Прошло немало времени, но Данилевской так и не удалось стереть из памяти страшную картину того сентябрьского дня.
Человеческая психика – тонкая материя, но она содержит защитные механизмы, блокирующие ужасные воспоминания. Они как бы запираются на замок и откладываются в самый дальний уголок сознания, так что, воспроизводя события прошлого, человек только пожимает плечами. Вроде я там был, все видел, но все словно вышибло, ничего не помню! Но в случае с Крапивиной Ольгой все было не так.
Прошло более полугода с момента ее кончины, но Диана так же отчетливо, как и в тот сентябрьский день, видела ее мертвое лицо и глаза, раскрытые так широко, словно стремящиеся напоследок охватить синеву бездонного неба. Смерть немилосердна и отвратительна, потому что отказывает человеку в праве перейти в другой мир красиво и достойно. Закрывая глаза, Данилевская видела натуралистические подробности падения с высоты на скалы и помнила, как ее выворачивало наизнанку тут же, рядом с мертвым телом. Она не могла остановиться, извергая содержимое своего желудка на траву, испачканную кровью подруги.
После этого каждая ночь для нее превратилась в кошмар. Она боялась закрывать глаза и вообще отказывалась ото сна, пока давящая тяжесть усталости не накрывала ее с головой, заставляя на краткое время забываться. Однако призраки преследовали ее и в сновидениях. Курящийся в низине туман, острые зубья скал, пронзительный крик «А-а!» и ужасный звук падения. Влажный шлепок, а потом ужасающая, вязкая тишина.
Обливаясь холодным потом, она просыпалась и долго лежала, уставив глаза в ночь. Суточный ритм времени потерял для нее всякий смысл. Диана существовала где-то на границе сна и реальности, не понимая подчас, что происходит с ней наяву, а что – лишь ночной кошмар…
– Итак, вы явились тогда, когда тело Крапивиной уже лежало у подножия скалы?
Диана проглотила комок в горле.
– Совершенно верно.
– Вы предпринимали какие-нибудь меры, чтобы помочь подруге, ну, или хотя бы удостовериться, что она мертва?
– В этом не было смысла. Она… она…
– Прошу прощения, – вклинился в разговор Максимов. Он укоризненно смотрел на Дубровскую. – Вы представляете, как выглядит человек, упавший со скалы? Есть ли смысл щупать пульс, когда его мозги разбросаны в радиусе нескольких метров?
Елизавета почувствовала себя уязвленной.
– Вы правы, но вопрос я задала не из простого любопытства. Я хочу понять, какие данные свидетельствуют о том, что Диана вообще была на месте происшествия?
– Она сообщила об этом сама, а позже дала письменные объяснения руководителю оперативной группы, выехавшей на место происшествия, – сообщил Максимов. – Так что говорить об алиби уже бессмысленно. Диана была там. Ужасное стечение обстоятельств!
– Но какова ваша версия ее гибели? – поинтересовалась Лиза.
– Я утверждаю, что это несчастный случай, – пожал плечами Максимов. – Первоначальные выводы следствия были абсолютно верны. Не знаю, кому понадобилось повторно вытаскивать скелеты из шкафа? Ведь очевидно, что Крапивина в то утро тестировала подготовленные для лазания трассы. Ее обнаружили в скальных туфлях. На земле остался мешочек с магнезией, которой она обрабатывала руки. Будучи опытной скалолазкой, Ольга тем не менее переоценила свои силы. Ее сгубила самонадеянность, а вовсе не чей-то злой умысел. Почему она пошла на гору в одиночку? Почему пренебрегла страховкой? Где был ее защитный шлем, черт подери?
– Но какая нелегкая привела Диану на место происшествия? – не сдавалась Елизавета. – Насколько я помню, было около восьми часов утра, и в лагере даже еще не приступали к занятиям.
– Она просто шла пообщаться с подругой, – не унимался Максимов. – Какой здесь может быть скрытый подтекст?
– Очень занимательно, – прокомментировала Елизавета. – Но все же я была бы крайне признательна, если бы на вопросы отвечала сама Диана. В суде вам не дадут слова. Вас не было на месте происшествия, стало быть, о чем вы можете говорить?
