На следующий день я навестила Амарилис. Внешние признаки беременности уже стали заметны. Она должна была родить в августе, а Елене сейчас было уже девять месяцев.

— Как поживаешь, плодоносящая лоза? — спросила я. Она поцеловала меня и сказала, что в последнее время стала чувствовать себя лучше.

— Тяжелее всего три первых месяца, — она.

— Тебе, конечно, видней, — сказала я. — Похоже, ты приобретешь большой опыт в этих делах!

— Что ж, следует мириться с некоторыми неприятными ощущениями, зато как чудесно, когда ребенок появляется на свет!

Она задумчиво поглядела на меня:

— Я часто думаю о тебе…

— Ну, теперь у тебя появятся более интересные темы для размышлений!

— Я… немножко беспокоюсь.

— За меня?

— Я понимаю, что Эдвард очень милый человек, но жизнь… Моя мать говорит…

— Хватит об этом. Со мной все в порядке. Я живу той жизнью, которую избрала сама! Вчера я виделась с Питером.

— Да? — она бросила на меня быстрый взгляд.

— Мы немножко поболтали.

— Он рассказывал мне. Джессика…

Я почувствовала, что она собирается произнести очередную тираду с извинениями, поскольку ей было все еще не по себе из-за брака с Питером. Она думала, как и многие другие, что он интересовался мной, и я была уверена в том, что его предложение застало ее врасплох. Я была уже по горло сыта переживаниями из-за того, что именно я чувствую, и их беспокойством по поводу того, что вышла замуж за инвалида. Я перевела разговор на другую тему:

— Полагаю, Питер очень рад, что у вас будет еще ребенок?

— О да, он хочет мальчика!

— Мужчины всегда хотят мальчиков! Просто удивляюсь, почему они сразу не выбрасывают новорожденных девочек на улицу и не дают им замерзнуть до смерти? Ах, эти никому не нужные бедняжки!

— Джессика, перестань молоть чепуху! Он обожает Елену, как и все мы. Сама мысль о том, что он смог бы причинить ей какой-то вред… — она передернула плечами.

— Да меня просто раздражают эти навязчивые мысли о мальчиках! Мой отец точно такой же, а если припомнить, что он всегда предпочитал женское общество… мужскому, то просто хочется смеяться!

— Ну, ты всегда очень серьезно относилась к таким вещам! Эдвард тоже серьезный человек. Мне кажется, у вас с ним хорошие отношения.

— Мы понимаем друг друга. А ты с Питером?.. Очень уж вы не похожи!

— Влечение противоположностей!

— Понимаю… — глядя в ее искреннее открытое лицо, я чувствовала, что дело действительно в этом.

Это произошло позже, когда я была в комнате Эдварда, а Джеймс подбрасывал дрова в камин. Начинал дуть холодный ветер.

— Этого следовало ожидать, — сказал Эдвард. — На дворе еще март, и зима еще не раз напомнит о себе до наступления настоящей весны.

Дрова занялись, и Джеймс повернулся ко мне.

— Не достать ли вам шахматную доску? — спросил он. — Вчера вы не доиграли интересную партию!

Эдвард обрадовался:

— Думаю, дорогая, я здорово прижал тебя! Я сделал бы мат в два хода, если бы…

— Если бы! — сказал Джеймс В этом-то и дело! Миссис Баррингтон всегда отчаянно дерется, попав в сложное положение.

— Думаю, ты прав, — согласился Эдвард. — Сколько раз я уже предвкушал близкую победу, которая, казалось, была у меня в руках, но в последний момент Джессике всегда удавалось перехитрить меня.

— Спасибо тебе, Джеймс, — ответила я. — Я рада, что вы оба признаете, что у меня несгибаемая натура.

Джеймс установил столик и поставил на него шахматную доску.

— Ну вот, — сказал он, — все точно так, как было в разгар вашей страшной битвы!

Мы сосредоточились на шахматах, а Джеймс, понаблюдав некоторое время за нами, вышел.

Минут через десять он просто ворвался в комнату, и было ясно, что у него какие-то ошеломляющие новости.

— В чем дело? — воскликнул Эдвард.

— Мистер Джонатан только что приехал из Эверсли с важным сообщением. Сейчас он поднимется к вам. Наполеон бежал с Эльбы!

