Судя по доносившимся разговорам, в комнату где находился труп вошел не один человек, а несколько. Время от времени раздавалось плаксивое хныканье женщины и утешающе-покровительственный голос мужчины. Иногда вмешивалась еще одна женщина, в тоне которой звучало нечто заискивающее.

«Жена или подружка Райнака, служанка и старый приятель, собирающийся загрести под себя все, что останется без присмотра, – предположил варвар. – Ну ладно, сейчас они смоются, залезем мы, а что толку? Не надо было соглашаться идти сюда…»

Хлопнула дверь, Ринга немедленно высунулась, бросила один короткий взгляд внутрь дома и снова спряталась.

– Что там? – поинтересовался северянин. – Свалили?

– Остались две женщины, – шепотом доложила девушка, присаживаясь рядом. – Стоят возле стола, одна вроде плачет.

Из чистого любопытства Конан тоже осторожно заглянул в окно. Удивленно поднял бровь и толкнул устроившуюся на заросших травой камнях Рингу:

– Погляди-ка сюда, только тихо.

Женщины в комнате отнюдь не оплакивали усопшего. Они тихо, но отчетливо смеялись, предусмотрительно отойдя подальше от двери. Старшая – низенькая полная заморийка с начинавшими седеть темными волосами и черными, юркими глазками, и младшая, явно не здешняя уроженка – высокая, рыжеватая блондинка, похожая на проворную лисицу. Обе в трауре, но хихикают без всякого признака полагающейся печали.

– А рыженькая ничего, – безжалостно заметил киммериец, с удовольствием услышав рядом тихое разъяренное шипение. – Когти убери, между прочим.

– Варвар, – сердито проворчала Ринга, в самом прямом смысле выпустившая коготки. – Задушу. Когда-нибудь.

– Силенок не хватит, да и пропадешь без меня… Тихо!

Служанка подошла к двери и выглянула:

– Никого, госпожа Линдисса. Но они скоро вернутся.

– Пусть возвращаются, – равнодушно ответила рыжая красотка по имени Линдисса. – Я к тому времени буду безутешно рыдать.

Она не сдержалась и снова захихикала:

– Иштар Великая, наконец-то он подох! Кто бы это не сделал, я ему бесконечно благодарна… Хватит с меня мучений, подозрений и вечных сопровождающих!..

– Вот они, женщины, – вполголоса добавили за окном. – Не успел один помереть, как она уже мчится к другому!

– Чари, ты сегодня же сходишь… знаешь куда, – распоряжалась тем временем госпожа Линдисса. – Скажешь, что я буду ждать вечером… если удастся удрать от них. Если не приду вовремя – пусть подождет, я ж не гвардеец, чтобы бегать по приказу. Так, а теперь…

Ветреная красавица порылась в складках одежды и вытащила крохотный флакончик. Недовольно скривилась, откупорила, вытряхнула на ладонь несколько капель содержимого и тщательно втерла в глаза. Спустя мгновение она уже захлебывалась безостановочно текущими слезами.

– Редкостная мерзость… – с трудом проговорила она. – Чари, пошли отсюда, сил моих нет…

Поддерживаемая верной служанкой рыдающая Линдисса покинула комнату. Двое за окном переглянулись и по очереди бесшумно перемахнули через подоконник.

Киммериец на всякий случай выглянул за дверь, убедившись, что овдовевшая подружка (или законная супруга) убралась достаточно далеко, а больше отдавать долг памяти усопшему никто пока не собирается. Ринга подошла поближе к столу и принюхалась:

– А покойник-то воняет.

Похоже, в комнате разлили целую бочку с благовониями, но стойкий приторный запах все равно оставался.

– Ну что, не раздумала? – осведомился северянин, обходя стол и осматривая тщательно закрытый труп.

– Нет, – вздохнула Ринга. – Идти, так до последнего.

– Тогда стой у двери и слушай.

Белый шелк, как выяснилось, был подвернут под края стола и приколочен мелкими гвоздиками. Пришлось их вытаскивать по одному с помощью кинжала. Затем освобожденный край покрывала аккуратно откинули в сторону, открыв тщательно обмотанное широкими белыми лентами тело.