– Я действительно хотела поговорить с Ольгой, – произнесла Данилевская. – В последнее время мы не так часто общались. Кроме того, вокруг нее в лагере беспрестанно крутилась молодежь. Тем ранним утром я рассчитывала застать ее одну. Так и получилось… Она была совершенно одна, а вокруг – ни души!
– А вы не вспомните расположение трупа? Лежала ли она на спине либо, наоборот, лицом вверх? Видели ли вы какие-нибудь предметы, свидетельствующие о том, что Крапивина забиралась на скалу?
– Я видела ее глаза, – тихо проговорила Диана. – Они были залиты кровью. Я… я не знаю, как она упала. На спину, получается. А еще там была ее спортивная куртка, красная, кажется.
– А были ли у нее на руках перчатки? Ну, не знаю, что-то должно было защищать руки от ссадин? – спросила Елизавета.
– Перчатки? Не помню. На это я уже не обратила внимания. Мне… мне стало плохо. – Данилевская прикрыла глаза.
– Милая, с тобой все в порядке? – забеспокоился Максимов.
Она презрительно улыбнулась.
– Я – теперь я всегда в порядке. Гибель подруги меня бодрит!
– Может, на сегодня закончим? – спросила Лиза, с опаской поглядывая в сторону своей клиентки. Не хватало еще стать свидетельницей нервного припадка!
– Отлично, – отозвался Максимов. – Я вас провожу.
– Не понимаю, – говорила Дубровская Павлу уже в коридоре. – С ваших слов все выходит гладко. Несчастный случай на тренировке. Небрежность, стоившаяся Крапивиной жизни. С виду никаких признаков убийства! Подумаешь, Диана оказалась рядом. Должен же был ее кто-то обнаружить?
– Не думаю, что дело будет иметь судебную перспективу, – согласился Максимов. – Вопрос еще в том, а будет ли суд? Больше всего меня беспокоит то, что обстоятельства смерти Крапивиной предали огласке. Словно кто-то намеренно создает сенсацию, объявляя известную писательницу убийцей.
– Да, это очень неприятно, но, как я полагаю, огласки не избежать, – заметила Дубровская. – Я, конечно, никаких интервью давать не буду. Об этом не беспокойтесь. Но вот заткнуть рот журналистам вряд ли удастся. Вы же знаете, у нас свобода слова.
– Но есть еще и презумпция невиновности, – возразил Максимов. – Пока суд не вынес обвинительный приговор, Диана считается невиновной. Какое право они имеют о ней писать?
– Они должны подавать информацию правильно, только и всего. Дело не является закрытым, так как не содержит признаки охраняемой законом тайны. Разумеется, в случае положительного решения о виновности вашей жены мы потребуем опровержения.
– Но вред уже нанесен, – жестко произнес Максимов. – И вряд ли его исправишь каким-нибудь опровержением. Ярлыки у нас клеят быстро. Вот только отмыться от них удается не каждому. Но я не понял, вы предполагаете, может быть вынесение иного…
– Я не представляю пока, какими доказательствами обладает обвинение, – уклончиво ответила Лиза. – Вы же знаете, до определенной поры следователи не раскрывают свои карты.
– Ага! Следственная тайна, – догадался Павел.
– Что-то вроде того. Конечно, наступит пора, когда нас ознакомят с материалами дела и мы сможем прочитать показания свидетелей и данные экспертиз. Правда, это произойдет в самом конце расследования. Таковы правила. А пока мы можем только догадываться и собирать сведения по крупицам.
– Тогда я вам кое-что передам, – сказал Максимов и метнулся в соседнюю комнату. Уже через минуту он принес в руках объемную папку, перетянутую резинкой. – Держите. Прочитайте на досуге. Там газетные статьи, вырезки из журналов, рецензии.
И, словно отвечая на немой вопрос Елизаветы, он тихо заметил:
– Я не хочу, чтобы у вас были какие-то сомнения насчет Дианы. Она тут ни при чем. Вы увидите.
Дубровская не была уверена, что литературные рецензии помогут пролить свет на это дело, но папку у Максимова все же взяла.
Диана сидела в спальне, безучастно глядя в пол. Она слышала разговоры в прихожей, но не имела ни малейшего желания присоединиться к ним. Павел передал адвокату папку с вырезками, надеясь, что, прочитав хвалебные статьи, Дубровская будет думать о его жене лучше, чем думает сейчас. Какая глупость! Интересно, что сказал бы адвокат, увидев вот это?
