Алексей устало посмотрел на меня и на мгновение задумался. Он очень похудел за этот последний день, а его глаза, наверное, уже навсегда потеряли прежний добрый и чуточку наивный отсвет — они стали грустными и даже мудрыми, а на лбу появилась горизонтальная морщина. Не знаю, к каким он пришел выводам, но он поморщился и махнул рукой.

— Да пусть, что хотят, то и делают!..

— Леш, так нельзя, они ведь, как бараны, пнешь — пойдут, а не пнешь — помрут.

Иди, распинай их, пожалуйста.

Алексей тяжело, со стоном вздохнул и пошел их расталкивать — надо было принести и напилить дров, раскочегарить костер, чтобы они могли хоть немного высушиться…

Пробудить их к действию оказалось делом непростым — он не мог на них материться, а все остальное уже не действовало. Телогрейки еле шевелились под полиэтиленом, и, кажется, они были готовы провести так весь остаток жизни. Скопившаяся на пленке вода лилась прямо на телогрейку Женьке, но он стоически переносил это и не хотел вставать.

— Да ну их… — в отчаянии сказал Алексей после нескольких бесполезных попыток. — Я лучше сам все сделаю…

— А что Будаев? Рявкнул бы на них, они бы вскочили, как встрепанные… Нельзя под дождем лежать. Холодно.

— А ему все равно.

Однако после того, как Алексей развел костер, парни зашевелились, по-видимому, поняв, что отлежаться не удастся, стали потихоньку вылазить из-под пленки, одни сидели, устало глядя на то, как суетиться Алексей, другие стали помогать, сперва неторопливо, словно стараясь расходить затекшее тело, а потом более споро. И часа через два быт был налажен — рядом с костром, на обочине между дорогой и склоном установили палатку, на колышках у костра растянули мокрые спальники и телогрейки.

Увидев, что он здесь больше не нужен, Алексей отправился вверх по берегу реки — посмотреть, на месте ли мотоциклы. Мотоциклы были на месте, но он вернулся озабоченный.

— Знаешь, мне не нравиться, как стоит Щенок, — сказал он мне. — Его может смыть, он стоит ниже всех. Вчера, как вода попёрла, все уцепились за свои мотоциклы, а Щенка бросили. Я его затащил наверх, сколько сил хватило, а потом не смог сдвинуть. Надо бы туда сходить, поддернуть его повыше. И Женькин мотик тоже плохо стоит — его сильно топит, может унести… Я да Женька — мы последние шли, вот и получилось так…

Я сглотнула слюну.

— Я могу перейти по бревну, могу.

Алексей поморщился.

— Ну, сможешь, ну, а дальше-то что? Мы его с места не сдвинем. Тут мужика надо.

— Неужели откажут?

Они отказали. Все до одного. Даже Женька, который сперва переспросил, что именно надо, а потом отрицательно покачал головой.

— Не-а, не пойду.

Надо было видеть лицо Алексея, когда он это слышал. Он вернулся к палатке — злой и обиженный, словно малый ребенок, синие глаза смотрели гневно. Он снова тяжело и устало вздохнул.

— Я схожу, посмотрю, что там и как, может, сдвину его.

— Я с тобой, я пойду с тобой!

— Сиди. А то придется тебя вылавливать где-нибудь в Иркане… Я же знаю — ты высоты боишься, а если боишься, можно упасть…

Он вернулся через полчаса. Полчаса я стояла у переправы и вглядывалась в деревья на острове.

Он вернулся и сказал, что пока с мотоциклом все в порядке. И тут, глядя в его безмерно уставшие и вдруг даже постаревшие глаза, я зачем-то ему рассказала, как вчера, когда он переправлялся по этому бревну, Олег Рудин бил по нему ногой.

— Знаешь, я не знаю, зачем он это сделал, может, ему казалось, что это смешно?…

Алексей взглянул на меня своими изменившимися глазами и какое-то мгновение молчал.

— За что они так нас ненавидят? — горько спросил он вдруг меня, и пошел к палатке.