Итак, эйфория последних месяцев пропала в один миг. Исчезнувший было страх вновь вселился в нас. Льву удалось бежать из клетки! Он вновь готовился к прыжку все только и говорили об этом побеге, спрашивая, что же теперь будет? Неужели все начнется сначала? Неужели мы вновь будем втянуты в войну?

Больше всех была обеспокоена моя мать. Визит в Бургундию был еще свеж в ее памяти. Она строила планы приглашения Шарло с семьей к нам и нашей поездки летом в Бургундию. А теперь этот мерзавец сбежал и готовился начать все сначала.

Мы с Эдвардом часто бывали в Эверсли. Говорили здесь много, но все о Наполеоне и том, какое в связи с этим ожидает нас будущее.

Дэвид смотрел на события спокойнее других. У моего отца был холерический темперамент, а его ненависть к французам не позволяла ему рассуждать хладнокровно. Джонатан вообще довольно равнодушно относился к этим событиям. Питера больше всего заботило, каким образом все это отразится на его делах. Так что с наибольшим вниманием я прислушивалась именно к Дэвиду. Часто после обеда мы подолгу засиживались за столом, пускаясь в долгие разговоры. Дэвид сказал:

— Наполеон — идол для Франции, и временное поражение не может изменить этого факта! Французы никогда не относились к королю благосклонно, и того, что после возвращения своего героя они свергнут короля, следовало ожидать!

— Я слышал, вся Франция приветствует возвращение Наполеона! — воскликнул отец. — Дураки! Они что, хотят войны? Жаждут новых завоеваний?

— Ну разумеется, — заметил Джонатан. — Кто же откажется от новых завоеваний?

— Они не приносят ничего хорошего народу, — продолжал отец. — Французы радуются тому, что восстановили свою непобедимую армию! Им нравится думать, что вся Европа под властью Наполеона!

— Ну да, он же делал королей и правителей из членов своей семьи, — добавила мать. — Причем независимо от их достоинств!

— Это, конечно, слабость, — согласился Дэвид. — Причем именно та, к которой склонно большинство людей. Но давайте смотреть в лицо фактам: реставрация Бурбонов была непопулярна, Людовик настроил против себя армию, назначив на высокие посты эмигрантов, которые совсем недавно дрались рука об руку с союзниками против Франции.

— Они дрались за восстановление монархии! — горячо вмешался отец.

— И против Франции! — заметил Дэвид. — Теперь Наполеон появился в качестве освободителя страны, и армия объединилась вокруг него!

— И теперь, — недовольная мать, — начнется сначала?

— Я слышал, — сказал Питер, — что он разжирел, а свои победы он зачастую одерживал благодаря своей физической форме.

— Он ведь эпилептик, правда? — спросила Клодина.

— Говорят, что в молодости у него бывали припадки, — ответил Дэвид, — но это не помешало ему стать одной из самых выдающихся личностей Европы. Что бы вы о нем ни думали, это следует признать!

— У нас найдется достойный соперник ему! — заявил отец. — услышать бы, что предпринимает наш герцог?

— Удачно, что он оказался на месте именно в этот момент! — добавил Дэвид.

— Да, — согласился отец. — Этот идиот Ливерпуль собирался послать его в Америку. Слава Богу, герцог отказался: возможно, он предвидел, что случится нечто подобное. Во всяком случае, он не пожелал надолго отлучаться из Англии, пока жив Наполеон, пусть даже в ссылке.

— И что теперь? — спросила Амарилис. Муж улыбнулся ей:

— Поживем — увидим.

Дальше события разворачивались так. Веллингтон принял на себя командование армией и в начале апреля отправился в Бельгию. Силы Наполеона росли с каждым днем. Он был объявлен освободителем Франции. Людовик бежал в Гент, и на улицах Парижа народ плясал от радости: к ним вернулся герой-завоеватель!

Каждый день мы просыпались с неприятным ожиданием. В прошлом Наполеон одержал так много побед, что стал легендой, а с легендами трудно бороться. Но у нас был могущественный герцог, и для нас он тоже был героем. Мы считали его таким же непобедимым, каким французы считали своего Наполеона.