«Интересно, сколько лет каторги в Заморе полагается за… Так, под осквернителей и грабителей могил мы не подходим – он еще не похоронен, – киммериец осторожно приподнял и надрезал ленту, закрывавшую лицо. – Труп мы не воровали, ничего от него не откромсали… А, все равно, поймают – мало не покажется. Значит, не должны поймать… Нет, кому же назначила свидание эта рыженькая?»

– Ринга, иди сюда.

Рабирийка послушно оставила свой пост у двери и приблизилась к столу. Остро отточенный кинжал с еле слышным треском разрезал последний слой шелка. Девушка издала еле слышный сдавленный звук, а привыкший ко всему наемник неожиданно почувствовал сильнейшее желание оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда.

– М-м-м, – выдавила Ринга. Ее и без того белая кожа приобрела слегка зеленоватый оттенок.

– В окно и без шума, – приказал варвар, подозревая, что сейчас может произойти. Но Ринга справилась, вцепившись в доски стола и с усилием несколько раз сглотнув.

– К-какая гадость, – наконец, выговорила она. – Что с ним сделали?

– Зашили, я так полагаю, – буркнул Конан. – Чтобы совсем не развалился. Налюбовалась?

– Дай кинжал, – попросила девушка. Получив оружие, наклонилась, и, стиснув клинок обеими руками – чтобы не дрожал – осторожно повернула голову покойника. Сначала на левый бок, затем на правый, внимательно осматривая уцелевшие участки кожи на шее. Она явно искала признаки чего-то, и, не найдя, перевела дух.

– Закрывай.

Вот эту просьбу киммериец выполнил с величайшим удовольствием. Ринга отошла подальше от стола, в задумчивости сплетая и расплетая пальцы, и ожидая, пока на столе все будет приведено в относительный порядок.

– Так что ты узнала? – поинтересовался северянин, пытаясь вернуть вещам на столе первоначальное положение. Девушка помолчала, и неожиданно спросила:

– Скажи, когда люди клянутся именами своих богов, они соблюдают потом эти клятвы?

– Хм, – вопрос стоил того, чтобы немного подумать. – Порой нарушают. Хотя случается и так, что лучше выполнить обещанное, а то потом хлопот не оберешься. А что?..

– Я не человек, – продолжала Ринга. – Значит, на меня людские законы не распространяются, так? Но мне очень нужно дать клятву.

– Я тебе и так поверю, – хмыкнул Конан, прилаживая на место оборванный шелк.

– Это нужно мне! – упрямо повторила девушка. – Мне самой! Иначе я не смогу убедиться в том, что вижу на самом деле то, что вижу. Мне надо сказать это вслух.

Она выглядела очень взволнованной и несколько испуганной. Не зрелищем вида покойного Райнака, а чем-то другим, более страшным.

– Ну поклянись, может, полегчает, – предложил киммериец. – А то у тебя вид, будто призрака увидела. И давай побыстрее.

Похоже, представления людей и гулей о том, что такое клятвы, в корне отличались. Гули Рабирийских гор, несмотря на все свои отталкивающие привычки, относились к таким вещам немного серьезнее. Или Ринга, прожившая большую часть жизни среди людей, стала исключением из правил, полагая, что в мире имеется что-то нерушимое. Проще было дать ей выговориться и выслушать, чем убеждать в том, что она глубоко заблуждается.

Девушка помедлила, собираясь с духом, и неторопливо, тщательно выговаривая каждое слово, произнесла:

– Ночью, хранившей меня, и двурогой луной, что освещает мой путь, я подтверждаю свои слова здесь, завтра и в следующих кругах моей жизни. Никто из моего народа не делал этого.

Она глубоко вздохнула и облегченно добавила:

– Ну вот, сказала. В самом деле полегчало.

– Кажется, и так было ясно, что гули здесь не при чем, – проворчал северянин.

– Нет, не ясно, – упрямо перебила Ринга. – Ты ведь тоже не верил, что в городе есть гуль, пока не наткнулся на меня. Теперь веришь.

– Верю тому, что вижу.

– Я боялась, что это совершил одержимый луной, – задумчиво сказала девушка. – Но здесь совершенно другое.

– Какая нам теперь разница, что? – не понял варвар. – Неизвестный убийца отправил местного задаваку на тот свет, твои сородичи здесь не при чем. Какого Нергала тебе еще надо?