А мне захотелось плакать. Не надо было ему это говорить…

Даже в состоянии полной физической и эмоциональной прострации Алексей не унывал, — он пилил дрова, таскал со склона валежник, нашел среди наших вещей котелок и, когда дождь закончился, поставил греться воду, чтобы мы могли помыться. Я спасала продукты, — полезла в сваленную кучу вещей за тушенкой для обеда, и вдруг обнаружила, что на нас напали мыши! Увидев, что их застали на месте преступления, они с писком бросились врассыпную, Они слопали остатки вчерашнего хлеба и даже успели добраться до макарон. Мне в первый раз за долгое время стало смешно — это надо же, подвергнуться атаке грызунов! Это, однако, пострашнее медведя будет…

Мы перебрали вещи, отделили продукты и раздали по палаткам. Когда котелок вскипел, взяли бутылку с холодной водой, кружку и пошли подальше — помыться. В тот самый момент, когда я, помыв голову, вытирала волосы не совсем чистым полотенцем, Алексей вдруг взял меня за локоть и повернул лицом к дороге. По дороге кто-то шел. Мы быстро вытерлись и пошли к палаткам.

— Ну, точно я говорил, есть здесь женщина! — воскликнул, увидев меня, лысоватый, худощавый мужчина лет сорока в синей спецовке и вязаной шапочке. Рядом с ним стоял высокий красный рюкзак. — Ну, точно меня нос вел, да и следы — ведь женские же следы там, на дороге! А, Серега?

Серега был пониже, покоренастей и тоже с бородой, но только в бороде было гораздо меньше седины. Он был в старом спортивном костюме, без шапки, но рюкзак у него был не меньше. Видать, ребята далеко собрались.

— Кто такие? — сухо спросил Алексей.

— Общественные спасатели. Мотоциклистов ищем, пропала тут группа мотоциклистов, вы их не видели? — было непонятно, шутит он или говорит серьезно.

— Видели, как же. Нас ищите.

— А мотоциклы где?

— А мотоциклы… Там! — Алексей махнул рукой в сторону реки.

— А кто вчера в Кумору ходил? Вы?

— Мы.

— Ну, я же говорил, женские следы на дороге! — лысоватый хлопнул себя по коленке.

— А ты еще спорил! — он пригрозил пальцем Сергею.

Пока они сидели и отдыхали у костра, нам удалось выяснить, что искать нас должны были с вертолетом, и я уже стала прикидывать, а не выставят ли нам потом счет, как нас обрадовали, сказав, что погода, видите ли, с утра была нелетная, и вертолет пока остался в Северобайкальске.

— Так что решено искать вас пешком. Мы отсюда идем, а другая группа идет с юга.

— С нами были журналисты, — объяснила я спасателям, — они выехали отсюда двадцать восьмого, неужели не позвонили?

— Нет, никто не звонил! — лысоватый, его звали Александром, пожал плечами. — Мы выехали из Северобайкальска сегодня утром. Ладно, — он взялся за вязочку рюкзака, — сейчас чайку попьем, и назад пойдем! Нас километрах в шести УАЗик ждет, надо вертушку отменить. А то, — он вопросительно посмотрел на Будаева, — может, помочь вам, переправу бы настроили, мотоциклы ваши сюда перетянули… А? Вижу, веревки у вас хорошие, нагрузку выдержат.

— Не-а, не надо! — Будаев беспечно махнул в ответ рукой, как будто ему переправу «настроить» раз плюнуть, он их каждый день «настраивает».

Я не понимала его, я не понимала их всех. Им что, нравиться здесь сидеть и смотреть на реку?

— Леш… — не выдержала я и потащила его в сторону. — А почему они отказываются от помощи?

Но Алексей только отмахнулся от меня.

— Откуда я знаю…

Когда спасатели ушли, оставив нам несколько буханок хлеба, я с горьким сожалением бродила по берегу и смотрела на реку. «Ниу-ниу-нуи-ни-и-и», — снова я слышала это странный, гипнотизирующий звук шаманского камуса. Он доносился то ли сверху, то ли снизу, то ли с того берега. Я не выдержала и спросила Алексея, слышит ли он его. Он сдвинул на бок шапочку, чтобы было лучше слышно — Что-то я слышу, но вот что… Знаешь, Олег лазал на гору, говорит, там пчелы или осы, может, оттуда доносится?

Я прислушивалась, прислушивалась, и никак не могла понять природу звука. Пчелы?

Да, это было похоже на пчел, но даже пчелы не гудят так монотонно. Может, все же это река? А может?.. Я находилась в таком состоянии, я была настолько вымотана и подавлена, что готова поверить в любую чушь! Даже в духов… После вчерашнего «посещения» бурхана» спина болела сильно — мне приходилось мазать её обезболивающей мазью каждые несколько часов. Проходя мимо бурхана, я недовольно косилась на плексиглас оставленного «в подарок» ветровика, но даже подходить ближе не решалась.