! Я совсем забыла про завещание! Ты, наверное, тоже забыл?
Он повернулся к ней:
– На несколько критических мгновений это действительно вылетело у меня из головы.
Делейни посмотрела ему в глаза. Не было похоже, чтобы Ник очень уж из-за этого расстроился.
– Ник, я никому не скажу, обещаю. Мне не нужна эта земля.
– Тебе решать.
Ник отвел прядь волос, упавшую на лицо Делейни, и нежно погладил кончиками пальцев ее ухо. Потом взял ее за руку и повел наверх, в спальню.
Пока они шли по лестнице, Делейни думала о завещании Генри и том, какие последствия может иметь сегодняшняя ночь. Насколько Делейни знала Ника, он не из тех, кто упускает из виду что-то важное, тем более если речь идет о наследстве в миллионы долларов. Для этого она должна быть для него так же важна, как – Делейни в этом признаться боялась – он становится важным для нее. Ради того, чтобы быть с ней, Ник рискует очень многим, в то время как она рискует только самоуважением. Но, честно говоря, когда она об этом думала, то вовсе не чувствовала себя ни грязной, ни оскверненной – во всяком случае, сейчас… Может быть, утром почувствует.
Делейни ступила на толстый бежевый ковер. Французские окна спальни выходили на террасу второго этажа. Посреди спальни стояла огромная деревянная кровать, пододеяльник и наволочки на кровати были в бежевую и зеленую полоску. На одном комоде валялись ключи, на другом – газета, которую явно еще не читали. В спальне не было ни сантиметра кружев или оборок, ни единого цветочка в отделке. Это была чисто мужская комната. На стене над камином, отделанным камнем, висели оленьи рога.
Ник поставил бутылки на тумбочку возле кровати. Делейни расстегнула его рубашку и распахнула до талии.
– Мне давно пора увидеть тебя голым.
Она погладила ладонями его теплую кожу, коснулась тонких темных волосков, поднимающихся от живота к груди. Спустила с его плеч подтяжки и сняла с него рубашку. Ник скомкал рубашку и бросил на пол. Делейни окинула взглядом его упругую кожу, мощную грудную клетку, плоские темные соски, окруженные порослью волос, и сглотнула слюну. На ум приходило только одно: «Вот это да!» Она прижала руку к плоскому животу Ника, пробежала пальцами вверх по его ребрам и заглянула в серые глаза. Пока она раздевала его до трусов, Ник наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Он был прекрасен. Ноги у него были длинные и мускулистые. Делейни погладила пальцем татуировку на его руке, прикоснулась к груди, к плечам, провела руками вниз по спине. Когда ее рука двинулась ниже, Ник остановил ее, схватив за запястье. Он медленно раздел Делейни и уложил на мягкие фланелевые простыни. Их теплые тела прижались друг к другу. На этот раз Ник любил ее неторопливо. Его прикосновения были другими, не такими, как прежде. Он гладил все ее тело, соблазнял долгими чувственными поцелуями, дразнил ее груди горячим ртом и влажным языком, и когда он наконец вошел в нее, его движения были медленными, контролируемыми. Сдерживая себя, он доводил Делейни до неистовства и все это время неотрывно смотрел ей в глаза.
Чувствуя приближение оргазма, она закрыла глаза.
– Открой глаза, – хрипло сказал Ник. – Я хочу видеть твое лицо, когда ты кончаешь.
Делейни открыла глаза и встретилась с его напряженным взглядом. Что-то в его просьбе ее насторожило, но она не успела об этом задуматься – движения Ника стали резче, толчки глубже. Она обхватила ногами его бедра и забыла обо всем, кроме горячего напряжения желания, нарастающего в ее теле. К этой мысли Делейни вернулась только на следующее утро, перед рассветом, когда Ник поцеловал ее, прощаясь с ней у дверей ее квартиры. Глядя, как он уезжает, она вдруг вспомнила странное выражение его глаз, когда он держал ее голову в ладонях. Он смотрел так, как будто наблюдал за ней со стороны, отстраненно, но в то же время хотел, чтобы она помнила, что это он, Ник Аллегрецца, обнимает и целует ее, доводя до неистовства.
Они занимались любовью в кровати Ника, потом в ванне, но ни один раз не был похож на то безумное соитие в кладовке отеля, когда Ник любил ее с таким неистовством и жадностью, как будто совершенно утратил контроль над собой. В доме Ника Делейни ни разу не почувствовала себя желанной так остро, как это было в отеле.
«Я хочу тебя. Сейчас», – сказал тогда Ник. Он хотел ее так же отчаянно, как она его. Его прикосновения были жадными, полными желания, и Делейни мечтала о них больше, чем о медленных томных ласках.
Делейни заперла за собой входную дверь и сняла пальто. Они с Ником не договаривались о следующей встрече. Он не сказал, что позвонит, и хотя Делейни умом понимала, что, вероятнее всего, это к лучшему, не могла побороть разочарование. Ник из тех мужчин, от которых женщине не стоит ждать чего-то, кроме потрясающего секса, и о таких понятиях, как «следующий раз», лучше даже и не думать. Лучше – но не получается.
Над толстой сосной, засыпанной снегом, взошло солнце. Золотистые лучи разбежались по полузамерзшему озеру. Ник стоял в своей спальне у стеклянной двери на балкон и смотрел, как рассвет разгоняет тени. Снег сверкал на солнце множеством крошечных бриллиантов так ярко, что Ник отвел взгляд. Он отвернулся и посмотрел на кровать. Одеяло и простыня сбились на самый край.
Теперь он знал, что это такое. Он знал, что такое обнимать Делейни и прикасаться к ней так, как ему всегда хотелось. Теперь он знал, каково это, осуществить свою самую давнюю фантазию – уложить ее в свою постель, смотреть в ее глаза, погружаясь глубоко в ее тело, знать, что она его хочет и что он доставляет ей наслаждение.
У Ника было немало женщин. Возможно, больше, чем у многих других мужчин, но меньше, чем ему приписывала молва. Кому-то из них нравилось заниматься сексом медленно, кому-то – быстро, были среди его любовниц и изобретательные и те, кто признавал только миссионерскую позу. Одни считали, что все должен делать Ник, другие из кожи вон лезли, чтобы его ублажить. С некоторыми он и сейчас поддерживал дружеские отношения, других никогда больше не видел. Но ни одна из женщин никогда не заставляла его терять контроль над собой. Ни одна – до Делейни.
