Кинжал просвистел в воздухе, и вонзился в деревянный щит, который висел на стене. Это была вежливая просьба трактирщика утихнуть.

Красивая танцовщица извивалась на сцене, под довольное улюлюканье завсегдатаев таверны. По трактиру плыл тяжелый сигаретный дым, смешиваясь с запахом спиртного и приобретая от этого сильный, терпкий аромат.

Над Ликадоном воцарилась ночь, и в разных районах этого города ночь была разной. В торговых все было тихо и безлюдно еще с вечера, когда весь товар был распродан, а покупатели разошлись. Днем эти места наполнялись шумом и гамом, криками торговцев, которые наперебой расхваливали свой товар и плачем прохожих, у которых что-то украли. Жилые районы тоже были пусты. Простые горожане редко задерживались на улицах после захода солнца. Ну а в промышленных районах, которые пользовались недоброй славой, жизнь только начиналась…

выводила цыганка грудным голосом, проходя мимо столиков и бросая пламенные взгляды на посетителей.

Закинув ногу на ногу, Гестер сидел за поломанным столиком и держал в руках тонкий бокал с кальвадосским бренди. Его изготавливают из лучших яблок, и выжав сидр, оставляют отстаиваться в больших кедровых бочках. Бренди отдавало на губах терпким привкусом. Алый плащ Гестера был расстегнут на несколько пуговиц, выставляя на показ ослепительно-белую рубашку.

пела цыганка, махая подолом черной юбки.

Гестер равнодушно посмотрел на певицу и отпил глоток из бокала, закусив маленьким кусочком лакина. Эти плоды с кислым и солоноватым вкусом завозили в Ликадон из южных островов.

Он пришел сюда не за зрелищами и песнями. Тут было спокойно. Шумно, грязно, надымленно, но спокойно. Здесь не было стражи, ни офицеров порядка. Не было ни тюремщиков, ни шпионов полиции. Но ничто не препятствовало погибнуть от руки пьяного сотоварища…

на высокой, пронзительной ноте она закончила песню и красивым, грациозным движением вытащила искусственный цветок-украшение из волос и бросила его в зал. Украшение попало в чей-то бокал, который незамедлительно осыпался осколками. Послышался грубый, пьяный окрик. В ту же секунду несколько метательных стилетов полетели в неловкую певицу и порвав рукав, сорвали шаль, до крови оцарапав ей руку. Певица вскрикнула и нагнулась. Капли крови заблестели на дощатом полу. Цыганка быстро отбежала за барную стойку, скрывшись где-то в глубине здания.

Посетители одобрительно загоготали. Гестер поморщился, словно от зубной боли, и отставил бокал. Члены Воровского Подполья всегда так «развлекались после трудного рабочего дня», как они это сами называли.

Вздохнув, Гестер до конца застегнул свой плащ, и направился к выходу. На него никто не обратил внимания, потому что на сцену снова вышла танцовщица, и покачиваясь в такт музыке начала снимать свои многочисленные наряды.

Прохладный ночной воздух понравился Гестеру своей свежестью после затхлости таверны. Последний раз оглянувшись, Гестер бросил взгляд на запыленную вывеску кабаре «Кровавая Слеза».

Газовые фонари пускали на мостовую потусторонние блики, освещая террасу Пантомим. Никто не знал, почему ее так назвали, ведь никаких пантомим здесь не показывали. Злые языки поговаривали, что террасу названо так из-за лицемерия и лживости сенаторов и чиновников, оттого что они словно те мимы делали только вид, что что-то решают или делают. Ведь недалеко находилось фешенебельное здание мэрии, поражавшее всех своими стенами из черного мрамора и двустворчатой дверью из красного дерева.

Мэрия была пуста, и ее окна слепо смотрели на улицу незажженными окнами. Гестер быстро прошел мимо нее, и подняв ворот, свернул в дурно пахнущую улочку. Таким как он, было опасно даже ночью появляться в подобных местах. После получаса ходьбы Гестер подошел к небольшому одноэтажному бараку с покошенной деревянной крышей и поломанными оконными ставнями. Наконец-то дома!

Струйка пара зашипела и выстрелила из воздухоотвода в пробирке.

Гестер трепанул волосами и принялся доставать из многочисленных полок склянки и бутылки. Эти полки были сродни огромной картотеке, в которой вместо бумаг и справок стояли пузырьки, пробирки, бутылки, громадные банки и крохотные флаконы. А выше высели маленькие крючки, на которых висели аккуратные снопы свежих и засушенных трав. К каждой полочке была прикреплена небольшая латунная табличка, на которой значились непонятные, явно «мертвоязычные» слова.

Но Гестер знал, что «Heamotoxic» и «Cardiotoxins» например, означало, что на этих полках содержатся составляющие, которые разрушают кровеносные сосуды и кровь, убирая связь между кровеносными тельцами. Ну а «Neurotoxin» воздействовали на мозг и нервную систему, и любого человека вмиг можно было сделать или послушного ягненка, или опасного сумасшедшего. «Nefrotoxin» — назывались, наверное, самые мерзкие и коварные токсины. Они разрушали ткань печени, медленно, но верно приближая жертву к смерти. Она не могла ни выпить воды, ни ничего съесть, умирая или от жажды и голода, или от страшных, адских болей.

Многие травы на крючках имели тоже, увы, не декоративный характер. Например, небольшое растение сине-ягодник с пряным запахом, имело в своем стебельке яд, который по силе равнялся скорпионьему. Ну а мариока воздействовала на лицевые и затылочные мышцы, парализуя лицо. Об этом можно было многое, очень много рассказать…

Гестер вытащил из под кровати небольшой котелок, и аккуратно, по капельке, влил в него жидкость из нескольких бутылочек. Ему предстояло исполнить обычный заказ от Воровского Подполья. Подполье часто заказывало партии различных ядов, используя их в своих целях. Гестер был там на хорошем счету и пользовался уважением (если это можно было назвать так). А еще за выполненные заказы хорошо платили…

Гестер был гениальным зельеваром, настоящим мастером своего дела. Он делал это с фантазией и тонким подходом, как настоящий творец — наслаждаясь каждым моментом. Подполье ценило таких людей, и вскоре он получил эту комнату на захудалом складе, который пользовался дурной славой среди людей. А это было как раз на руку, ведь члену такой организации не нужно лишнее внимание.

Жидкость в котелке вскипела, и по комнате поплыл удушающий аромат. Гестер поспешно погасил огонь и кинул в чан несколько белых кристаллов. В ожидании пока они растворятся, он вытащил из шкафа несколько пустых флаконов и влил туда содержимое котелка через спринцовку…

Это было большое здание, которое находилось вне черты города, в небольшом пролеске, который умело маскировал резиденцию самого опасного сообщества за последних три века.

Даже белые наружные стены не привлекали к себе внимания, скрытые густым лесным покровом. Мраморная лестница, венчавшаяся двумя черными шарами, вела в огромные двустворчатые двери, открыв которые можно попасть в огромный холл…

В кабинете Гарриуса Питта было надымленно как никогда. Его помощница едва успевала вытряхивать из каменной жабы-пепельницы окурки.